разные - Судьбы великих Страница 20

Вероятно, об этом же говорит своей картиной и Малевич. Поэтому, вглядываясь в «Черный квадрат», не надо бояться увидеть в нем себя.

Глава 3

АД И РАЙ ХУДОЖНИКА ЧОНТВАРИ

«День добрый, пан провизор, день добрый! Ну и ночка, матерь Божья: хоть убейся, заснуть не могла! Порошочки ваши в прошлую пятницу кончились, и кости мои старые замучили, до смерти замучили!» (Евгений Кержнер, «Аптекарь из Игло»).

Бывает так в жизни. Трудится человек всю жизнь на одном поприще, скажем, законы сочиняет. Угробит на сочинения десятки лет, а потом вдруг придет к выводу, что его дело — кроликов выращивать. Или наоборот.

Так случилось и со скромным венгерским аптекарем с трудно запоминающимся для нас именем — Тивадар Костка Чонтвари. Сидел он в своей аптеке в маленькой прикарпатской деревеньке под названием Игло, разбирал нечитаемые рецепты, отпускал капли да пилюли и выслушивал жалобы старушек на то, что порошки, мол, не помогают. Долго сидел, не один десяток лет. И вдруг теплой летней ночью 1881 года приснился ему сон…

Никому Костка не рассказал о своем сне, но на следующий буквально день сдал он внаем аптеку, собрал все наличные деньги, накупил кистей и красок и уехал прямиком в Ливан — писать ливанские кедры.

Больше новоявленный художник в своей аптеке не появлялся. Ездил в Грецию, Италию, по Северной Африке путешествовал и за это время создал более сотни картин.

О себе он писал следующее: «Я, Тивадар Костка, во имя обновления мира отказался от своей юности. Когда я принял посвящение от невидимого духа, у меня было обеспеченное положение, я жил в достатке и удобстве. Но я покинул родину, потому что хотел видеть ее на закате своей жизни богатой и славной. Чтобы достичь этого, я долго путешествовал по Европе, Азии и Африке. Я хотел найти предсказанную мне истину и претворить ее в живопись».

Ценность его произведений многими критиками подвергалась сомнениям. В Европе их выставляли (правда, без особого успеха), но в своей родной Венгрии Чонтвари раз и навсегда нарекли сумасшедшим. Только под конец жизни приехал он в Будапешт и привез туда свои полотна. Попытался завещать их местному музею, но никому они оказались не нужны. В 1919 году Тивадар Костка Чонтвари по-настоящему сошел с ума и умер нищим, одиноким, осмеянным и никому не нужным.

Похоронив несчастного, родственники начали делить добро. А добра всего было — одни лишь картины. И вот, посоветовавшись с экспертами, полотна решили сдать в утиль как обычный холст, а деньги поделить между собой, чтобы все было по-честному.

В это время совершенно случайно мимо проходил молодой архитектор Гедеон Герлоци. Он-то и спас творения художника, заплатив за них несколько больше, чем предлагал старьевщик.

Сейчас картины Тивадара Чонтвари хранятся в музее города Печа (Венгрия).

И вот совсем недавно одному из сотрудников музея в процессе рассматривания картины Костки «Старый рыбак», написанной в 1902 году, пришло в голову приложить к ней зеркало. И тут он увидел, что картина-то на полотне не одна, их как минимум две! Попробуйте сами разделить полотно зеркалом и вы увидите или бога, сидящего в лодке, на фоне мирного, можно сказать, райского пейзажа, или самого дьявола, позади которого бушуют черные волны. А может, и в других картинах Чонтвари есть скрытый смысл? Ведь не так-то прост был, оказывается, бывший аптекарь из деревушки Игло.

Глава 4

СОЮЗ НЕРУШИМЫЙ

Это был потрясающий роман — очень счастливый и очень трагический. Она — выдающийся скульптор, обласканный советской властью. Он — талантливейший врач, экспериментатор, мечтавший победить старость. Подлинные герои уникальной эпохи, когда все строилось заново: политика, искусство, медицина. Когда казалось, что нет ничего невозможного. Вера Мухина и Алексей Замков.

Когда Мухиной — очень красивой девушке, талантливой художнице, было 20 с небольшим, случилась трагедия, которая перевернула ее жизнь. В конце 1911 года Вера поехала на Рождество к дядюшке в имение Смоленской губернии. Как-то с друзьями решила покататься на санях — и они налетели на дерево. Потом Мухина вспоминала: «Удар пришелся прямо по лбу. Глаза залило кровью, но боли не было, и сознания я не потеряла. Мне показалось, что треснул череп. Я провела рукой по лбу и лицу. Рука не нащупала носа. Нос был оторван. Первым ощущением стало: жить нельзя…»

Когда девушку привезли домой, то долго запрещали ей смотреться в зеркало — боялись, что она покончит с собой…

Через год Мухина уехала в Париж — учиться скульптуре и долечиваться. Там два года занималась в академии скульптора Бурделя, ученика Родена. И еще — прошла семь сложнейших пластических операций. Никаких следов от рубцов не осталось — и это чудо, но красавица Мухина не узнавала себя. «У меня мужское лицо. Можно полюбить женщину с мужским лицом?»

Когда началась Первая мировая война, Мухина возвратилась в Россию. И тут произошла историческая встреча с доктором Замковым…

Крестьянский сын, внук крепостного, Замков с 15 лет работал грузчиком, участвовал в революции 1905 года — был боевиком, близким Красину и Бубнову. Но вскоре порвал с эсерами, поскольку навсегда решил: «Людей надо не убивать, а лечить». Закончил медицинский факультет Императорского Московского университета и на фронте проявил себя с наилучшей стороны как прекрасный клиницист и диагност. Руководил фронтовым госпиталем в армии, которая осуществляла Брусиловский прорыв.

Мухина встретилась с Замковым на фронте, вскоре они поженились. И были очень счастливы в своей небольшой квартире на Пречистенке. Мухина вылепила скульптуру мужа и говорила, что он очень похож на Бонапарта. При этом нищета была отчаянная: Замков часто ездил по деревням лечить больных, а возвращался оттуда с картошкой и хлебом. Через два года родился сын Всеволод, причем роды Замков принял дома.

Вскоре и Мухина, и Замков оказались очень востребованы советской властью. Большевики не жалели деньги, чтобы снести старые памятники и повсюду установить новые, революционные. В 1928-м Мухину ждал грандиозный успех: ее скульптура крестьянки получила первую премию на выставке, посвященной десятилетию Октября.

А одновременно новая власть всячески поддерживала исследования в практической биологии. Новый человек должен быть здоров, вынослив и — в идеале — бессмертен… Замков увлекся поисками резервов человеческого организма, омоложения. Узнав о его опытах, профессор Николай Константинович Кольцов, директор Института экспериментальной биологии, пригласил Алексея Андреевича на работу.

Толчком для исследований Замкова послужило недавнее открытие биолога Ашгейма и эндокринолога Цондека. Суть: в моче беременных женщин образуется в большом количестве особый гормон, который восстанавливает половую сферу животных и человека. Замков решил в лечебных целях использовать особым образом обработанную мочу беременных. Свой чудодейственный препарат Замков назвал гравиданом — от латинского graviditas — «беременность». Многочисленные опыты на животных впечатляли: старые, слабые, полысевшие мыши после инъекций гравидана буквально преображались и давали здоровое потомство.

Профессор Кольцов считал исследования Замкова очень перспективными. Но многие ведущие сотрудники института выступили резко против его экспериментов. В день 47-летия доктора в «Известиях» появился разоблачительный материал за подписью группы ученых, где Замкова называли знахарем и шарлатаном, который производит противозаконные эксперименты на людях. Его обвинили буквально во всех смертных грехах, включая кражу институтской мочи.

Через месяц создатель гравидана был уволен, и это стало для него колоссальным потрясением. Он решил бежать за границу. Мухина уговаривала, но ничего сделать не могла. И согласилась ради любимого мужа бросить все — крупные заказы, деньги, славу… Они поехали на юг, надеясь перебраться через персидскую границу. Но уже в Харькове беглецов арестовали и отвезли в Москву. Замкова приговорили к трем годам административной ссылки в Воронежу конфискацией имущества. Мухина отправилась с ним, а любимый дом на Пречистенке был навсегда потерян…

Впрочем, у Замкова нашлись высокопоставленные покровители-пациенты: начальник оперотдела ГПУ Карл Паукер, начальник разведуправления армии Ян Берзин, Максим Горький, Семен Буденный. Через два года, досрочно возвращенный из ссылки, Замков возглавил Научно-исследовательский институт урогравиданотерапии. У Красных ворот семье выделили просторную квартиру со студией — и здесь Замковы прожили пять самых счастливых лет. Мухину признали как блестящего скульптора, а ее мужа — как ученого-новатора.