О. Генри - Горящий светильник (сборник) Страница 15

В одиннадцать часов они пошли в церковь в Крокусвиль. Проповедник, заметив ее, призывал все громы небесные на ее голову. По обе ее стороны сидели непоколебимые родители и сурово наблюдали за происходящим над ней судом. Муравей прополз по ее шее, но Мэри не посмела шевельнуться. Она опускала глаза перед собранием молящихся – этим стооким цербером, охраняющим ворота, в которые ее проталкивали ее грехи.

Ее душа была полна почти фанатической радости, потому что она вырвалась из когтей тирана – свободы. Догмат и вера сковали ее с такой благодетельной жестокостью, как стальной бандаж охватывает ноги искалеченного ребенка. Ее загнали в тупик, запугали, сковали, надели на нее смирительную рубашку, привели к молчанию, застращали. Когда они вышли из церкви, пастор остановился, чтобы поздороваться с ними. Мэри смиренно опускала голову и на все его вопросы отвечала только «да, сэр»; «нет, сэр». Когда она увидела, что другие женщины прижимали молитвенники к груди левой рукой, она покраснела и быстро переложила свой молитвенник из правой руки в левую.

С трехчасовым поездом она вернулась обратно в Нью-Йорк. В девять она сидела за круглым столом в кафе Андре. Здесь собралось почти то же общество.

– Где вы были сегодня? – спросила мисс Посзунтер. – Я звонила вам в двенадцать, и вас не было дома.

– Я была далеко – в богеме, – ответила Мэри с мистической улыбкой.

Ну, вот! Мэри меня подвела. Она испортила нарастание моей темы. Я хотел бы вам сказать, что богема не что иное, как страна иллюзий, в которой вы не живете. Если вы пытаетесь приобрести в ней права гражданства, то немедленно весь двор и свита собирают свой архив и сокровища и удаляются от вас куда-то в горы.

Ровно в половине двенадцатого Каппельман, введенный в заблуждение необычной мягкостью и медленностью речи Мэри Адриан, пытался поцеловать ее. В то же мгновенье она ударила его по лицу с такой силой и яростью, что он отскочил, отрезвленный, с пылающим красным отпечатком руки на растерянном лице. Все встрепенулись, как будто тень огромных крыльев вспугнула стаю чирикающих воробьев. Кто-то нарушил главный закон богемы, гласящий «Laisser faire». Пощечина произвела эффект школьного учителя, вошедшего в класс расшалившихся учеников. Женщины опустили свои рукава и пригладили растрепавшиеся прически. Мужчины взглянули на часы. Не последовало никакой ссоры. Это просто была молчаливая паника, вызванная появлением полисмена – Совести, который постучал в двери игорного дома – Сердца. В то время как они медленно надевают свои пальто, делая вид, будто ничего не случилось, и бормочут непривычные для них официальные приветствия, я должен распроститься с моей компанией богемы.

Впечатление каждого рассказа может быть ослаблено, если осветить его с другой стороны. Вот это-то я теперь и хочу сделать.

Минни Браун со своей теткой приехала из Крокусвилля в Нью-Йорк, чтобы посмотреть город. Ввиду того что в июле месяце, когда я жил в их деревне, Минни водила меня к безрыбным ручьям и сломала мой фотографический аппарат, я должен был показать ей все достопримечательности Нью-Йорка.

В особенности ее очаровала богема. Она была поражена и восхищена, сколько остроумия можно почерпнуть в вине.

Однажды вечером я прочел ей рукопись этого рассказа, который тогда кончался без этого добавления, и спросил ее мнение.

– Я не совсем запомнила время отхода поезда, – сказала она. – Сколько времени была Мэри в Крокусвилле?

– Десять часов и пять минут, – ответил я.

– В таком случае конец правдивый, – сказала Минни. – Но если бы она оставалась там неделю, Каппельман получил бы не пощечину, а поцелуй.

На пароме

(Перевод Эвы Бродерсен)

На углу улицы, в потоке людского прилива и отлива, стоял человек из Номи – человек, твердый, как гранит. Полярное солнце и ветры окрасили его лицо в темно-коричневый цвет. Его глаза сохраняли лазурный отблеск ледников.

Он был живой, как лисица, жесткий, как котлета из канадского оленя, и такой же громадный, как северное сияние. Он стоял, обрызганный Ниагарой звуков – грохотом надземной железной дороги, шумом автомобилей, стуком колес и переругиваниями кучеров и ломовых. Превратив золотой песок, добытый на севере, в кругленькую сумму в сто тысяч долларов и вкусив в течение недели нью-йоркской жизни, человек из Номи невольно вздохнул при мысли о необходимости снова вернуться в Чилкут, в страну, далекую от уличного шума и яблочных пирожных.

Вверх по Шестой авеню, вместе с потоком быстро идущих, болтающих, веселых, спешащих домой людей, шла девушка со своей службы из магазина Зибер-Мэзона. Человек из Номи невольно обратил на нее внимание, так как она ему показалась необыкновенно красивой. Затем он заметил, что она шла с такой уверенной грацией, с какой бегут влекомые собаками полярные сани по гладкой снежной поверхности. Все это, вместе взятое, возбудило в нем страстное желание обладать ею, – так быстро возникают желания в людях из Номи. Кроме того, он через короткое время должен был возвратиться на север, и поэтому было необходимо как можно скорее привести свое желание в исполнение.

Сотни девушек из огромного универсального магазина Зибер-Мэзона шли по тротуару. Они представляли несомненную опасность для мужчин, которые в продолжение многих лет не видели других женщин, кроме индианок. Но человек из Номи остался верен той, которая пробудила дремавшее в нем чувство. Он окунулся в поток и последовал за ней.

Она быстро скользила по Двадцать третьей улице, не оглядываясь по сторонам и кокетничая не больше, чем мраморная статуя Дианы. Ее красивые каштановые волосы были аккуратно уложены; ее чистая блузка и аккуратно выглаженная черная юбка говорили о ее вкусе и экономии. В двадцати футах за ней следовал человек из Номи, воспламененный страстью.

Мисс Клэрибель Кольби, девушка из магазина Зибер-Мэзона, жила на острове Джерсей. Она вошла на пристань и быстрой, удивительно красивой походкой добежала до парома, который как раз двинулся с места. Человек из Номи покрыл отделяющие его двадцать футов в три прыжка и вскочил на паром сразу вслед за ней.

Мисс Кольби заняла уединенное местечко у перил парома. Ночь была теплая, и она желала скрыться от любопытных взоров и назойливых разговоров пассажиров. Кроме того, ей необычайно хотелось спать, и она чуть не падала от усталости. Накануне она всю ночь протанцевала на ежегодном балу в клубе приказчиков оптовых рыбных складов и не успела выспаться, так как ей нужно было в обычное время быть на службе.

К тому же день выдался необычайно беспокойный. Покупатели были как-то особенно придирчивы и надоедливы, ее лучшая подруга, Мэми Тетхил, обидела ее тем, что пошла завтракать с другой служащей.

Девушка из магазина Зибер-Мэзона была в том размягченном настроении, которое часто овладевает самостоятельными служащими девушками. Это настроение наиболее благоприятно для мужчин, которые собираются ухаживать за ними. В такие моменты девушки жаждут перемен в надоевшей им будничной жизни. Они жаждут утешения, поддержки, сильной руки и покоя, покоя. Мисс Клэрибель Кольби к тому же очень хотела спать.

И вот к ней подошел сильный мужчина с обветренным коричневым лицом, хорошо, но немного небрежно одетый, со шляпой в руке.

– Леди, – сказал человек из Номи почтительно, – простите меня, что я обращаюсь к вам, но я… я видел вас на улице и…

– Отстаньте, пожалуйста, – проговорила девушка, взглянув на него со всей холодностью, на которую она была способна. – Неужели нет возможности отделаться от вечных приставаний? Я уж все перепробовала, – и ела лук, и носила длинные булавки для шляп. Ступайте своей дорогой, сэр!

– Я не из таких, леди, – сказал человек из Номи, – честное слово, нет. Как я вам сказал, я увидел вас на улице и я так страстно пожелал познакомиться с вами, что не мог поступить иначе, как последовать за вами. Я боялся, что если с вами не заговорю, то я вас никогда больше не увижу в этом большом городе. Вот почему я к вам подошел.

Мисс Кольби пристально посмотрела на него при тусклом освещении парома. У него не было приторной улыбки или бесстыдного нахальства уличных соблазнителей. Сквозь его полярный загар светилась искренность и скромность. Она почувствовала к нему некоторое доверие и сказала, вежливо скрывая зевок рукой:

– Вы можете сесть, но помните, если вы себе позволите какие-нибудь вольности, я немедленно позову сторожа парома.

Человек из Номи уселся около нее. Он восхищался ею, – он более чем восхищался ею. Она совершенно подходила к его идеалу женщины, который он так долго и тщетно искал до настоящего времени. Сможет ли она когда-нибудь полюбить его? Это нужно было узнать. Во всяком случае, он должен сделать все, что было в его силах, чтобы ближе познакомиться с нею.