Глыбь - Сергей Д. Блинов Страница 2

– Ты поскучнел, – спокойно ответила Люба.

– А может, ты затормозила на месте?

– Если я затормозила, – улыбнулась Люба, – то там, где мне нравится. У меня есть все, чего я только могу пожелать: мужчины, внимание, развлечения и полная свобода. А где остановился ты, милый? Достаточно ли тебе того, что ты имеешь сейчас?

– Допустим.

– Тогда я разочарована. Но, видишь ли, в чем проблема, я тебе не верю.

– По-твоему, я не счастлив?

– По-моему, нет.

– А по-моему, вполне.

– Тогда почему ты сейчас сидишь здесь, со мной?

– Иди на хуй, Люба!

История была такая:

Сначала умер папа. Болел он недолго, отошел спокойно и безболезненно, как и многие мужчины, погребенные под непосильным грузом ответственности, переживаний и пустых мыслей. Мать Стас почти не знал: ее не стало, когда ему сравнялось пять. Тетя Лена и дядя Толя тянули детей на себе, а папа пытался заработать достаточно, чтобы не пришлось разменивать квартиру.

Дядя Толя умер спустя год после папы, когда у тети Лены уже нашли опухоль.

Скверная история. Двоюродные брат с сестрой остались предоставлены сами себе. Ему было девятнадцать, ей – семнадцать. Стасу пришлось быть сильным и бороться с обстоятельствами. Иначе – никак. Без поддержки никак.

Зато квартира осталась за ними.

Стас поставил бутылку у ног. Встал и прошелся туда-сюда, разминая затекшие мышцы. Люба следила за ним. Молчала. Казалось, что говорить больше не о чем, и вместе с тем ничего на свете Стасу не было так важно, чем еще пара реплик, пусть даже пустых, издевательских.

– Так поиграем?

– Поиграем.

Играли на планшете. В детстве пачкать бумагу просто так не позволяли. За человечков и узоры на тетрадных полях наказывали, тем не менее, и Стас, и Люба рисовали прекрасно. Даже не тренируясь и не осваивая азы. Просто дано. К электронному планшету приспособились легко, и изысканные кадавры перекочевали с вырванных клетчатых листков в цифру.

Оля хлопотала на кухне: «скоро жарёха!» Стас подергал мышкой, выводя компьютер из анабиоза, создал в Фотошопе новый файл, задал ему привычные размеры и нарисовал серый прямоугольник, закрывавший треть холста.

– Иди отсюда.

– Пойду посмотрю, что такое жарёха, – сказала Люба.

– Снобка.

Стас выбрал тонкую кисточку и несколькими движениями стилуса набросал контур будущей головы. Получилось нечто похожее на дьявола с триптиха Босха. Стас раскрасил клюв и глаза кадавра черным, перья – синим, водрузил на макушку корону, подумал и дорисовал большие буйволиные рога. Получилось странно, но ведь чем страннее – тем лучше. На жестком диске Стаса жили куда более причудливые создания, порожденные их совместной с Любой фантазией. Стас закрыл голову серым прямоугольником, убедился, что Люба поймет, откуда продолжать рисунок, стер выглядывавшие из-под прямоугольника перышки, чтобы не давать лишних подсказок.

Вышел в кухню, отщипнул от лежащей на столе грозди виноградинку, сунул в рот.

– Иди, рисуй.

– Немытый же! – воскликнула Оля.

– Плевать, – сказал Стас и кивнул Любе. – Не подсматривай!

Сестра ушла в спальню.

– Что вы там рисуете? – спросила Оля.

– Изысканных кадавров.

– Это как?

– Никогда не играла? Рисуешь голову, сгибаешь лист так, чтобы виднелась шея, потом другой дорисовывает. Получается забавная зверушка. Хочешь нарисовать ноги этой?

– Ерунда какая-то.

– А мы любили кадавров, – произнес Стас. – Они нам помогали.

– Каким образом?

– Отвлечься от всякого грустного, когда родителей не стало.

И кое от чего другого. Этого Стас упоминать не стал, но вспомнил, как Люба дразнила его, изображая тела с большой красивой грудью или лица привлекательных женщин. Среди сохраненных кадавров было немало извращенных русалок, кентавресс и обнаженных прелестниц с мордами зверей.

– Ты же говорил, что работать пошел.

– А что, я все время должен был работать? – ухмыльнулся Стас. – Без досуга и без просвета.

– Я работала.

– Вот и не научилась кадавров рисовать.

– Даже слово дурацкое.

– Французское.

Оля выключила газ, помешала картошку и достала из холодильника томат.

– Нож мне сполосни.

Ели молча. Стас тянул третье за день пиво, Люба перешла на любимое белое. Оля сделала себе чаю. Компьютер перешел в спящий режим, спрятал за черными ставнями окошечко с незаконченным рисунком. Проглотив картошку, Стас встал и пошел заканчивать кадавра. Тонкие птичьи лапки не подходили к оставленным Любой обрубкам, так что, чтобы дьявол обрел хоть какую-то законченность, Стас остановился на копытах. Нарисовал красную потрескавшуюся почву и дымящий вулкан на заднем фоне. Подошедшая Люба положила руки на плечи брата. На кухне зашумела вода – это Оля начала мыть посуду.

Рогатую птичью голову Люба водрузила на мужское тело в пиджаке и с галстуком. В руках нечистый держал портфель. Брюки переходили прямо в копыта, из-за чего создавалось впечатление, будто дьявол обнажен ниже пояса.

– Это ты, – сказала Люба.

– С чего бы?

– Такой же скучный и уродливый.

– Так и запишем, – улыбнулся Стас, сохраняя кадавра в нужную папку.

– Посмотрим остальных?

– Помоги Оле.

– Вот еще!

– Ты ела жарёху.

– Да что за слово такое дурацкое?

– Екатеринбургское.

– Грубое оно, не годится для еды.

– Именно поэтому ты уплетала за обе щеки, – отрубил Стас. – Иди. Разделаетесь с посудой – вместе посмотрим!

Когда Люба ушла, Стас открыл папку, создал в ней еще одну и перенес туда все изображения с эротическими кадаврами.

Олин рабочий день начинался в девять. Стас мог бы спать хоть до полудня, но Оля каждое утро будила его шумом душа и фена. Проснулась и Люба. Пока Оля собирала сумочку, сестра проскользнула в спальню, залезла под одеяло с Олиной стороны и прижалась к Стасу.

– Ты чего?

– Холодно, – ответила Люба.

– Иди к себе.

– Нет уж! Мой брат, хочу и греюсь!

Люба положила голову на плечо брата, и тот машинально обнял ее. На Любе были одни трусики, и ее худое твердое тело действительно было холодным, руки покрылись гусиной кожей. Стас грел сестру, пока в большой комнате не погас свет. Оля заглянула в спальню и, увидев Любу рядом со Стасом, нахмурилась.

– Закрой.

– Закрой за мной дверь, я мухожук, – промурлыкала Люба.

Стас вытащил руку из-под ее головы, нашарил ногами тапки, чмокнул Олю в щеку