Неизвестно - Савин В. Днепровский вал (Мв-5) Страница 17

Да что же ты делаешь, суко! Нашел, когда помереть. Сердце не выдержало, неужели упыриные штучки так влияют? Ну их нах, еще и второго до смерти запугаю.

Так, этот похоже, из другого совсем теста. Ишь как зыркает, разорвать готов! Будь я голливудским героем, отвязал бы его и устроил бы поединок, победишь меня отпустим, проиграешь скажешь все - но мне нужны не эффекты, а информация, и ты мне ее дашь, даже если подохнешь, не я экстренное потрошение придумал, и не ты первый ему подвергаешься, вот только пасть ему пластырем с прорезью залепить, в книжке какой-то правильно было написано, так и делают, чтобы не заорал, зато шептать разборчиво вполне может. И начнем походно-полевое гестапо.

Мы не звери. Просто, договор и какое-то уважение, это лишь с равным. А врага надо ломать, до состояния, ты никто и звать никак. И когда даже для него это будет факт несомненный, тогда лишь собственно допрос. И дело это, как рассказывал мне “жандарм” Кириллов - а кто может знать вопрос лучше, чем комиссар НКВД? - очень тонкое, требует четко отслеживать как физическое состояние пациента, чтоб не помер раньше срока, так и психологическое, когда он готов к искреннему сотрудничеству. Хотя кажется бездушным, но лишь на вид, ведь что ломает лучше, чем сила, которой глубоко по барабану на твою единственную и неповторимую личность? Грязная конечно работа, а что делать - у меня на гражданке кот был, роскошный, не шапка, а целый воротник, это я говорил ему, когда он в очередной раз под столом в углу нагадит, ну бзик был такой у зверя, однако ему прощалось за многие прочие достоинства, так вот убирать приходилось мне, лопаточкой, а после еще пол отмывать, как в казарме. Ну что поделать, надо.

А он по-русски пытается орать! Это что, наши процедуры сознание прояснили, или что вероятнее, из эмигрантов, в Финляндии ведь не один художник Репин после семнадцатого остался? Финн, ты ксивы их смотрел? Так какого черта мне не доложил, мы бы тогда время не теряли, с этим и без переводчика можно? Я не спрашивал, а ты сам сообразить не мог? Не видать мне пока квалификации “палач-контрразведчик”. Продолжим?

Раскололи мы этого, куда он денется, детали опустим, как неэстетичные. Вот только проблема, когда показания сравнивали с фельдфебельскими, то обнаружили расхождения, причем заметные, и кто из них врет? Ладно, поглубже копнем, ты вообще что за птица и откуда залетел? Не ради трепа, делать мне тут нечего, вон уха уже готова, стынет - а чтобы понять, что у этого фрукта за мотивация, идейный он и врет сознательно, просто не знает, или оказался размазней, “флюгером”? Последняя категория кстати, по словам “жандарма”, для следака сущая беда: охотно признают и подпишут что угодно, вот только полезный выход с их басен очень близок к нолю.

Говоришь, как вы смеете бить и пытать русского офицера, дворянина? Что-то не понял, какой армии ты офицер, по годам не выходишь, чтобы в гражданку против наших воевать. Папа у тебя из благородиев, или еще повыше? И в каком полку он служил, у Юденича, или Колчака? А вот это тебе за “быдло”, чтобы больше не хамил! Повторяю вопрос: где ты и твой папаша служили России? И был, небось, никаким не боевым офицером, а каким-нибудь земгусаром, или вообще штафиркой? А может и происхождения он не благородного, а самого что ни на есть быдляцкого? Ух ты, как вскинулся, при последних словах, а про земгусара снес. Ну значит прав я оказался - боевой белогвардейщины в Финляндии почти не было, если только не этнические финны, как генерал-лейтенант Русской Армии Карл Густав Маннергейм - армия Юденича, отбитая от Петрограда в девятнадцатом, была интернирована в Эстонии, с юга России и от Колчака тем более не в Финляндию бежали, а в более культурные места, вроде Парижа, да и Юденич с воинством там в итоге оказались, ну скучным и насквозь провинциальным местом была Финляндия в двадцатые-тридцатые. А вот всякие петербургские бездельники, как только запахло жареным, драпанули в огромных количествах через самую близкую границу, тридцать камэ до Белоострова, и сидели там на чемоданах в ожидании “пока восстановят порядок”, кто-то, вот только не мы. Так какой России ты служишь - что, “той, которую мы все потеряли”? Отчего мы смеемся - да ты не поймешь!

Что ты сделал для России, урод? Вот я - убил больше двухсот немцев. Что ты вякаешь, “о вольности дворянской”? Чтобы целая шобла бездельников жрала в три горла, считала себя элитой и ни черта не делала, любите нас за то что мы есть, такие гордые и красивые? И это и есть Россия, которую кто-то потерял, гимназистки румяные и господа юнкера? Вякаешь, “легко бить связанного человека”? А хочешь, я тебя развяжу? И убью - нет, если ты со мной справишься, тебя не отпустят, а пристрелят, но ты можешь попытаться захватить с собой хоть одного из своих врагов. Что, ты даже не знаешь, что убивать можно и пустыми руками? Или зубами вцепляться в горло, если не осталось ничего другого? Так какой же ты русский офицер? Ты - быдло, и не смей обижаться, если к тебе так.

Что и требовалось доказать - слезы у мужчины, быдло, дозволительны лишь когда погибает друг, или горе его стране, но никак не из жалости к себе! Воешь, отчего мы не оставим в покое, “этот последний кусочек той России, пусть даже среди чухны”? А отчего мы должны уважать ваше право жить так? Когда в восемнадцатом эта чухна убивала русских за то что они русские, не белые или красные, а просто русские, где были вы, и отчего остались живы? Согнулись перед чухной, втайне молясь о единой неделимой? Так не обижайтесь, если вас согнут еще, и еще. Нам нужна эта земля - и вы будете здесь жить, только если мы дозволим.

А теперь давай уточним кое-какие детали твоего рассказа. И сколько раз я замечу неточность, столько раз я в конце сделаю тебе очень больно. Знаешь, сколько по мелочи можно отрезать у человека, чтобы он еще был жив и в сознании? Итак…

Возвращаться, как доедим сейчас уху? Трофейная лодка, вот она, даже мотор есть - курс на Лавенсари, и радио нашим, по пути встретят? Так вшестером и с пленным разместиться трудно, а ведь еще и “миноги” надо куда-то деть. И незаметно уйти не удастся. Пост на маяке, по-нашему СНиС, как бы у нас была там служба по уставу? Командир, или замещающий его, постоянно на вахте у телефона, еще сигнальщик-наблюдатель с оптикой бдит за окружающей обстановкой, и еще часовой внизу, с винтарем или “суоми”, бдит против диверсов или партизан. Нет здесь партизан, но так положено, не бывает военного объекта без охраны-обороны, ну а если бы были партизаны, так вместо одного часового бдило бы целое отделение в дзотах с пулеметами. Этот говорил, что вроде гарнизон там неполный, да еще пьянка вчера была, а напиваются финны, куда там русским - но уж на телефоне кто-то сидеть был обязан, просто из самосохранения, а вдруг начальство вспомнит и позвонит? - как и наблюдатель должен быть, иначе что это за пост СНиС, они совсем на службу болт забили? Ночь светлая, в возне около островка ничего подозрительного не усмотрят, но лодку, уходящую в открытое море, заметят обязательно - а дальше, доклад в штаб, и радио ближайшим патрульным катерам.

Значит, вариант отхода с шумом? Как если бы вдруг сейчас у вон того причала возникла бы немецкая БДБ с ротой фрицевской десантуры, да еще пара-тройка “шнелльботов” в довесок. Тогда радио нашим, и очень скоро здесь будет жарко, прилетят штурмовики с Лавенсари, и подойдут катера - вот только у финнов на аэродроме тоже что-то есть, а еще батарея, откуда говорливый фельдфебель, немецкие восемь-восемь, четыре штуки, до нас хорошо достанут, а еще мины по пути. И все внутри восстает против такого нарушения основного принципа, прийти тихо и уйти незаметно.

Так что самое лучшее, это устроить финнам на посту Варфоломеевскую ночь. Пятеро тыловых, это нам на один зуб, особенно если первый ход наш. Самое простое, нам втроем нацепить финские тряпки, и в открытую грести к маяку - в сумерках сразу не отличат, и если кто-то там не спит, выйдет встретить, ну значит сразу минус один или двое противников, сколько их там останется, это даже не смешно. После чего берем еще одну лодку, даем радио нашим, и с комфортом отваливаем, шанс наскочить на финнов невелик, и наши будут близко.

А уха вкусная была. После войны может быть, сюда приеду, на рыбалку.

Нью-Йорк, 1970 (альт-ист.)

Дамы и господа, мы собрались здесь на презентацию книги выдающегося общественного деятеля нашего времени, правозащитника, князя Дмитрия Пащенко, “Россия, которую мы потеряли”. Позвольте мне, от лица всех собравшихся, поздравить этого замечательного, и не побоюсь сказать, святого человека, непримиримого борца с коммунистическим режимом. Потомственный российский офицер, он отважно сражался против советской оккупации в рядах армии маленького, но гордого северного народа, тяжело раненым в бою был взят в плен, и в нарушение всех международных соглашений, провел пятнадцать лет в ужасных сталинских лагерях. И лишь когда он вырвался наконец на Запад, судьба и бог воздали ему по справедливости - участие в телепроекте Би-Би-Си “Подлинные хроники русской истории”, работа на радиостанции “Зерцало свободы” и в журнале “Трибунал времени” основание всемирно известного “Фонда борьбы за свободу угнетенных народов”, и как вершина, работа Заграничного Монархического Совета, в котором князь Пащенко является бессменным председателем Комиссии по противодействию фальсификации истории. Такие люди, как князь Пащенко, это живая честь и совесть русского народа, показывая своей жизнью, что и по ту сторону стального занавеса есть люди, для кого свобода и демократия не пустой звук - и за чьи права и свободу западный мир должен бороться, надеясь что когда-нибудь пусть не мы, но наши потомки, может быть увидят конец бесчеловечной Империи Зла СССР, и вхождение России и прочих угнетенных ею стран в мировое сообщество подлинно демократических народов.