Двадцать лет спустя - Дюма Александр Страница 15

Он сейчас же вспомнил о своем мешке и бросился к шкафчику. Он не ошибся: в ту минуту, как он входил в комнату, какой-то человек влезал в окно.

– А, негодяй! – закричал д’Артаньян, приняв его за вора и хватаясь за шпагу.

– Сударь! – взмолился этот человек. – Ради бога, вложите шпагу в ножны и не убивайте меня, не выслушав. Я не вор, вовсе нет! Я честный и зажиточный буржуа, у меня собственный дом. Меня зовут… Ай! Может ли быть? Нет, я не ошибаюсь, вы господин д’Артаньян.

– Это ты, Планше? – вскричал лейтенант.

– К вашим услугам, – ответил Планше, сияя, – если только я еще гожусь.

– Может быть, – сказал д’Артаньян. – Но какого черта ты лазишь в семь часов утра по крышам, да еще в январе месяце?

– Сударь, – сказал Планше, – надо вам знать… хотя, в сущности, вам, пожалуй, этого и знать не надо.

– Что такое? – переспросил д’Артаньян. – Но сперва прикрой окно полотенцем и задерни занавеску.

Планше повиновался.

– Ну, говори же! – сказал д’Артаньян, когда тот исполнил приказание.

– Сударь, скажите прежде всего, – спросил осторожно Планше, – в каких вы отношениях с господином де Рошфором?

– В превосходных! Еще бы! Он теперь один из моих лучших друзей!

– А! Ну тем лучше!

– Но что общего имеет Рошфор с подобным способом входить в комнату?

– Видите ли, сударь… Прежде всего нужно вам сказать, что господин де Рошфор в…

Планше замялся.

– Черт возьми, – сказал д’Артаньян. – Я отлично знаю, что он в Бастилии.

– То есть он был там, – ответил Планше.

– Как так был? – вскричал д’Артаньян. – Неужели ему посчастливилось бежать?

– Ах, сударь, – вскричал, в свою очередь, Планше, – если это, по-вашему, счастье, то все обстоит благополучно! В таком случае нужно вам сказать, что вчера, по-видимому, за господином де Рошфором присылали в Бастилию…

– Черт! Я это отлично знаю, потому что сам ездил за ним.

– Но, на его счастье, не вы отвозили его обратно; потому что, если бы я узнал вас среди конвойных, то поверьте, сударь, что я слишком уважаю вас, чтобы…

– Да кончай же, скотина! Что такое случилось?

– А вот что. Случилось, что на Скобяной улице, когда карета господина де Рошфора пробиралась сквозь толпу народа и конвойные разгоняли граждан, поднялся ропот, арестант подумал, что настал удобный момент, сказал свое имя и стал звать на помощь. Я был тут же, услышал имя графа де Рошфора, вспомнил, что он сделал меня сержантом Пьемонтского полка, и закричал, что этот узник – друг герцога Бофора. Тут все сбежались, остановили лошадей, оттеснили конвой. Я успел отворить дверцу, Рошфор выскочил из кареты и скрылся в толпе. К несчастью, в эту минуту проходил патруль, присоединился к конвойным, и они бросились на нас. Я отступил к Тиктонской улице, они за мной, я вбежал в соседний дом, его оцепили, обыскали, но напрасно – я нашел в пятом этаже одну сочувствующую нам особу, которая спрятала меня под двумя матрацами. Я всю ночь или около того оставался в своем тайнике и, подумав, что вечером могут возобновить поиски, на рассвете спустился по водосточной трубе, чтобы отыскать сначала вход, а потом и выход в каком-нибудь доме, который бы не был оцеплен. Вот моя история, и, честное слово, сударь, я буду в отчаянии, если она вам не по вкусу.

– Нет, напротив, – сказал д’Артаньян, – право же, я очень рад, что Рошфор на свободе. Но ты понимаешь, что, попадись ты теперь в руки королевских солдат, тебя без пощады повесят?

– Как не понимать? Черт возьми! – воскликнул Планше. – Именно это меня и беспокоит, и вот почему я так обрадовался, что нашел вас; ведь если вы захотите меня спрятать, то никто этого не сделает лучше вашего.

– Да, – сказал д’Артаньян. – Я, пожалуй, не против, хоть и рискую ни много ни мало, как моим чином, если только дознаются, что я укрываю мятежника.

– Ах, сударь, вы же знаете, что я рискнул бы для вас жизнью.

– Ты можешь даже прибавить, что не раз рисковал ею, Планше. Я забываю только то, что хочу забыть. Ну а об этом я хочу помнить. Садись же и ешь спокойно: я вижу, ты весьма выразительно поглядываешь на остатки моего ужина.

– Да, сударь, потому что буфет соседки оказался небогат сытными вещами, и я с полудня съел всего лишь кусок хлеба с вареньем. Хоть я и не презираю сладостей, когда они подаются вовремя и к месту, ужин показался мне все же чересчур легким.

– Бедняга! – сказал д’Артаньян. – Ну, ешь, ешь!

– Ах, сударь, вы мне вторично спасаете жизнь.

Планше уселся за стол и принялся уписывать за обе щеки, как в доброе старое время, на улице Могильщиков.

Д’Артаньян прохаживался взад и вперед по комнате, придумывая, какую бы пользу можно было извлечь из Планше в данных обстоятельствах. Тем временем Планше добросовестно трудился, чтобы наверстать упущенное время.

Наконец он испустил тот удовлетворенный вздох голодного человека, который свидетельствует, что, заложив прочный фундамент, он собирается сделать маленькую передышку.

– Ну, – сказал д’Артаньян, полагавший, что настало время приступить к допросу, – начнем по порядку: известно ли тебе, где Атос?

– Нет, сударь, – ответил Планше.

– Черт! Известно ли тебе, где Портос?

– Тоже нет.

– Черт! Черт! А Арамис?

– Ни малейшего понятия.

– Черт! Черт! Черт!

– Но, – сказал Планше лукаво, – мне известно, где находится Базен.

– Как! Ты знаешь, где Базен?

– Да, сударь.

– Где же он?

– В соборе Богоматери.

– А что он делает в соборе Богоматери?

– Он там причетник.

– Базен причетник в соборе Богоматери! Ты в этом уверен?

– Вполне уверен. Я его сам видел и говорил с ним.

– Он, наверное, знает, где его господин!

– Разумеется.

Д’Артаньян подумал, потом взял плащ и шпагу и направился к двери.

– Сударь, – жалобно сказал Планше. – Неужели вы меня покинете? Подумайте, мне ведь больше не на кого надеяться.

– Но здесь не станут тебя искать, – сказал д’Артаньян.

– А если сюда кто войдет? – сказал осторожный Планше. – Никто не видел, как я вошел, и ваши домашние примут меня за вора.

– Это правда, – сказал д’Артаньян. – Слушай, знаешь ты какое-нибудь провинциальное наречие?

– Лучше того, сударь, я знаю целый язык, – сказал Планше, – я говорю по-фламандски.

– Где ты, черт возьми, выучился ему?

– В Артуа, где я сражался два года. Слушайте: «Goeden morgen, myn heer! Ik ben begeeray te weeten the ge sond hects omstand».

– Что это значит?

– «Добрый день, сударь, позвольте осведомиться о состоянии вашего здоровья».

– И это называется язык! – сказал д’Артаньян. – Но все равно, это очень кстати.

Он подошел к двери, кликнул слугу и приказал позвать прекрасную Мадлен.

– Что вы делаете, сударь, – вскричал Планше, – вы хотите доверить тайну женщине!

– Будь покоен, она не проговорится.

В эту минуту явилась хозяйка. Она вбежала с радостным лицом, надеясь застать д’Артаньяна одного, но, заметив Планше, с удивлением отступила.

– Милая хозяюшка, – сказал д’Артаньян, – рекомендую вам вашего брата, только что приехавшего из Фландрии: я его беру к себе на несколько дней на службу.

– Моего брата! – сказала ошеломленная хозяйка.

– Поздоровайтесь же со своей сестрой, master Петер.

– Wilkom, zuster! – сказал Планше.

– Goeden day, hrôer![5] – ответила удивленная хозяйка.

– Вот в чем дело, – сказал д’Артаньян, – этот человек ваш брат, которого вы, может быть, и не знаете, но зато знаю я; он приехал из Амстердама; я сейчас уйду, а вы должны его одеть; когда я вернусь, примерно через час, вы мне его представите, и по вашей рекомендации, хотя он не знает ни слова по-французски, я возьму его к себе в услужение, так как ни в чем не могу вам отказать. Понимаете?

– Вернее, я догадываюсь, чего вы желаете, и этого с меня достаточно, – сказала Мадлен.

– Вы чудная женщина, хозяюшка, и я полагаюсь на вас.