Трагедия о Корнелии - Сергей Д. Блинов Страница 2

Гражданин Рима. Арминию этот титул льстил значительно меньше, чем вождь-воитель племени херусков. Чужие повелители нарекли его гражданином – одним среди равных – а родные боги по праву рождения поставили выше остальных. Арминий знал, что должен править, бороться и побеждать.

Глядя на Сегеста, скорчившегося перед ложем Квинтилия Вара, Арминий потягивал вино и размышлял о будущем. Отцу оставалось недолго. Годы брали свое, за спиной точили кинжалы заговорщики – такие как пресмыкающийся перед римлянами Сегест. Если враги перехватят власть над племенем у рода Арминия, замысел о восстании пойдет прахом.

– Невежливо так глазеть на наместника.

Луций Корнелий Сулла Германик присел рядом с другом, чокнулся, плеснув каплю из своего кубка в кубок Арминия, и сделал большой глоток. Луций уже умудрился нахвататься: его нос покраснел больше обычного, а на щеках и под глазами появились фиолетовые прожилки. Арминий едва прикоснулся губами к кубку. Он никогда не пил так, чтобы опьянеть.

– Сегест злоумышляет против отца, – поделился заботой германец.

– И пусть себе! Вар справедлив и знает, кто ты такой и в чем твоя роль для племени.

– Сегесту удается подлизаться и повернуть дело себе на пользу. Его следует убить.

– Убьешь, когда станешь вождем, – улыбнулся Луций.

– Хотел бы. Но все гораздо сложнее, друг. Не вы одни умеете плести заговоры.

Луций подцепил фаршированную рыбой оливку – любимое лакомство Арминия – проглотил, не жуя, и долгим внимательным взглядом оценил Сегеста. Вопросительно поднявшему бровь Квинтилию Вару он приветственно махнул рукой.

– Если понадобится, велю Маске убить его, – произнес Луций.

– Вот спасибо.

Бронзовая Маска Арминия пугал. Безмолвный раб, всюду следовавший за Луцием и принимавший приказы только от него, достался другу в наследство от отца, тому – от его отца, и так далее. Кто из Корнелиев первым получил власть над греческим автоматоном, Луций не знал, но рассказывал удивительные истории о том, как Бронзовая Маска защищал диктатора Суллу Счастливого от заговорщиков, вынес еще одного хозяина из схватки с парфянами или стоял на страже при дверях дома, отпугивая воров и политических противников. Одно Арминий понимал верно: Бронзовая Маска был смертоносен и верен семейству Луция.

– Только намекни, – заплетающимся языком проговорил римлянин. – Что мне какой-то Сегест! Между прочим, я к тебе не только за этим подошел. Сестра была бы рада, сбеги ты с пира чуть раньше. Дома никого нет, Маска пропустит.

– Вот как?

– Лучшей пары, чем ты, Корнелии не найти.

– Благодарю, друг, – Арминий допил вино, чтобы не показаться невежливым. – Не спускай глаз с Сегеста.

– Мои глаза – твои глаза!

Поселение римлян совсем недавно начало превращаться из военного лагеря в настоящий город, прирастать жилыми домами, лавками и закусочными. Корнелии выстроили небольшую виллу в традиционном стиле; окруженная жилыми помещениями открытая площадка с фонтаном служила частым местом встреча Арминия и его возлюбленной. Туда германец спешил и на сей раз.

При дверях стоял Бронзовая Маска. Автоматон повернул голову в сторону гостя, при этом шестеренки и ремни в его металлическом нутре издали резкий звук.

– Это я, – зачем-то сказал Арминий.

Бронзовая Маска протянул германцу руку, позеленевшие от времени пальцы разжались. На ладони гиганта был ключ. Справившись с замком, Арминий вернул ключ автоматону.

Корнелия ждала у фонтана. Ладони девушки гладили заметно округлившийся живот. Спрятавшись в тени колонны, Арминий некоторое время любовался своей избранницей. Красавица. Благородных кровей. Верная только ему. И – мать его еще не рожденного наследника. Боги поистине одарили Арминия счастьем!

Он приблизился к молодой женщине, и та, улыбнувшись, похлопала ладонью по лавке рядом с собой. Когда Арминий сел, Корнелия обвила его руками и прильнула к плечу. Лишних слов Корнелия не любила: к чему они, если момент и так приятен и ясен?

На краткое время Арминию стало хорошо и спокойно, но некоторые мысли изгнать из головы не могла даже возлюбленная. Корнелию придется отослать в Рим. Арминий не мог допустить того, чтобы она пострадала или потеряла сына. Такие люди, как Сегест, не погнушаются подослать сикария, случись им узнать о беременности Корнелии. Назначая очередную встречу, германец давал себе слово, что на сей раз проявит твердость, откроется любовнице и попросит ее бежать на юг, а еще лучше – сказаться нездоровой или испуганной и уговорить брата сопровождать ее. У него не выходило. Молчаливость Корнелии, ее тихая привязанность и беззащитность останавливали Арминия, лишали его смелости и смиряли обычно бойкий язык.

– Пойдем в мою спальню, – предложила Корнелия.

Арминий покачал головой. Возлежать с любимой во время беременности он не мог. Хотел – но не мог. Акт страсти с вынашивавшей наследника Корнелией казался ему кощунственным. Если боги позволят, они еще наверстают упущенное. Потом, когда Арминий станет вождем, а Корнелия вновь явится к нему, оставив Вечный город, сбросив с плеч гнет правил и ожиданий, а с лица – маску высокорожденной римлянки.

Сцена третья. Первый среди равных.

Немой грек видел многое: славу и сомнения, радость и боль, гений, почти не подвластный осмыслению, и мучительные приступы безумия. Он привык к изменчивости Октавиана и знал, что делать в постыдные моменты. Если повелителю становилось плохо, немой выгонял рабов, посылал за лучшими телохранителями, теми, что носили выкрашенную черным броню и багровые плащи, и стоял у запертых дверей вместе с ними. Любого просителя, сколь бы важным тот ни был, встречали разведенные руки и мягкая улыбка – жест и гримаса, понятные каждому. Когда-то немой слыл талантливым лицедеем. Со временем широко растянутые губы комической маски прилипли к его настоящему лицу, да так и остались на нем.

Октавиан еще не поверил в уничтожение армии Квинтилия Вара. Он сидел напротив расписанной сценами охоты стены в ожидании добрых вестей. Совсем как нашкодивший ребенок, думал немой грек, предвкушающий, как родители снимут назначенное наказание. Увы, вождь Арминий не собирался ни отправлять послов, ни отводить собственных воинов от пограничной реки. Рим стал чуть беднее, чуть ничтожнее, и осознание этого все не приходило к Октавиану. Безумие временно восторжествовало над гением.

– Квинтилий Вар, верни мои легионы, – пробормотал Октавиан.

Немой