Unknown - i c2ab19a2c5d6e8bb Страница 20

   И в самом деле, стоило луне появиться, как на пустынной дороге меж двух рядов мертвых автомобилей, словно по волшебству, из тени соткались несколько фигур. У каждой в руках было оружие. Они нем ного постояли на месте, прислушиваясь, а потом две осторожно приблизились к лежащему на асфальте человеку.

   Глаза человека были сомкнуты, на лице застыл покой. Его можно было принять за спящего, если бы не зловещая лужа, в которой он лежал. Она хищно отблескивала черно-красным. В бледном свете луны от защитного костюма лежащего словно бы исходило призрачное сияние, и казалось, что уродливые кровавые разводы, наоборот, поглощают свет.

   Один из подошедших опустился перед человеком на колени и принялся нащупывать пульс, второй безмолвно застыл рядом.

   – Ну? – раздалось спустя секунду, голос из-под маски прозвучал глухо, словно из могилы.

   – Момент… Есть. Но пульс очень слабый. Похоже, – боец опустил взгляд на запятнанный асфальт, – он потерял много крови.

   – Так… – командир ненадолго задумался.

   Приказ есть приказ. Выполнить его он должен любой ценой и непременно выполнит, но бессмысленно рисковать жизнями – своей и бойцов – не станет. Этот бедняга, словно подарок на Новый год, подвернулся в самое время. Можно взять его и возвращаться, не играя больше с судьбой в опасные игры. Они достаточно долго плели вокруг станции паутину засад и ловушек, чтобы понять: все бесполезно, урки не ходят наверх.

   Вот только полезен ли будет пленник?

   Командир сдвинул противогаз на лоб и с наслаждением вдохнул полной грудью холодный воздух, потом негромко спросил:

   – В сознание привести можешь?

   – Попробую, – неуверенно ответил боец. – Но обещать не могу – он почти мертв.

   Однако боец ничего не успел сделать. Человек застонал и открыл глаза, лицо исказила гримаса боли. Он протянул руку, будто пытаясь дотянуться до чего-то, лежащего в темноте у соседней машины, но через мгновение бессильно уронил ее на асфальт.

   – Командир!.. – воскликнул боец, но командир и сам все прекрасно видел.

   – Кто ты? – строго и четко произнес он. – Куда и откуда двигался? С какой целью?

   Человек не услышал. Он смотрел прямо на командира, но словно бы сквозь него, не замечая, не видя. Вернее, видя, но – что-то свое, будто присутствовал одновременно в двух местах: здесь и не здесь.

   – Можешь что-нибудь сделать? – командир присел рядом с бойцом.

   Тот сорвал противогаз, и светлой волной по плечам рассыпались длинные волосы, склонился – склонилась? – ниже, легко ударил – ударила! – по щеке и повернулась к командиру, тихо спросила:

   – А нужно?

   Тот не стал отвечать.

   – Ты пришла меня утешить, милая? – вдруг слабым голосом произнес человек, в упор глядя на девушку.

   Та отстранилась. Командир хмыкнул и недоуменно посмотрел сначала на нее, а потом на него. Человек выдержал короткую паузу и с грустью, с болью вдруг выдохнул в холодный ночной воздух:

     Все отнято: и сила и любовь.

     В немилый город брошенное тело

     Не радо солнцу. Чувствую, что кровь

     Во мне уже совсем похолодела.

   Стихи медленно воспаряли к луне, а слушатели растерянно хранили молчание. Неожиданность их совершенно обезоружила, заставив усомниться в реальности происходящего. Здравый смысл твердил, что такого не может быть – времена поэтов и романтиков давно канули в Лету. Казалось, то ли они попали в сказку, то ли умирающий над ними изощренно издевается. Впрочем, он мог и просто бредить.

   Наконец командир, справившись с собой, опять задал свои вопросы:

   – Кто такой? Откуда шел? Куда? Зачем?

   Но человек по-прежнему его не видел, он смотрел только на девушку:

     Веселой Музы нрав не узнаю:

     Она глядит и слова не проронит,

    А голову в веночке темном клонит,

     Изнеможенная, на грудь мою.

   Лицо девушки потемнело, в глазах мелькнули молнии. Пожалуй, будь незнакомец не ранен, заработал бы сейчас пощечину.

   Командир негромко спросил:

   – Вы что, знакомы?

   – Первый раз его вижу, – мрачно отозвалась девушка.

   – А он, по-видимому, тебя знает.

   – Только кажется.

   Командир вдруг подмигнул ей:

   – Не молчи.

   Она вопросительно изогнула бровь, и командир повторил:

   – Отвечай.

   Девушка сделалась еще мрачнее, подняла глаза к небу, вспоминая все стихи, что знала когда-то, вздохнула и тихо промолвила:

   – О тебе вспоминаю я редко…

   Человек попытался приподняться и застонал, а она вдруг с неожиданным чувством продолжила:

     Я не знала, ты жив или умер, —

     На земле тебя можно искать

     Или только в вечерней думе

     По усопшем светло горевать…

   Замолчала, поднялась и отошла в сторону, отвернулась, глядя во тьму.

   Командир, немного повысив голос, в третий раз с нажимом повторил:

   – Кто? Откуда и куда? Зачем?

   На лице раненого тенью мелькнуло удивление, казалось, он только сейчас заметил, что тут есть и другие люди, и тускло ответил:

   – Я уже мертв. Откуда у мертвеца имя? Имена бывают у живых. Шел с Третьяковской. Сюда. А зачем?.. – он умолк, пристально глядя на тонкий девичий профиль в водопаде лунного света.

   Пусть она – другая, пусть не ее он ждал на этом месте целую вечность назад, – пусть. У нее своя печальная история, котор ую хочется забыть, у него – своя. Но он все равно благодарен надежде и памяти за их ложь, за то, что привели сюда. Все эти пустые неуютные годы, все опасности и унижения – все ради этого момента. Все не напрасно.

   – Потому что не могу по-другому, – закончил он.

   – Дурак, – прошептала она, но ветер тут же унес слова.

   – Ладно, достаточно, – командир решительно поднялся: сказанного и впрямь было достаточно.

   Он подошел к девушке, коротко спросил:

   – Донесем?

   Та пожала плечами.

   – Должны!

   А раненый впал в странное состояние. Он не слышал и не чувствовал больше ничего: ни как его перекладывали на плащ-палатку, ни как подсовывали под руку гитару. Он видел только девичий силуэт, красиво подсвеченный луной, – облако волос, словно нимб.

   Командир негромко, но энергично скомандовал:

   – Взялись! – и бойцы подхватили импровизированные носилки.

   Девушка повернулась. Свет блеснул на ее щеках, прикоснувшись к дорожкам соленой влаги, и он, внезапно уже не мертвец, а вновь музыкант, утонул в глубине ее глаз.

   Артем Степанов

   Прошедший день

   В который раз ему приходилось бежать. Убегать от новой жизни уже порядком надоело, но что поделаешь: когда на кону твоя жизнь, побежишь как миленький. Впрочем, сегодня обстоятельства складывались вообще не в его пользу. Одно дело – убегать одному, сколько раз приходилось, но когда рядом с тобой еще один человек… Казалось бы – напарник, все проще, но даже тут фортуна обломала его. Напарник, как же! Напарница. Кто бы мог подумать. Ребята у костра долго бы смеялись. Романтик хренов. Вот и пожинай теперь…

   Собаки увязались за ними давно. Словно поджидали. Самое смешное, что напали, по традиции, внезапно и в самом неподходящ ем месте. Ну а дальше как по маслу – назад путь отрезан, не отступишь, для прорыва боеприпасов не взял, глупец, а вперед – ну вот они бегут сколько времени, да только у новых хозяев мира всяко сил побольше будет, сколько не угощай их подземными подарками в металлической оболочке.

   Сколько раз он успел пожалеть об этой затее. Да практически весь этот марафон в голове крутилась одна и та же мысль. Забавно, конечно, думать об этом, когда за тобой гонится свора мутантов, но что поделать. Бежишь, задыхаешься, поглядываешь за своим горем, бегущим рядом, а думаешь о том, какого черта тебя сюда занесло вообще. Как будто впервые на поверхности. Но чего не сделаешь ради нее. Нет, точно, не зря его прозвали Романтиком. Главное, история возникновения прозвища совершенно другая, а тут выходит, что оно подходит как нельзя кстати. Главное – не подохнуть теперь, аки Ромео да Джульетта. Поговаривали, нет повести печальнее на свете – это они еще по радиационной поверхности тридцать третьего года не бегали, клоуны.

   – Вадим, они догоняют! – донесся голос в наушнике, вырывая его из омута мыслей. Как бы не шутил над своей напарницей, а пока что она справлялась, да еще бы и фору дала многим. Ну и барышни нынче пошли.