Ночь в одиноком октябре - Желязны Роджер Джозеф Страница 21

Я сунул внутрь нос и принюхался. Пыль.

– Если хочешь, я могу сползать вниз, – предложил Ползец.

– Давай спустимся вместе, – ответил я. – После такой прогулки мне и самому захотелось взглянуть на это.

Я пролез внутрь склепа и сделал несколько неуверенных шажков. На пути мне попалась лужа, я переступил через нее. Впрочем, луж вокруг оказалось немало, и не мог же я обходить их все. Свет сюда почти не проникал, однако, немного попривыкнув к темноте, я наконец различил стоящий на возвышении гроб. Крышка его была откинута в сторону. Еще один гроб был отодвинут к стене, чтобы освободить место.

Я приблизился к нему и снова принюхался, хотячто там можно учуять и сам толком не знал. В ту ночь когда мы впервые повстречались, от Графа вообще ничем не пахло – мое обоняние было введено в полное заблуждение. Но стоило приблизиться и присмотреться повнимательнее, как сразу пришла в голову мысль: с чего бы ему оставлять крышку откинутой? Сей факт абсолютно не соответствовал тому типу, что представлял собой Граф.

Поднявшись на задние лапы, я оперся на край гроба и заглянул внутрь.

Ползец, извивающийся поблизости, нетерпеливо спросил:

– Ну, что там?

Только тогда я осознал, что непроизвольно рыкнул.

– Игра становится все более и более серъезной, – ответил я.

Он забрался на бортик, оттуда перебрался на гроб, где и замер, напоминая причудливый головной убор какого-нибудь фараона.

– Вот это да! – промолвил он наконец.

Внутри гроба, на длинном черном плаще, лежал скелет. Он все еще был облачен в темные одеяния, которые, однако, теперь пришли в некоторый беспорядок. Меж ребрами, слегка под углом, был вбит огромный осиновый кол, чуть ли не насквозь пронзивший дно гроба и сместивший позвоночник немного влево. Все покрывал толстый слой пыли.

– Такое впечатление, что новая квартирка Графа оказалась не таким уж большим секретом, как он рассчитывал, – сказал я.

– Интересно, кем он был – открывающим или закрывающим? – задумчиво прошипел Ползец.

– По-моему, открывающим, – ответил я. – Хотя этого мы уже никогда не узнаем.

– Как ты думаешь, кто прибил его этим колом?

– Без понятия. – Я опустился на все четыре лапы и, отойдя от гроба, облазилил сначала все уголки, а затем каждую щель. – Ты нигде не видишь Игла?

Нет. Думаешь, они и до него добрались?

– Очень может быть. Хотя, если он объявится ему придется ответить на несколько вопросов.

Я вскарабкался вверх по ступенькам и окунулся в дневной свет.

– Что же теперь делать? – спросил Ползец.

– Не знаю, как тебя, а меня ожидают кое-какие заботы по дому.

– Так что, будем вести себя так, будто ничего не случилось, ждать, пока это не произойдет снова?

– Нет. Теперь мы будем осторожнее.

И мы поползли и потрусили назад, к знакомым местам.

Джека дома не оказалось, поэтому я быстренько проверил, как там Твари, и отправился на поиски Серой Дымки, чтобы ввести ее в курс последних событий. Я был безмерно удивлен, когда обнаружил Джека мирно беседующим с Сумасшедшей Джилл на заднем крыльце ее дома. В руке он держал чашку с сахаром, который, видимо, только что одолжил у нее. Завидев меня, хозяин закончил разговор и пошел прочь. Серая Дымка отсутствовала. По пути домой Джек сообщил, что, вполне возможно, скоро мы отправимся в город, чтобы на этот раз приобрести себе кое-какие предметы мирского толка.

Спустя некоторое время, когда я вновь объявился на улице, оглядываясь по сторонам в поисках Серой Дымки, мимо прогрохотала карета Великого Сыщика, в которой сидел он сам, но все в том же обличье Линды Эндерби. Наши взгляды встретились. В течение нескольких долгих секунд мы внимательно рассматривали друг друга. Потом карета исчезла за поворотом.

Я вернулся в дом и хорошенько вздремнул.

Проснулся я перед самым закатом и снова обошел нашу обитель. Твари-в-Зеркале все еще переплетались в своем клубке, тихонько пульсируя. Трещинка, вроде бы, слегка увеличилась, хотя, может быть, это выделывало шутки мое воображение. Однако я отметил про себя, что надо будет обратить на нее внимание Джека.

Поев, попив и обойдя дом снаружи, я в очередной отправился за Серой Дымкой. Она, погрузившись в свои кошачьи грезы, мирно дремала у себя на крылечке.

– Привет. Давно ищу тебя, – сказал я. – Уже соскучился.

Она зевнула и потянулась, потом принялась вылизывать грудку.

– Я отлучалась, ходила осматривать церковь и жилье викария.

– Удалось проникнуть внутрь?

– Нет. Хотя заглянула в каждую щелку, в какую только смогла.

– Узнала что-нибудь интересное?

– У викария в кабинете на столе стоит череп.

– Memento mori[2], – заметил я. – Церковники почти все повернуты на такого рода вещичках. А может, череп достался ему по наследству, от предшественника.

– Он покоится в чаше.

– В какой чаше?

– В той самой. В древней пятиугольной чаше, о которой тогда говорили.

– О! – Значит, я был неправ, полагая, будто этот атрибут находится у Дорогого Доктора. – Это меняет дело. – И хитро добавил: – Вот если бы та еще сказала мне, где находятся две волшебные палочки…

Она как-то странно посмотрела на меня и стала прихорашиваться дальше.

– Мне даже довелось по стенкам полазить, – сообщила она.

– А зачем?

– Услышала, как наверху кто-то плачет. Поэтому влезла на стену и заглянула в окно, из которого, как мне показалось, доносился плач. Я увидела маленькую девочку на кроватке. Она была одета в голубое платьице, а с нога свисала длинная цепь, другой конец которой был прикован к раме кровати.

– Кто она такая?

– Ну, в общем, потом я повстречалась с Текилой, – продолжала Дымка. – Не думаю, что она пришла в восторг от встречи с кошкой. Но все-таки мне удалось убедить ее поделиться со мной тем, что девочку зовут Линетт и она дочка последней жены викария Жанетт от предыдущего брака.

– А почему она прикована цепью?

– По словам Текилы, это впредь послужит ей уроком, чтобы не убегала из дому.

– Очень подозрительно. Сколько ей лет?

– Тринадцать.

– Да. Все сходится. Готовятся к жертвоприношению.

– Именно.

– А что ты дала ей в обмен на эту информацию?

– Я рассказала ей о нашей вчерашней встрече со здоровяком и о том, что, скорее всего, цыгане имеют какое-то отношение к Графу.

– Давай-ка лучше я расскажу тебе кое-что новенькое о Графе, – перебил я и во всех подробностях описал наши с Ползецом приключения.

– Неважно, на чьей он там был стороне, но не могу сказать, чтобы я очень уж горевала о том, что он выбыл из Игры, – подвела итог Дымка. – Жутковатый тип.

– Ты встречалась с ним?

– Я увидела его как-то ночью, когда он вылезал из своего склепа, и спряталась на ветке дерева – посмотреть, что будет дальше. Он словно вытек из склепа, даже не шевельнувшись. Просто, струясь, оказался снаружи. Так Ползец умеет. Затем он недвижно постоял чуть – плащ развевался и хлопал на ветру, а он лишь поворачивал голову, оглядывая весь мир так, будто он безраздельно правит им и сейчас решает, в какую его часть отправиться поискать забав. А затем громко расхохотался. Никогда не забуду этого смеха. Он запрокинул голову назад и залаял – не так, как обычно лаешь ты, а так, словно ты вот-вот должен сожрать что-то, что вовсе не жаждет оказаться у тебя в желудке, и это радует тебя, прибавляет пикантности грядущей трапезе. Потом он двинулся вперед, и мне показалось, будто у меня что-то случилось с глазами. Он одновременно принимал самые разные обличья, то и дело меняя форму, находясь в одно и то же время в разных местах, и лишь плащ все хлопал на ветру – и вдруг он исчез, а в лунном свете вдаль уплывал черный лоскут. Не хотелось бы мне вновь пережить такое.

– Нет, подобного представления повидать мне так и не довелось, – сказал я. – Но как-то раз я столкнулся с ним нос к носу, и, должен сказать, на меня это тоже произвело большое впечатление. – Я немножко помолчал. – А Текила, кроме той истории о Линетт, больше ничего тебе не рассказывала?