Ведьмин рассвет - Екатерина Лесина Страница 17

думала о том. Мой мальчик был силен и ловок. И никто из людей не одолел бы его в равном бою. Нет… его позвали. Куда-то… зачем-то… а он отправился на встречу. Ему пообещали мир? Пожалуй. И прощение. И признание родом его жены. Нам сложно жить одним. Это вы, люди, можете спрятаться от других и не тяготиться одиночеством.

А вполне себе версия.

И вправду.

Если мой дед сыграл кающегося старика… он, наверное, был не совсем в своем уме, если решился на подобное. Но… он ведь утратил власть. И мечту его разрушили, о поселении староверов, которым бы он мудро управлял. Сперва дочь ускользнула из-под власти, связавшись с тем, кого старик полагал тварями, лишь смерти заслуживавшими. Потом и сын, надежда рода, сбежал.

Жена…

Она давно была сломлена и не тяготилась тем. Младший сын? Ему он наверняка тоже не верил. И искал виноватых. А кого винить, если не нелюдь?

Вот и…

Придумал, что хочет помириться с дочкой. Позвал на разговор, а там…

- Вы ведь сильнее человека. И быстрее, - Лют не спрашивал, утверждал. И Мёдб согласилась:

- Верно. А потому это был подлый удар. Он использовал нечто… нечто такое, что досталось ему в наследство вместе с силой. Нечто, вобравшее в себя его ярость. Нечто, что принадлежало вашему, человеческому Богу. И потому было опасно для моего мальчика.

Мы с Лютобором переглянулись.

Ответ?

Или новый вопрос. Надо… надо обдумать будет. Потом. Позже.

- А когда тот упал, сраженный, его и застрелили.

Мёдб провела пальцами по лицу.

- Я забрала его тело. И унесла к корням Священного древа, там ему место. Я позволила этой девочке идти рядом, ибо её печаль была подобна свету умирающей звезды. И никто-то, даже мой сын, не посмел сказать, что не имеет она права ступить под сень дуба. Она подарила свои слезы. И ушла бы следом, как велит обычай, но…

Ей не позволили.

К счастью.

Наверное.

Мысли путаные. Бестолковые мысли.

- Она носила дитя, - сказала Мёдб. – А потому мой сын велел ей возвращаться. Она же не посмела ослушаться, хотя… после все же ослушалась, приходила к Священному древу.

- Как?

- Вот и сын, когда узнал, был удивлен, ведь тропа откроется не каждому. А раз так, то не в его власти и праве запрещать. Она и тебя приносила. Не помнишь?

- Нет, - отвечаю честно. И хмурюсь, но и вправду не помню, хотя такое забыть бы сложно.

- Вы мстили? – Люта интересовало совсем другое.

- Сперва мой сын желал мести. Он готов был взять жизнь того, кого полагал виноватым. И многие иные жизни. И я не стала бы противиться. Более того, я первой позвала бы ветра, чтобы принесли они летний жар и зимнюю стужу к дверям ваших домов. Но в лес пришел человек из числа чужаков. Он был стар, но крепок телом и силен духом. А еще смел, если решился ступить на наши земли. Человек этот поклонился и сказал, что признает вину. Но не только. Он знал старый Закон. И просил взять его жизнь платой за жизнь моего внука. Кровь за кровь. Вина за вину.

И это не был мой дед.

- Как его звали?

- Звали? Да… Никифор. Он был старшим над чужими людьми. И был в ответе за людей. А потому мой сын не имел права отказать. Это была хорошая цена.

Все-таки я поспешила, решив, что мы похожи. В чем-то – несомненно. Но вот… взять жизнь человека, по сути ко всему этому непричастного?

- Остальные ушли. Пускай.

- А пчелы? – уточнил Лют. – Скот там. Земля, которая перестала урожай давать?

- Мы не вредили людям, - в глазах Мёдб блеснуло зеленое пламя. – Но это не значит, что мы должны были им помогать. Люди… вы живете быстро. И память у вас, как ваша жизнь. Вы привыкаете к переменам легко, сперва противясь, затем принимая как должное. Иногда это хорошо… в моем сердце еще живут песни Туманного берега. И боль сильна. И у моего сына. И у прочих, кто однажды оставил ту землю, но не память о ней.

Она прижала руки к груди. И я поняла, что она не лжет.

- А вы… когда-то мы пытались измениться. Стать добрыми соседями. Показать, что от детей Дану может быть польза. Мы давали силу земле. Земля давала хлеб. А люди делились им с нами. Сначала они помнили, что до нашего появления земли эти были пусты. И благодарность жила в сердцах их.

- Но не долго, - завершил Лют.

- Именно. Мы просто забрали свое. В конце концов, сейчас есть службы доставки, которые привезут и хлеб, и молоко… и как вы там говорите? Черта лысого.

- Это да…

- А вороны? – не удержалась я, зацепившись вдруг за малость. – Моя… та женщина, которая мать моей матери…

Вот не поворачивается язык назвать её бабушкой.

- Она воронов видела. И до сих пор их видит.

- Иногда мы прилетали. Посмотреть, как они живут.

И вряд ли ограничивались только наблюдением. О нет, они не делали ничего такого, что нарушало бы закон. Но… в законе не сказано, что птицам запрещено пугать людей.

А напугать они старались.

И старуха сошла с ума.

А её муж? Мой дед? С ним тоже что-то стало, не то, недоброе? Хотя что может стать недоброго с таким человеком… в смысле, он сам по себе был далек от понятия добра.

- Почему вы её бросили? – задаю вопрос в сущности глупый. – Мою маму?

Потому что мама была чужой им.

Человек.

И косвенно виновный в смерти моего отца. А значит, спрашивать надо не о том.

- И меня? Почему вы бросили меня?

Мёдб чуть склонила голову.

- Ей было не место среди детей Дану. Моего внука любили. И многие девы готовы были бы сразиться за право взойти на его ложе.

А тут какая-то…

Человек.

Обычная. Не слишком красивая с их точки зрения. Не родовитая. И с кровью проклятой.

- Смерть его наполнила болью и гневом их сердца.

- И оставаться среди них было бы небезопасно, - завершил Лют. – Кто-то точно не удержался бы.

- Именно, - согласилась Мёдб. – Да и она сама не пожелала остаться. Она была довольно разумна. И моя подруга сказала, что готова принять её.

И приняла.

Та, неизвестная мне