Артур Хейли - Окончательный диагноз Страница 17

Коулмен тоже понимал это. Но в нем говорил не столько снобизм, сколько осторожность. Всякое сближение с подчиненными вредило служебной дисциплине. Вслух же он сказал:

– Боюсь, что в ближайшее время я буду очень занят. – Коулмен почувствовал, как фальшиво и неубедительно прозвучали его слова. «Да, друг мой, – сказал он себе, – ты мало в чем изменился».

Порой Гарри Томаселли ловил себя на мысли, что был бы счастлив видеть старшую диетсестру миссис Строуган как можно реже. Но хорошая диетсестра – находка для больницы. А миссис Строуган была прекрасной диетсестрой, Томаселли это хорошо знал. Только почему Хилда Строуган никак не может воспринимать больницу Трех Графств как нечто единое? После каждой беседы с ней, а их было немало, Томаселли все больше убеждался, что для старшей диетсестры центром больницы являются кухня и все связанные с ней службы, а все остальное второстепенно. Будучи человеком справедливым, Томаселли понимал, что это объясняется чрезмерно серьезным отношением Строуган к своим обязанностям. Подобный недостаток следует прощать. Томаселли предпочитал иметь дело с такими беспокойными работниками, как старшая диетсестра, чем с людьми нерадивыми и равнодушными.

Вот и сейчас в кабинете Томаселли старшая диетсестра, заполнив собой все кресло, снова повела решительную атаку на администратора.

– Понимаете ли вы, как это важно, мистер Т.? – С теми, кого она давно знала, миссис Строуган имела обыкновение разговаривать без излишних формальностей и называла их просто по первой букве фамилии. Даже собственного мужа она называла «мистер С.».

– Думаю, что да, – согласился Томаселли.

– Посудомоечные аппараты вышли из строя еще лет пять назад. Я твержу вам об этом с тех пор, как работаю здесь. Вы мне обещаете, что в будущем году все изменится. Но история повторяется. Так дело не пойдет, мистер Т. Я вас спрашиваю: где наконец мои новые посудомоечные аппараты?

Говоря о своих кухонных владениях, миссис Строуган злоупотребляла притяжательными местоимениями «мой», «мои». Против этого Томаселли тоже не мог ничего возразить, но его раздражало нежелание старшей диетсестры считаться с общим положением дел в больнице. Превыше всего она ставила интересы «своей» кухни.

– Разумеется, миссис Строуган, посудомоечные машины следует заменить, и это со временем будет сделано. Требуются немалые деньги, как вы понимаете.

– Чем больше вы будете откладывать, тем дороже вам все обойдется, – отпарировала сестра Строуган.

– Я и сам понимаю. – Постоянно растущие цены на больничное оборудование и аппаратуру буквально не давали спать Гарри Томаселли. – Но, миссис Строуган, новое строительство и расширение больницы поглощают все наши средства. Кроме того, закупки совершенно необходимой лечебной аппаратуры…

– Многого стоит ваша аппаратура, если больных мы кормим из грязных тарелок, – не сдавалась диетсестра.

– Но, миссис Строуган, вы преувеличиваете.

– Ничуть. Мы проверяем посуду, конечно, но за всем не уследишь. Меня беспокоит опасность распространения инфекции через грязную посуду. Вы заметили, как участились случаи желудочных заболеваний среди персонала? И все, разумеется, сразу же винят мою кухню.

– Я не думаю, что все так уж серьезно. – Терпение Томаселли начало иссякать. Миссис Строуган пришла к нему в особенно тяжелое утро – неотложных дел по горло. – Когда делали лабораторные анализы всем, кто работает у посудомоечных аппаратов?

– Могу узнать, мне кажется, месяцев шесть тому назад, – ответила миссис Строуган.

– Надо бы повторить.

– Хорошо, мистер Т. – Миссис Строуган пришлось смириться с тем, что и сегодня она ничего не добилась. – Мне поговорить с доктором Пирсоном?

– Нет, я сделаю это сам, – ответил Томаселли, что-то пометив в своем блокноте.

«По крайней мере хотя бы Джо Пирсон будет избавлен от сомнительного удовольствия беседовать со столь энергичной особой», – подумал он.

Дэвид Коулмен после обеда в кафетерии возвращался в патологоанатомическое отделение, мысленно подводя итог первым часам совместной работы с доктором Пирсоном в больнице Трех Графств. Хорошего пока было мало.

Доктор Пирсон был с ним вежлив и любезен, если не в первые минуты, то по крайней мере потом.

Когда в тот первый день Пирсон увидел ожидавшего его Коулмена, он не преминул иронически заметить:

– Сказано – сделано. Вы действительно немедленно приступили к работе.

– Зачем откладывать? Я побывал уже в лабораториях. Надеюсь, вы ничего не имеете против? – поспешил добавить Коулмен.

– Ваше дело. – И словно поняв, что его слова прозвучали не очень любезно, Пирсон сказал:

– Ну что же, добро пожаловать, доктор Коулмен. – Они обменялись рукопожатиями.

– Но прежде всего, – заявил старый патологоанатом, – мне надо разобраться со всем этим. – И он указал на груду папок с предметными стеклами и историями болезни у себя на столе. – А потом мы поговорим о ваших обязанностях.

Коулмен сел и, взяв какой-то медицинский журнал, попробовал хоть чем-то заняться, пока Пирсон разбирался с делами.

Но затем Пирсона пригласили на разбор материалов вскрытия, и Коулмен последовал за ним и присутствовал при разборе в непривычной для себя роли молчаливого зрителя. Пирсон словно забыл о нем и, казалось, не торопился вовлекать своего нового заместителя в работу. Потом они вместе отправились обедать в больничный кафетерий, где Пирсон вынужден был представить его кое-кому из коллег и вскоре оставил его одного, сославшись на неотложные дела. И теперь, предаваясь грустным размышлениям, Коулмен возвращался в отделение.

Он и не собирался брать на себя многого и понимал, что первое время будет работать под руководством и контролем старшего коллеги. Он и сам на месте Пирсона сначала присмотрелся бы к новому человеку. Но то, что произошло в действительности, несколько озадачило его. Должно быть, несмотря на его письмо, никто и не подумал решить вопрос об обязанностях нового патологоанатома. Выходит, он только и будет делать, что выполнять отдельные задания Пирсона.

Коулмен отлично знал свои недостатки, но он отнюдь не собирался умалять своих достоинств. Ему не раз представлялась возможность убедиться в своих способностях. Его опыту и квалификации могли позавидовать многие из старших коллег. Коулмену трудно было смириться с тем, что старик Пирсон явно намерен обращаться с ним всего лишь как с неопытным юнцом.

Коулмен хотел служить медицине честно и бескомпромиссно. Он достаточно встречал таких, кто шел на компромиссы, различного рода политиканов, бездельников или людей, обуреваемых непомерным тщеславием. Они вызывали у него отвращение.

Он не был ни романтиком, ни человеком сентиментальным и стал изучать медицину отнюдь не из гипертрофированного человеколюбия. Медицина интересовала его как наука. Он совсем не был похож на своего отца, доброго, отзывчивого, мягкого человека и, возможно, заурядного врача. Коулмен был сдержан, холоден, даже несколько высокомерен. Но еще будучи врачом-стажером, до того, как он увлекся патанатомией, он как-то незаметно отнял у отца половину его пациентов, поверивших в молодого строгого врача.

Вернувшись к действительности, Коулмен подумал, что, очевидно, конфликта не миновать.

Когда он вошел в отделение, он застал Пирсона за микроскопом.

– Взгляните-ка сюда, коллега, – позвал тот его. – Хочу знать ваше мнение. – Пирсон подвинулся, давая Коулмену возможность посмотреть в микроскоп.

– История болезни? – спросил Коулмен, склоняясь над микроскопом.

– Пациентка доктора Люси Грэйнджер. Некая Вивьен Лоубартон девятнадцати лет. Кстати, учится в нашей школе медсестер. Опухоль ниже левого коленного сустава. Боли. Рентген показал изменения. Перед вами результаты биопсии.

Стекол было восемь. Коулмен по очереди просмотрел каждое. Случай сложный. И тем не менее он уверенно сказал:

– Мое мнение, опухоль доброкачественная.

– А по-моему, злокачественная, – тихо промолвил Пирсон. – Костная саркома.

Не ответив ему, Коулмен снова взял первое стекло, а затем внимательно просмотрел вновь все восемь стекол.

– Боюсь, что я с вами не согласен, – вежливо возразил он Пирсону. – Опухоль доброкачественная.

Пирсон молчал, словно обдумывая свои возражения. Через какое-то время он задумчиво произнес:

– Известные сомнения, разумеется, есть и у меня.

– Но если диагноз – саркома, нужна немедленная ампутация! – воскликнул Коулмен.

– Да. – Слово прозвучало резко, но в голосе патологоанатома не чувствовалось прежней враждебности. Пирсон был слишком честным врачом, чтобы не уважать мнение коллеги, высказанное прямо и откровенно, даже если коллега заблуждался. – Как я ненавижу случаи, когда ты должен немедленно принять решение, хотя тебя мучают сомнения!