Петр Романов. Клирик - Екатерина Аникина Страница 14

— Петя, — Наташа дождалась, когда меня пропустят, подбежала и обняла. Я же прижал её к себе и легонько похлопал по спине. — Я уж думала, что ты не навестишь деда. Мы же в Москву поедем. Меня тоже в Академию перевели, доучиваться. А как мы будем жить? Я так понимаю, нам бывший дом Ивана отдают? И за нами никакого пригляда не будет? — затараторила она довольно эмоционально.

— Тише, Ната, остынь. Я не понимаю, о чём ты трындишь. Помедленнее говори. — Попытался я остановить её, потому что Наташа явно старалась вывалить на меня все новости скопом, чтобы ненароком ни о чем не забыть.

Судя по всему, она по какой-то причине была несколько обеспокоена, и мне казалось, что не переезд в столицу был этому причиной. Точнее, не только этот переезд.

— Я рада, что ты приехал, и что в Москву мы поедем вместе. — Медленно и с расстановкой проговорила она, делая глубокий вдох. А потом отстранилась и принялась оглядывать меня с ног до головы. — Ты изменился, Петя. Сильно изменился. Стал такой… — Она щелкнула пальцами, пытаясь подобрать слова, но так и не смогла. — Ты стал похож на клирика.

— Я и есть клирик, Ната. Моё официальное звание — младший клирик. И в ликвидации прорывов мне тоже пришлось поучаствовать, так что, здесь всё честно. — Я скупо улыбнулся. — Что тебя тревожит? — попытался разузнать я, пристально глядя ей в глаза.

— Всё хорошо, — тряхнула она головой, отводя взгляд.

Что-то тут явно было не чисто, но признаваться она по какой-то причине не хочет. Нужно встретиться с дедом, может, он чего путного скажет. А может и вовсе знает, что с его старшей внучкой творится. Хотя, возможно, я себя накручиваю, и все эти беспокойства всего лишь девичьи переживания. Наташка же могла и влюбиться в кого. А если этот счастливчик не подходит ей, то тут есть о чём переживать.

— Пошли уже в дом, Наташа. Надо же мне и с дедом, Петром Алексеевичем, поздороваться. — Медленно протянул я, всё ещё пытаясь понять в чём причина её беспокойства.

— Ты иди, а я немного погуляю, воздухом свежим подышу. В Москве такого не найдёшь. — Наташа ещё раз обняла меня, махнула рукой Петьке, который только равнодушно кивнул, и пошла по тропинке в глубину живописного сада.

Мы же пошли в направлении виднеющегося от ворот дома, озираясь по сторонам. Я ни разу здесь не был, и теперь боялся что-нибудь перепутать. На память Петеньки надежды было очень мало, она уже давно мне ничем помочь не могла. Оставалось лишь надеяться, что у меня будет время хотя бы осмотреться. Да и нарисовать карту помещений не помешает, так, на всякий случай.

Опасался я того, что буду бесконечно долго блуждать по большому дому в поисках деда, зря. Пëтр Алексеевич ждал меня в просторном холле, облокотившись на перила широкой лестницы, прямо напротив входа.

— Ты мог сообщить, что сегодня возвращаешься, я бы прислал кого, встретить по-человечески, — сказал он вместо приветствия, пристально глядя на меня пронзительным взглядом. Скорее всего, я действительно изменился, потому как иной причины для такого изучения собственной персоны дедом придумать не мог.

— Вот! А я говорил! Я говорил! — заорал Петька. — И не нужно было бы ноги бить. Это же уму не постижимо, сколько мы километров прошли. У меня болят мышцы даже на пальцах ног. А всё из-за твоей недальновидности.

— Вот же, стрекозёл какой, — усмехнулся дед, переводя взгляд на оборотня.

— Не так уж и много километров мы прошли, — прервал я Петькины жалобы. — И вообще, ты всё сегодняшнее утро на травке провалялся, а я, между прочим, на прорыве был. Прямо с ликвидации монастырь покинул. А перед этим у меня серьёзная тренировка была. И мне не показалось, что слишком долго мы шли.

— Тем более, нужно было дать ногам отдых, расслабиться. Если бы постарался, тебе еще служанку какую отрядили, чтобы ножки помассажировала. Что ты так на меня смотришь, я же о тебе забочусь, — поднял он руку вверх с оттопыренным указательным пальцем, словно, какую-то дельную мысль излагал. — И вообще, после того адового измывательства над послушниками, которое почему-то называется тренировками, какой-то десяток километров для тебя, это тьфу, просто растереть и выбросить. А вот мы с Сонечкой к подобным измывательствам не привыкли. Ладно, меня тебе не жаль совсем, так хоть кошечку бы пожалел, изверг. — Пëтр Алексеевич продолжал смотреть с любопытством на болтливого оборотня, а я выкинул локоть назад, попав ему точно между рёбер. — Оу! Больно же, — он отскочил от меня подальше, потирая ушибленный бок. — Чего дерёшься?

— Заткнись, кретин, — процедил я сквозь зубы, наблюдая за дедом. — Не слушай его, вечно болтает без меры, никак не может язык прикусить.

— То, что двойник твой болтает почище самой мерзкой сплетницы, я уже давно понял, только и в его болтовне можно услышать кое-что весьма познавательное. Например, о том, что тренировки у клириков больше на пытки похожи, — прищурился дед, задумчиво потерев рукой подбородок.

— Это не так, — я покачал головой. — Нормальные там тренировки. Да, с непривычки каждая косточка ноет. Но, попробуй на лошадь сесть после большого перерыва, и не так болеть будешь. Обвыкнуться надо и всех делов.

— Куртку сними. — Внезапно приказал дед.

— Зачем? — я нахмурился, с трудом поборов желание закутаться посильнее.

— За надом. Снимай, — я растерянно оглянулся на Петьку, но тот лишь насуплено плечами пожал, мол, не понимает он, что это на деда нашло такого.

Но, глава клана отдал приказ, и у меня не было ни малейшего повода не подчиниться этому приказу. В конце концов, дед не заставлял меня сделать что-то сверхъестественное. Просто мне было не до конца понятно, зачем ему понадобилось меня раздевать.

Положив на пол мешок с вещами, я нехотя расстегнул все застежки и стянул с себя куртку, бросив её на лестничные перила. Под курткой на мне была надета только майка. Легкую кольчужную рубаху, которая носилась под курткой, я снял в своей келье, когда вещи собирал. Всё-таки домой собирался, а не на прорыв очередной, а в рубахе было жарковато.

Дед все так же не отводил от меня взгляда, а потом протянул руку и дотронулся