Руслан Мельников - Тевтонский крест Страница 22

– Потом доскажешь, дядька Адам, – оборвал пан лучника. Тот послушно отошел. Расступились и остальные стрелки. Повисла тягостная пауза. Рыцарь удивленно смотрел на полячку, та сверлила его ненавидящие глазами. Бурцев зыркал по сторонам в поисках спасения.

– Княжна Агделайда? – Освальд еще раз недоверчиво оглядел непрезентабельный наряд девушки. – Дочь малопольского князя Лешко Белого?

И откуда он все знает?! Миниатюрная княжна, задрав по своему обыкновнию подбородок, умудрилась взглянуть на усатого верзилу сверху вниз:

– Да это я. А теперь назови свое имя, рыцарь, посмевший пленить Агделайду Краковскую. Твой герб мне не знаком. Ты не из Малопольских областей?

– Я – Освальд Добжиньский – чуть склонил голову усач. – А ты, княжна, вовсе не пленница. Ты – желанная гостья в моем скромном лагере.

– Добжиньский? – нахмурилась Аделаида. – Теперь Добжиньскими землями владеет германское братство Святой Марии. Выходит, ты вассал тевтонов, Освальд?

– У меня нет господина, княжна. И я не являюсь ничьим вассалом с тех самых пор, как Конрад Мазовецкий и Казимир Куявский отдали тевтонам лен моего отца, деда и прадеда. Я не единожды ходил под знаменами твоего дяди в походы на язычников‑пруссов и дважды спасал ему жизнь. Я три месяца носил на одежде желтую звезду и красный меч ордена братьев Добжиньских, основанного Конрадом Мазовецким для обороны польских границ. Я ни разу не предавал своего господина, но был предан им. Моей верности Конрад предпочел посулы немецких крестоносцев, а куявцы князя Казимира сами привели тевтонов к замку моих предков – к Взгужевеже, «Башне на холме». Орденские братья хитростью захватили замок и казнили моего отца, пытавшегося оборонить свою вотчину. И сейчас я вынужден влачить жизнь полунищего безземельного странствующего рыцаря. Так что меня уже не связывают ни с твоим дядей, ни с его сыном Казимиром Куявским узы вассальной верности, Агделайда Краковская. Но вот ненависть к мазовцам, куявцам и тевтонам, которые хозяйничают нынче в Взгужевеже, все еще клокочет в моем сердце.

Вздох облегчения вырвался из уст полячки. Да и манера ее речи сразу переменилась:

– Если ты не на стороне магистра Конрада Тюрингского и его польских союзников, то, вероятно, позволишь мне продолжить путь, благородный Освальд. Я должна найти надежное убежище, поскольку предполагаю, что меня разыскивают куявцы, мазовцы и люди орденского магистра.

– Ты правильно предполагаешь, княжна, – усмехнулся усатый рыцарь. – Гонцы из Мазовии и Куявии уже прокричали на городских площадях и деревенских улицах о пропаже неподалеку от Вроцлава краковской невесты Казимира Куявского. Они сообщили, что твою охрану перебили нечестивые татары, но тебе по милости Божьей удалось спастись. Сам Казимир остановился сейчас в Вроцлаве, а его поисковые отряды шныряют повсюду, словно стаи охотничьих псов. Между прочим, большая награда обещана тому, кто найдет тебя и доставит куявскому жениху: столько гривен, сколько сможет унести человек. И именно по этому я не намерен отпускать тебя, княжна.

– Рассчитываешь на награду, мерзавец? – зло прошипела Аделаида. – Или надеешься, что тебе вернут отобранное однажды?

Освальд посуровел:

– Нет, Агделайда Краковская, на это надежды у меня нет. Я слишком долго веду войну с твоим дядей, двоюродным братом и тевтонами, а потому объявлен ими вне закона и вынужден укрываться в Силезских лесах – подальше от Куявии и Мазовии. Кроме того, никогда и ни при каких обстоятельствах Освальд Добжиньский не примет награду из рук врага, смертельно оскорбившего его самого и весь его род изгнанием.

– Тогда почему же?! Зачем ты меня задерживаешь, Освальд?

– Не хочу отдавать немецким крестоносцам ключ к Малопольскому княжеству. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: если дочь покойного краковского князя Лешко Белого выйдет замуж за сына орденского прихвостня – мазовецкого князя Конрада Казимира Куявского…

– Я не выйду за него замуж! Ни‑ког‑да!

– Разумеется, не выйдешь, Агделайда! Если не покинешь этот лес. Тебе хотелось найти убежище, недоступное мазовцам, куявцам и тевтонам? Так считай, что ты его нашла. Будь моей гостьей, княжна, толькоко не пытайся выйти за пределы лагеря. Здесь ты получишь все необходимое, и никто не посмеет тронуть тебя пальцем.

– Твое гостеприимство слишком похоже на полон, Освальд Добжиньский, – сощурилась княжна.

– Хороший полон лучше дурного брака, – парировал тот. – И гораздо лучше смерти, благородная Агделайда. Не принадлежи я к древнему роду и не заботься о своей чести, то просто зарубил бы тебя на месте. Это самый верный способ досадить тевтонам и их приспешникам.

Аделаида побледнела. Толи от гнева, то ли от страха.

– Конечно же, я этого не сделаю, – успокоил Освальд. – Я хоть и живу в лесу, но еще не забыл рыцарского кодекса. А вот… – Он выразительно окинул взглядом лагерь: – Эти люди, княжна, не столь щепетильны. Поэтому постарайся все‑таки держаться поближе ко мне.

Дочь Лешко Белого хранила презрительное молчание. Освальд воспринял его как знак согласия.

– Ну, вот и славно. Ступай в мой шатер. Отныне он принадлежит тебе, Агделайда. Туда доставят еду, питье, нагретую воду для омовений и кое‑какую одежду. В отбитом у немецких купцов обозе мы раздобыли женский гардероб. Принадлежал он, правда, служанкам, уж не обессудь. Но зато платья чистые и не рваные.

– А мой… э‑э‑э, спутник? – Аделаида растерянно взглянула на Бурцева.

Вспомнила наконец!

– С ним у меня будет особый разговор. Освальд повернулся к лучникам: – Уведите княжну в шатер и позаботьтесь о ней. Поставьте стражу. Чтоб никто туда не совался. И не высовывался тоже.

Глава 24

Как только Аделаиду вежливо, но настойчиво впихнули за полог шатра, от взгляда добжиньского рыцаря повеяло неприязненным холодком.

– Кто ты? Отвечай! – С Бурцевым рыцарь говорил менее любезно.

Кто он? Представиться по форме? Имя, фамилия, должность и… и год рождения? Так ведь этот Освальд юмора не оценит. Уж лучше придерживаться легенды, которую невольно сочинила для него польская княжна.

– Вацлав. Ополченец.

Жрать хотелось жутко, а от ремней, накрученных Богданом, руки ныли – мрак.

– И чьего же ты войска ополченец, Вацлав? – рыцарь не замечал страданий пленника и не намеревался ни угощать его, ни развязывать.

– Клеменса, – угрюмо соврал Бурцев, – Владислава Клеменса. Я послан, чтобы…

– Кто твой сотник? – перебил Освальд.

– Сотник? – Да откуда ему знать имена сотников Краковского ополчения!

– А десятник?

– Я шел в бой под прямым командованием Владислава Клеменса, – брякнул наудачу Бурцев.

– Вот как? – Рыцарь скривился в усмешке. – Очень интересно…

Блин! Похоже, сморозил глупость. Допросы вести этот добжинец умел не хуже иного дознавателя.

– К моему отряду, да будет тебе известно, примкнуло много народа. Разного народу, Вацлав.

Освальд поискал кого‑то взглядом, громко окликнул человека со свежим шрамом на пол‑лица и в добротной кольчуге двойного плетения:

– Янек!

Крутая кольчужка. Абы кто щеголять в такой не станет. Да и делалась, сразу видно, – на заказ. Сидит вон как влитая. Знатный, видать, пан этот Янек.

– Ты ведь знал всех, кто бился под личным началом краковского воеводы, Янек? – К человеку со шрамом рыцарь обращался почти как к равному.

– Да, я служил при воеводе и был хорошо знаком со всеми его дружинниками.

– Этот ополченец утверждает, что он тоже состоял в дружине Владислава Клеменса, – хохотнул добжиньский рыцарь.

Янек нахмурился:

– В дружину воеводы никак не мог попасть ополченец. Я не знаю этого человека. В первый раз вижу. Освальд кивком поблагодарил Янека и вновь повергнулся к Василию: – Итак, ты меня обманул, Вацлав. Больше делать этого тебе не советую. – Рыцарь демонстративно положил ладонь на эфес меча. – Повторяю вопрос. Кто ты?

Бурцев вздохнул. Что он мог ответить?

– Случайный попутчик княжны.

– Попутчик? – Пальцы рыцаря сжали рукоять меча, наполовину вытащили клинок из ножен. Солнечные зайчики брызнули с обнаженной стали. – Опять лжешь, Вацлав? В бою у трех сосен мой оруженосец видел, как ты надел на дочь Лешко Белого какие‑то диковинные кандалы, бросил ее на лошадь и увез совсем не так, как положено возить княжну. Кому ты хотел отдать свою добычу, попутчик? Конраду? Казимиру? Тевтонам?

– Я лишь хотел уберечь княжну от напавших на нас татар и от твоих разбойников, – скрипнул зубами Бурцев.

– Мы не разбойники! – Лицо Освальд перекосилось от ярости. – Хоть и громим мазоветские, куявские, тевтонские, татарские отряды и обозы, но лиходеями нас называть не смей, Вацлав! Беженцев мы не трогаем и воюем только с врагами Польши и их приспешниками.

Партизаны, значит. Впрочем, все равно – погибать ли от рук атамана разбойничьей шайки или от меча благородного рыцаря‑партизана. Смерть – она в Африке смерть. И в Польше тринадцатого столети тоже…