Кости мотылька. Книга 4. Бесконечная война - allig_eri Страница 14

Город жил своей жизнью и отовсюду раздавался шум. То жрецы собирали народ на проповедь, то мчался отряд кавалеристов, то торговцы громко нахваливали свой товар. Возле дешёвых таверн собирались пьяницы, а в стороне от них, тяжело топая, двигался инсурий с тремя солдатами, которые подозрительным взглядом осматривали всех вокруг.

Таскол был наготове, ожидая скорое пришествие Челефи.

Периодически императрица затыкала нос от вони, но изредка наоборот, тянулась за запахом — например свежей выпечки. Бесконечная смесь ядовитого и душистого. Каналы так сильно возмущали её своим мусором и зловонием, что она решила издать закон об их очистке, когда вернётся во дворец.

На новой улице мимо них проехала процессия важных всадников, откуда надменные аристократы смотрели на горожан, как на дерьмо под своими сапогами. Милене с Безой пришлось обойти их.

Императрица давила возмущение, наблюдая за несовершенством столицы, которую ранее полагала идеальной во всём. Но нет, то каналы, то запахи, то стражники, которые играли в кости, вместо того, чтобы охранять…

«Я уже не одна из них, — осознала Мирадель. — Не одна из народа».

Годы правления и жизни по совершенно другим законам превратили её в иностранку, которая ничего не понимала. И хоть императрица знала, что бесчисленные тысячи людей совершали путешествия, ничем не отличающиеся от того, который проделали они с Карсином, ей казалось чудом, что они добрались до места назначения без каких-либо происшествий. Со временем улицы становились всё более узкими, всё менее людными и настолько лишёнными запаха, что она, наконец, перестала зажимать свой нос.

На протяжении дюжины ударов сердца Милена даже шла совершенно одна со своим капитаном гвардии, борясь с внезапным, необъяснимым подозрением, что они с Санторионом сговорились убить её. Эта мысль наполнила женщину стыдом и ужасом.

Власть, решила она, искажает зрение.

И вот они подошли к нужному дому, выглядящему столь старым и древним, что заложили его, наверное, ещё ровесники родителей Дэсарандеса. Беза начал сверяться с маленькой картой, которую ему вручил Санторион, а Мирадель просто осматривалась.

«Типичные трущобы, — подумала женщина. — Судя по виду, место заброшено. Разве что какие-нибудь бездомные…»

Вокруг стояла чуть ли не зловещая тишина, что резко било по ощущениям императрицы, успевшей привыкнуть к городскому шуму.

Когда Милена снова взглянула на Карсина, тот смотрел на неё встревоженным взглядом.

— Прежде чем вы уйдёте… Могу ли я говорить, ваша милость? Говорить свободно, — спросил он.

— Конечно, — кивнула женщина.

Неожиданно для неё, капитан настойчиво, хоть и предельно аккуратно, схватил её за руку. Этот поступок поразил Мирадель, одновременно испугал и ободрил.

— Я умоляю вас, ваша милость. Пожалуйста, умоляю вас! Не начинайте эту игру, она не приведёт ни к чему хорошему. Высший жрец — это прерогатива Хореса. Лишь бог должен решить его судьбу, — в глазах мужчины блеснул страх.

«Он переживает и волнуется за меня», — поняла императрица.

— Боги не всесильны, Беза, — только и смогла она сказать. — Будь всё иначе, то Империя уже правила бы миром.

В старом доме её окутал запах мочи. Проходя по обшарпанным, грязным полам, Милена вспомнила Ольтею, чей полутруп продолжал лежать во дворце. Это было просто нестерпимое ощущение, единственная мысль, которую её душа могла принять, когда дело доходило до оправдания того, что она собиралась сделать.

Гораздо более тёмные, более ужасные оправдания бурлили внизу. Неожиданно к ним примешалась яркая мысль, принёсшая толику облегчения. Мысль о том, что у них с Дэсарандесом не было общих детей, ведь иначе они могли бы оказаться под ударом дворцовых интриг. Интриг, которые Силакви решил обрушить на её голову!

Это странно — организовывать свою жизнь вокруг немыслимого, делать так, чтобы все твои движения, слова, умолчания, вертелись вокруг него. Иногда Мирадель казалось, что её руки и ноги не соединялись под одеждой, что они просто висели вокруг воспоминаний об её теле и сердце. Иногда она чувствовала себя не более чем облаком совпадений, словно её лицо, руки и ноги плыли в чудесном согласии друг с другом. Что-то вроде живых руин, без единого объединяющего принципа, который связал бы её части вместе.

Когда-то в прошлом лестничный колодец этого здания был открыт небу, но сейчас императрица могла видеть лишь нити света между досками высоко вверху. Ступеньки почти осыпались, заставляя её цепляться за кирпичную стену, чтобы безопасно подняться. Она знала много таких домов, как этот, созданных в древности, возведённых в дни славы, о которых никто, кроме учёных, теперь не помнил. Однажды, ещё до встречи с Дэсарандесом, её разбудил страшный рёв среди ночи. И что любопытнее всего, после этого наступила полная тишина, как будто весь мир остановился, чтобы перевести дыхание. Она, спотыкаясь, подошла к окну, и какое-то время ещё совсем юной девушке был виден только тусклый свет факелов и фонарей сквозь черноту и пыль. Только утром Милена увидела развалины дома напротив, кучи мусора и висящие остатки угловых стен. Он просто рухнул под тяжестью времени. В мгновение ока сотни её знакомых — пекарь и его слуги, торговец супом, который целыми днями зазывал посетителей, перекрывая уличный шум, вдова, которая отваживалась со своими полуголодными детьми попрошайничать на улицах, — просто исчезли. Прошли недели, прежде чем под развалинами были найдены последние трупы.

И сейчас она шла по такому же строению.

Ближе к концу подъёма вонь стала невыносимой. Она остановилась на втором этаже, всматриваясь и моргая. Мирадель глубоко вдохнула, ощутила вкус земляной гнили, впитавшейся в раствор и обожжённый кирпич, и почувствовала себя сильной, необъяснимо сильной. Из четырёх дверей, которые она смогла разглядеть, одна была приоткрыта, отбрасывая на грязный пол полоску серого света.

Императрица обнаружила, что крадётся к этой двери. Несмотря на грубую ткань плаща, её охватило какое-то брезгливое нежелание пачкать то, что было добрым и прекрасным.

О чём она только думала? Она не могла этого сделать… Она должна была бежать, мчаться обратно ко дворцу Ороз-Хор…

И всё же ноги сами несли женщину вперёд.

Наружный край двери отодвинулся, как занавес, открывая комнату за ней.

Убийца стоял, глядя в окно из центра комнаты, откуда он едва ли мог надеяться увидеть что-нибудь интересное. Рассеянный свет омывал его профиль. Если не считать некоторой торжественной напряжённости, ничто