Юрий Воищев - Я жду отца. Неодержанные победы (Повести) Страница 17

Мальчик прошел в комнату и принялся за уроки. И ему было страшно смотреть на тетку. А тетка достала откуда-то толстую тетрадь, тетрадь была вся помятая и изломанная. И стала тетрадь эту листать, и она листала ее долго и медленно, вглядываясь в каждую страницу, а страницы были желтые, и на них прыгали фиолетовые чернильные выцветшие строчки. И тетка пробормотала:

— Сколько лет я уже не заглядывала в его дневник.

Она говорила вслух. Думала вслух. Мальчику показалось, что она обращается к нему, и он спросил:

— Чей дневник это, тетя?

И она машинально ответила:

— Андрея.

— А кто это Андрей?

— Просто так… человек… Андрей Николаевич…

— А где он сейчас?

Тетка промолчала, и мальчик подумал, что, наверное, он живет в поселке, в том самом, откуда тетка приехала в этот город, где она жила давным — давно, когда ей было столько лет, сколько сейчас мальчику, и когда она была той девочкой, которую однажды он увидел, когда они смотрели «Большой вальс». Тетка закрыла дневник, но он все равно раскрылся сам собою, и мальчик прочитал: «Дневник Андрея Петрова». И тетка пробормотала:

— Сейчас бы ему было на два года больше, чем мне.

Мальчик хотел спросить: почему «было», а потом подумал, что, наверное, этот Андрей Николаевич ушел от тетки, как от мамы ушел отец, и теперь живет в этом поселке, и даже не хочет заглянуть к тетке, а тетка любит его и поэтому плачет.

Тетка вдруг опомнилась, спрятала дневник и улыбнулась мальчику.

— Я, наверное, говорила какую-то ерунду, — сказала она. — Я даже не помню, что я тебе говорила.

— Да так, ничего, — сказал мальчик, — ничего особенного.

И тетка ушла стирать.

Мальчик посидел еще немножко, потом он вышел во двор и прошел по асфальтовой дорожке под аркой на улицу и пошел вдоль дома; а уже начинало темнеть, но это был еще не настоящий вечер, потому что небо светилось тускло, и фонари, которые зажглись в это мгновение, горели слабо, и их желтые морды почти сливались со светом уходящего дня.

Когда мальчик вернулся, тетка уже перестала стирать. Она приготовила чай, и они пили его в молчании. А потом тетка сказала:

— Я что-то устала. Пожалуй, я прилягу.

Она была очень расстроена, и мальчик подумал опять об Андрее Николаевиче и о том, что люди, наверное, очень жестоки друг к другу.

Ведь вот как получается: живет этот Андрей Николаевич совсем рядом с теткой, а не хочет к ней приехать. А тетка — ведь она очень гордая — никогда сама первая не пойдет к нему, а будет мучиться и ждать. А он может так и не прийти, потому что, наверное, он очень жестокий.

Потом мальчик достал книжку с цветными картинками. Это были смешные картинки, но мальчик даже не улыбнулся, когда смотрел их. Его клонило в сон, и он задремал, едва коснувшись подушки.

И ему приснился человек. Этот человек сказал:

«Я Андрей Николаевич».

И голос у него был спокойный и равнодушный — мертвый голос. Мальчик испугался и со страхом спросил:

«А зачем вы пришли, ведь я вас не звал».

«Ничего, — сказал Андрей Николаевич, — звал не звал, а я взял и пришел. И потом, не обманывай взрослых, ты сам говорил, чтобы я приехал к тетке. Вот я и приехал. А где же тетка?»

«Она спит».

«Ну сейчас мы ее разбудим», — сказал Андрей Николаевич.

«Не надо ее будить: она устала».

«Вот ты какой! — рассердился Андрей Николаевич. — Я приехал, а ты не хочешь разбудить тетку. Ну, тогда я уйду и больше никогда не приду!» — И он громко простучал по коридору и хлопнул дверью.

Мальчик рванулся за ним, а дверь не поддавалась. Но он навалился на нее и выскочил на лестничную площадку и крикнул: «Подождите!» Голос упал вниз, а потом взлетел вверх, и подъезд загудел: «Подождите». А внизу кто-то захохотал так ужасно, и мальчик почувствовал, что сердце у него не выдержит от страха, но он все равно еще раз крикнул: «Андрей Николаевич, не уходите!» — и побежал вниз. А внизу хохотал кто-то невидимый и страшный, и ужас переполнял мальчика, но он все бежал и бежал по лестнице вниз, туда, где смеялся невидимый, бежал, умирая от страха, и кричал: «Не уходите, не уходите. Я сейчас разбужу… разбужу…» А подъезд стонал от криков, и была пустота, и эта пустота была так огромна, так велика и всесильна, что мальчик понял: он не перекричит ее. И тишина скрыла Андрея Николаевича. А лестница вертелась у него под ногами, и тот невидимый уже не хохотал. И оттого, что он молчал, было еще ужасней. Мальчик почувствовал, что не выдержит, и тогда он проснулся.

Была ночь. Тетка спала. Мальчик сидел на диване, прижавшись спиной к стенке, и слышал, как сердце его тяжело и глухо ходит вверх и вниз. «Это был сон», — понял он и вздохнул с облегчением.

Глава четвертая. Лес

Каждое утро тетка отдергивала занавески на окне, и в комнату входил день. Каждое утро мальчик лежа смотрел, как входит свет в комнату, как тень уходит и предметы становятся четкими и ясными. Он подходил к окну и подолгу глядел вниз на улицу. Шли дожди, под ногами прохожих лежали мокрые листья, и иногда долетали гудки паровозов.

Как-то рано утром он сам решил отдернуть занавески и подошел к окну и некоторое время стоял, загадывая: будет ли солнце или опять будет дождь… Ему нужно было солнце, потому что было воскресенье, и он хотел поехать в лес. И когда он отдернул занавеску — он не сразу увидел солнце, но он увидел, что от их дома тянется большая тень, плотная и непроницаемая, а другая сторона улицы освещена ярким светом. И тогда он понял, что взошло солнце. Деревья внизу под окнами стояли неподвижно, листья на них были темные, и казалось, они уже заранее пропитаны желтым светом, хотя солнце еще не дотянулось до них теплыми руками.

Тогда мальчик запрыгал по комнате и закричал:

— В лес, я поеду в лес!

И тетка улыбнулась, но ничего не сказала. Немного позже он вышел во двор. Во дворе было пусто, но совсем весело смотрели понурые деревья, и они словно выпрямились и теперь, освещенные солнцем, горели багровым огнем последних листьев. И хотя солнце стояло совсем недолго, оно успело подсушить лужи, и грязь на тротуарах свернулась и исчезла, а ведь вчера был дождь и много людей прошло по асфальту.

Мальчик вышел к трамвайной остановке и стал дожидаться, когда подойдет пятый номер. Он ждал недолго, трамвай подошел, в нем было немного людей, мальчик сел у окна и стал смотреть, что делается в мире; а было воскресенье, было еще очень рано, и люди не торопились на работу, и поэтому многие еще спали, а кое-кто вышел просто так, посмотреть на осеннее солнце, на желтые листья, на осень, которая вошла в город. Осень была похожа на завоевательницу, примчавшуюся на рыжем коне, ворвавшуюся в город и затопившую его дождями, а потом смилостивившуюся и пославшую людям солнце.

Трамвай ехал медленно, словно и для него наступило воскресенье, и ему некуда было торопиться. Трамвай удивлялся: «Почему я сегодня работаю, когда все отдыхают», — и медленно полз через город, туда, где далеко — далеко был большой городской парк, который переходил в лес. Лес тянулся на многие километры, и не было ему ни конца ни края, и можно было и заблудиться в нем, и встретить волков. И где-то там — далеко в лесу, об этом рассказывали мальчишки, — проходила узкоколейка, и к узкоколейке выходили олени и встречали поезда, а из вагонов им бросали булки. Олени ели эти булки и кивали головами. Но мальчик не думал забираться так далеко в лес. Он просто хотел походить по парку и набрать желтых листьев для своего гербария. Все мальчишки и девчонки собирают осенью гербарии, и он поспорил с одним мальчишкой из своего класса, что наберет самых красивых листьев. И вот теперь он ехал за листьями в городской парк.

Когда трамвай дополз наконец до последней остановки и немногие люди вышли из вагонов, мальчик тоже вышел и пошел к воротам парка. Он поднялся по невысокой лесенке, прошел сквозь арку и побежал вниз под горку. Бежать было легко и радостно, и совсем близко вставал лес, освещенный солнцем, и было что-то ослепительное в желтых листьях, что-то необычное в самом лесе, который жил теперь осенней и невероятной, сказочной жизнью.

И мальчик вошел в лес. Навстречу ему шагнули деревья. Деревья были разные: одни — как колонны, прямые и высокие, другие — как старушки, согнутые и печальные, третьи — как молодцы, приземистые, и кряжистые, и сильные, и были еще деревья, просто тоненькие и хрупкие мальчики и девочки леса, и они весело бежали навстречу ему и кивали желтыми головами. И не было в лесу уже почти зеленых листьев, только одно дерево было совсем зеленое, и оно стояло гордое и молчаливое и даже не шелестело под ветром. А может быть, оно было просто печальное и завидовало другим, что они такие желтые и красивые, а оно зеленое и обыкновенное. Но мальчик подумал, что дерево — совсем не обыкновенное. Это летом, когда много зелени, оно обычно, а сейчас зеленое дерево было ему приятно, и он долго стоял около него, а потом сорвал листик и бережно понес его в руках. Так он шел неторопливо по парку и собирал листья. Листья были огромные и красивые, и листьев было много, и все их невозможно было собрать.