Сибирские сказки - Автор Неизвестен -- Народные сказки Страница 15

А этот конюх поправился, очухался и узнал, что Бова-королевич спит на кухне. Написал таку записку, чтобы Бова-королевич немедленно в Верзаулово царство явился, и на грудь Бове-королевичу положил. А Дружневна-королевна недосмотрела это.

Бова-королевич пробудился, за грудь хватился и прочитал, что немедленно в Верзаулово царство явиться. Он еще молодой был, ничего не сообразил и к Дружневне-королевне не зашел (она бы его не отпустила). И он пошел, коня своего вывел, клал на него потники, на потники — коврики, на коврики — ковры сорочински, вставал вальяшно, садился черкацко, брал с собой меч-кладенец, саблю востру и поехал. Дружневна-королевна его потеряла, не знат, где он.

А Бова-королевич едет дорогой. Скоро сказка ска-зыватся, время дивно минуется. Кто его знат, сколько он там суток едет. И день жаркий был. Ему навстречу попадат старый старик и несет туяс[14] на плечах. «Чо у тебя в туясе?» — «Вода напиться». Слез с коня, дал Бове-королевичу воды и насыпал спящего зелья. Бова-королевич напился и уснул крепким сном и спит, шестеро суток не разбужается. А этот старик взял у его шашку, взял коня и увел к царю.

Бова-королевич разбудился, у его нет ни коня, ни шашки. Он захватил руками голову: «Вот когда моя головушка погинула». Хватил в карман, вытащил записку, што ему надо в Верзаулово царство, и опеть пошел в это царство.

Подходит он к Верзаулову царству. У их Ивашка-соломенная шапка подскочил к Бове-королевичу: «Куда ты идешь?» — «Я, — гварит, — в Верзаулово царство». — «Куда ты! Я тридцать лет царство охраняю, мимо меня птица не пролетывала, зверь не пробеги-вал, а ты хочешь еще пройти». Бова-королевич как наотмашку дал — Ивашка как жив не бывал, убил его.

Вот приходит он в царство к Верзаулу, вынимат записку и подает Верзаулу. Верзаул спрашиват: «Как ты, — гварит, — попал в царство-то? Как тебя Ивашка-то пропустил?» — «Я вашему Ивашке дал наотмашку — он как жив не бывал». Верзаул и кричит: «Держите его! Вот этот и злодей, он убил моего сына».

А у Верзаула была дочь Селима Верзауловна, она сразу влюбилась в Бову-королевича и приходит к отцу, к Верзаулу. «Тятенька, — гварит, — не был для меня лих, так будь настолько добрый. Што же, — гварит, — теперя нам не воротить Верзаула Верзауловича, што он убил, и Ивашку — соломенную шапку теперь нам не воротить. Может быть, он сменят свой закон на наш покон[15], меня, — гварит, — возьмет замуж за себя и будет наша защита и оборона, будет царство наше хранить». А Бова-королевич ответ дал, што «не буду я ваше царство хранить и не возьму тебя замуж». Селима говорит слугам: «Посадите его в темну темницу на трое суток, посидит, тогда, может, вздумат меня взять». Посадили его, он просидел трое суток, Селима Верзауловна говорит: «Идите, приведите богатыря, он теперь проголодался, так возьмет меня, войдет в нашу веру».

А сама нарядилася и свои груди выпустила наверх. Приходит Бова-королевич. «Сменяй, — гварит, — свой закон на наш покон, возьми меня замуж». А он ей отвечат: «Не надо»-гварит, — мне тебя, потому, что ты роду царского и выпустила груди наверх. У нас, — гварит, — мержачки по соломам таскаются и то свои груди наверх не выпускают». Она в то время рассердилась и говорит: «Посадите его в темну темницу на шесть суток, засыпьте темну темницу песком». Ну и посадили, засыпали.

Шесть суток минуло, она и говорит: «Подите, выгребите, может, он теперь возьмет меня за себя». Стали двери разгребать, песок сверху сыплется, ничо не могут сделать. Она стоит и говорит: «Вы лучше сверху разгребите, дыру сделайте, в темну темницу спуститесь, узнаете, живой — нет он». Вот они взяли, сверху разгребли песок, дыру сделали в темну темницу, а Бова-королевич в угол пятился, чтобы не сыпался на него песок, и нашел в углу меч-кладенец и саблю востру. (Тут, наверно, не один богатырь был, в этой темнице, погублен). И он тогда только кое-как подымает и перекрестился: «Ну, слава богу, теперь я еще, может, жив буду». И вот они стали спускаться в темну темницу по одному человеку. Спустят одного — он ему голову ссекет, спустят другого — тоже ссекет, И так весь день до потемок спущали. День прошел, она говорит: «Ну, бросим сёдни, завтра сделам». И ушли, никакого караулу не поставили. А Бова-королевич видит, што все затихло, взял этих мертвяков-то крест-накрест склал и по этим мертвякам в эту дыру вылез и ушел.

Скоро сказка сказыватся, время дивно минуется. Неизвестно, сколько он шел. И этот старик попадат навстречу, он его за ворот взял: «Щас, — гварит, — хочешь быть живым или не хочешь?» Старик этот и говорит: «Бова-королевич, не губи меня, я еще тебе на нужно время гожусь». — «Што ты мне годишься? Я из-за тебя чуть не погинул сейчас. Куда, — гварит, — моего коня девал?» — «Я коня, — гварит, — увел к царю обратно». — «А Махрабрун женился на Дружневне-королевне?» «Нет, — гварит, — не женился. — Дружневна-королевна не выходит за него замуж». — «И Махрабрун, — гварит, — там живет?» — «Нет, Махрабрун в свое царство уехал сейчас и Дружневну-королевну с собой увез, а Дружневна-королевна коня твоего с собой взяла». Бова-королевич спрашиват: «А далеко царство Махрабруново?» — «Вот сейчас туто придешь в него, только, — гварит, — у них не пройдешь в царство, потому что нищеты столько, што не протолкаешься, неделю не попадешь. Махрабруну надо, чтобы венчаться, а Дружневна-королевна говорит: «Вот подам милостыню всем, тогда будем венчаться». По злотнице, — гварит, — подает — по Бове-королевичу. Вот и нищеты много. Только Бову-королевича нельзя называть: как назовут — помянут, так она на три часа обмират. Ну вот, я тебе, — гварит старик, — дам старого зелья, дам молодого зелья и дам спящего зелья». Ну и вот дал ему. Бова-королевич взял зелья и пошел. И вот дошел до речушки, почерпнул воды, насыпал старого зелья, умылся, сделался старым-старым стариком. Ну и дошел до царства. Ну, как в царство идти? Столько нищеты. Он как нищего толкнет — за ним десять нищих падают, ему дорога сделается. Быстро дошел до Дружневны-королевны. Она стоит на парадном крыльце с няньками, с мамками, подает милостыню по злотнице. Он подходит и говорит: «Дружневна-королевна, подай милостыньку не для ради вашего закону, а ради Бовы-королевича». Нарочно сказал это, она обмерла, ее няньки унесли. А там приказали: старика