А.Н. Янушкевич - Начало Ливонской войны 1558-1570 гг. и столкновение интересов Великого княжества Литовского и Московского государства Страница 2

По нашему мнению, на стыке 1557-1558 гг. в Москве вообще не зна­ли ни об осеннем походе литовского земского ополчения («посполитого рушенья») на Ливонию, ни о заключенном в Позволе между ВКЛ и Ли­вонией соглашении. Это подтверждает позднейшая полемика руково­дства ВКЛ и Московского государства В грамоте от 6 сентября 1560 г., отправленной вместе с московским посланником Н. Сущевым, литов­ский господарь удивлялся, отчего Иван IV никак не отреагировал на позвольские события17.

Уже в ноябре 1557 г. большая московская армия была готова к походу на Ливонию18. Встает вопрос, почему эта армия сразу не дви­нулась с места зная о позвольских событиях? Вполне вероятно, что первоначально сбор данного войска задумывался лишь как демонст­рация силы перед ожидавшимися ливонскими послами. Но прибыв­шее в Москву в декабре 1557 г. посольство из Ливонии не привезло нетерпеливо ожидаемой «юрьевской дани». В Москве решили, что целью посольства является банальное затягивание времени, стремле­ние не допустить начала военных действий19.

Необходимо также учитывать, что собранное в ноябре 1557 г. мос­ковское войско требовало компенсации расходов, связанных с про­должительным простоем. В 1556-1557 гг. случился большой неурожай, вызвавший существенное ухудшение экономической и фискальной ситуации в Московии 20. Московские дипломаты сообщали ливонским послам о значительном росте цен на оружие21. Вполне возможно, что «юрьевская дань» должна была компенсировать расходы на содержа­ние московской армии.

Посол германского императора Иероним Гофман, посетивший Московию в 1560 г. с целью остановить эскалацию военного кон­фликта, писал, что, узнав об отсутствии у послов денег для выплаты «юрьевской дани» и соответствующих полномочий для ведения пере­говоров, «великий князь разгневался на них и в великой ярости стал рвать на себе одежду и сказал обоим посольствам (речь идет о по­сольствах орденского магистра и дерптского епископа — А. Я.), не считают ли они его за дурака <...> и велел опустошать дерптское епископство и всю Ливонию огнем» 22 Возможно, именно эта вспыш­ка ярости царя и привела к такому «странному» началу военных дей­ствий в Ливонии.

Б.Н. Флоря справедливо пишет, что в начале 1558 г. военная ак­ция против Ливонии не рассматривалась в Москве как начало широ­комасштабной войны23. По своему характеру этот поход напоминал тогдашние набеги крымских татар на «русские» земли, не имевшие видимой задачи захвата территории 24. В Москве, как и ранее, снова рассчитывали на приезд новых ливонских послов, которые нако­нец-то выполнят условия договора 1554 г. Конфликт на этом будет исчерпан, Московское государство окончательно укрепит свое влия­ние в Ливонии.

В начале 1558 г. этот сценарий, казалось, полностью реализовы­вался. В марте 1558 г. ливонский магистр посылает в Москву гонца с просьбой остановить военные действия и принять посольство. В Мо­скве соглашаются исполнить эту просьбу, разумеется, с безусловным выполнением своих условий25.

В феврале 1558 г. с миссией антикрымского союза из Москвы в ВКЛ был отправлен Роман Алферьев. В Вильно он прибыл 24 марта 1558 г.26. В посольской книге мотивы высылки данного посольства были охарактеризованы следующим образом: «А царь крымской был с королем в дружбе, а ныне королю досаду учинил великую: ино б в то время короля о дружбе задрати, доколе меж себя не поми­рились, чтоб в то время от крымского его отвести»21. Итак, в Моск­ве хотели опередить намерения литвинов, предложив им антикрымский союз.

В «наказной памяти» Р. Алферьева отчетливо видны планы Мос­ковии по отношению к Крымскому ханству: «а и над перекопским ныне промышляти хочет, сколко ему государю нашему Бог помочи подаст, а на христьянство с ним заодин стояти не хочет, а хочет того, чтоб как ему христьянству избаву учинити от насилованья татарско­го»28. Из текста этого документа явно следует, что Иван IV озабочен высокой миссией освободителя христианства от татарской угрозы

Как всегда, в задачи московского посольства входили разведыва­тельно-информационные цели. Среди них значилось и выяснение на­мерений литвинов в связи с событиями в Ливонии. Особо интересо­вал вопрос, будет ли Вильно оказывать ливонцам помощь29.

Заметим, что в Москве сообщение о нападении крымских татар на украинские земли, принадлежавшие ВКЛ, получили только в феврале 1558 г., т. е. уже после удара по Ливонии30. А это означает, что мос­ковитов особо не интересовала реакция Вильно на начало войны про­тив Ливонского государства Вероятно, в Кремле были уверены, что BKJ1 не вмешается в ливонский конфликт после инертной политики во время московско-шведской войны 1554-1557 гг.

ВКЛ в начале 1558 г. очутилось перед сложной проблемой при­оритета своей внешней политики. Крымский поход путал все карты, принуждая обратить пристальное внимание на положение вещей на южной границе. Почти одновременно приходит ошеломляющее из­вестие о московском походе на Ливонию. В связи с этим делается вполне понятным, почему в Вильно с такой внимательностью отне­слись к московским предложениям, привезенным посольством Р. Алферьева. Антикрымский союз мог быть очень актуален.

Однако, заверяя московское посольство в своей заинтересованно­сти в союзе против татар, руководство ВКЛ решило проверить, имел ли Крым санкции Стамбула на проведение антилитовских акций. На­помним, что Крымское ханство находилось в вассальной зависимости от Османской империи. Одновременно для выяснения причин напа­дения татар на украинские земли были налажены связи с Бахчисара­ем. Сигизмунд Август твердо стремился сохранить мирные отношен ния с Крымским ханством. Очевидно, что литовским политикам при­ходилось долгое время лицемерить, заверяя московитов в своей заин­тересованности в союзнических отношениях.

Результаты посольства позволяли московскому руководству с уверенностью думать, что Литва пойдет на подписание антикрымского договора, а значит, не будет вмешиваться в московско-ливонские отношения. Ливонская проблема никак не была затронута даже в конфиденциальных разговорах. Казалось, в Вильно молчаливо согла­сились с тем, что кризис в отношениях Ливонии с Московией являет­ся их внутренним делом.

Хороший прием и обнадеживающие речи представителей полити­ческой элиты ВКЛ давали надежду на удачную реализацию москов­ского плана. По отчету Р. Алферьева хорошо прослеживаются поло­жительные отзывы литвинов на московские предложения31. Против выступал лишь один неназванный человек32. Позволим себе допус­тить с некоторой долей вероятности, что им являлся канцлер и Вилен­ский воевода Николай Радзивилл Черный, известный своим скептиче­ским отношением к перспективам антикрымского союза

Тот же Р. Алферьев сообщал в Москву о конфронтации верховно­го гетмана ВКЛ Николая Радзивилла Рыжего и Иеронима Ходкевича с Н. Радзивиллом Черным, который занимал первое место в должностной иерархии ВКЛ. По словам московского посла, он также не пользовал­ся поддержкой общественного мнения. В Литве бытовало убеждение в том, что поход под Позволь в 1557 г. был бессмысленной затеей, выгоду от которой получил лишь виленский воевода Н. Радзивилл Черный.

Кнуд Расмуссен считает, что литовские политики умышленно по­казывали свое благожелательное отношение к московским предложени­ям, чтобы тем самым выиграть время для связи с Бахчисараем33. С этим мнением нельзя не согласиться. Трудно представить, чтобы в Вильно сразу отказались от своих планов относительно Ливонии и взялись за ликвидацию крымской угрозы. Однако до выяснения отношений с Крымским ханством предпринимать какие-либо активные действия на ливонском направлении было опасно, учитывая потенциальную возможность войны на два фронта. Поэтому интересным является упоминание в московской посольской книге о готовившемся походе литовской армии против Д. Вишневецкого34. Метрика BKJI ничего не сообщает о подобных военных приготовлениях Вполне вероятно, что данное упоминание могло быть своего рода фиктивным аргументом литовской стороны для Москвы, чтобы там еще больше поверили в искренность намерений литвинов.

Результаты посольства Р. Алферьева должны были только заверить московское правительство в правильности собственных внешнеполи­тических проектов. Особенно важным являлось то, что литвины во­обще не обмолвились относительно ситуации в Ливонии. Это давало основание думать, что ввиду обострения отношений с Крымским ханст­вом ливонское направление отходит в политике ВКЛ на задний план.

Р. Алферьев вернулся в Москву 3 мая 1558 г.35. А уже 11 мая 1558 г. произошел захват московской армией во главе с Алексеем Басмано­вым важного торгового города-порта Нарвы36. Возникает вопрос, не взаимосвязаны ли эти события? Вполне возможно, что это так, ибо литвины никак не среагировали на действия московских войск в Ли­вонии зимой 1558 г. Москва как бы получила санкцию на радикализа­цию собственной политики в Ливонии.