Unknown - Unknown Страница 22

Flashback. Майкл

Джон старше меня лет на семь, но это не мешает ему обращаться со мной, как с дерьмом. Он и его команда не упускают момента поиздеваться на теми, кто слабее их. Мне всего восемь и больше всего на свете я мечтаю вырасти. Стать сильнее. Я мечтаю избивать Джона до тех пор, пока он не будет истекать и захлёбываться кровью.

Я хочу видеть, как он умоляет меня о пощаде. Мои друзья убежали, как только завидели Джона и его компанию — иногда они носили с собой оружие и это было действительно опасно.

В нашем районе постоянно проходят драки и перестрелки, все это напоминает настоящую стаю волков, где за то, чтобы стать главарем, люди готовы прогрызать друг друга до костей.

Я держу в руках ласточку — сегодня утром нашел ее в нашем грязном дворе — ее крыло было повреждено, и она больше не могла летать. Я не знал, что с ней делать. В голову больше не пришло ничего, как оказать ей первую помощь, а позже отнести в центр, который занимался лечением почти всех животных. Я надеялся, они берутся за птиц.

Сидя на своем скейтборде, держал в ладони дрожащую птицу, слегка поглаживая ее крылышки. Такая маленькая и беззащитная. Темно-синие оперение, а грудка белесая. Она смотрела на меня маленькими глазками-пуговками, будто умоляла не бросать ее со сломанным крылом. Мне хотелось помочь бедняжке.

Джон подоспел не вовремя. Я аккуратно положил ласточку на траву, и в ответ она только поежилась.

— Ну что, малолетка, хочешь работать с нами? — Джон сплюнул, в его руках была бейсбольная бита. Вся банда выглядела жутко — татуированные упыри с безумными прическами. Я боялся. И я ненавидел свой страх. Ненавидел то, что был слишком маленьким и хилым, чтобы постоять за себя.

У родителей не было денег, чтобы заниматься мной и отдать на бокс. А я мечтал стать боксером с тех пор, как получил от Джона и его приятелей первый удар.

— Я сам по себе, — собрав всю смелость в кулак, возразил я, вызывая у них только смех. Еще бы: я был худой и долговязый. Даже если внутри меня и была сокрыта сила, она пока никак не проявляла себя в столь слабом теле. Тем более их было пятеро.

А я один.

— Сам по себе? Crips нужны новые герои или ты не знаешь? Если ты не с нами, значит ты против нас. А кто против нас…тот долго не живет, — они заржали, надрывая свои глотки.

Я плюнул Джону под ноги, за что получил удар битой в живот. Я не знаю, каким чудом я избежал перелома ребер. Но солнечное сплетение взвыло так, что перед глазами поплыли звезды.

На небе собирались целые клубы грозовых облаков — серых, тяжелых, не предвещавших ничего хорошего. По новостям передавали штормовое предупреждение и не исключали смерч. Для Лос-Анджелеса такая погода не редкость, но стихия всегда заставала нас врасплох.

Однажды, нам пришлось менять окно из-за землетрясения, от которого пострадали самые шаткие дома в нашем районе. Богом забытое место, и даже не верилось, что где-то рядом здесь есть Голливуд, Беверли-Хилз и океан. Я мечтал перебраться в одно из этих мест.

— Это нечестно! Вас пятеро, а я один. Мне восемь, — не знаю, что я хотел этим добиться, совести у этих отморозков не было, и моя речь их вряд ли растрогает.

— Хочешь, чтоб я тебя пожалел, недоумок? — в черных глазах Джона сверкнул гнев, а потом его взгляд упал на мою ласточку. Оглядев ее хрупкое тельце, он сразу смекнул, что это я обмотал ее крыло бинтом.

— Как мило, — прокомментировал картину он и тут резко схватил ее в свои ручищи.

Меня поглотила ярость.

— Не трогай ее! Отдай! Ты… — мои зубы скрипели от ненависти, я потянулся к Джону и ударил его под ребра — страх и инстинкт самосохранения исчезли.

— Я — что, недоумок? — пропыхтел он, потирая свой живот. Мой кулак встретился с его железным прессом, но кажется я все равно достучался до его скверной душонки.

Но гордиться собой я буду позже.

— Отпусти, пока она…

— Пока она — что? — он вдруг сжал мою ласточку в ладони — так, что бедная птичка прерывисто заверещала и начала отчаянно вырываться, выбиваясь из последних сил.

Которых у нее не было. Я увидел, как через бинт снова проступают капли крови.

Конечно, ласточка была всего лишь маленьким существом. Но она мне нравилась. Такая красивая.

Мне было приятно о ней позаботиться. Я хотел сделать что-то хорошее.

Хотел спасти ее.

— НЕ СМЕЙ! — в горле пересохло от того, что я знал, что придет неизбежное.

— Ты сосунок, если будешь таким мягкотелым, то так и будешь получать от нас каждую неделю. Это была твоя подружка? Что ж, ее больше нет, — а потом он взял мою птичку двумя руками и свернул ей шею. За одну гребанную секунду.

Мне показалось, я слышал жалобный короткий писк.

— А это тебе за то, что ударил, — заключил Джон, давая мне грубый подзатыльник. Он и его приятели пошли прочь, кинув птицу на асфальт.

Я услышал раскат грома, и он заглушил мой внутренний крик, разрывающий виски.

Еще пять минут назад я держал ее в руках и верил в то, что скоро она взлетит туда, где собрались тучи.

А теперь она лежит и не дышит. В черных глазах-пуговках погасла жизнь.

Я склонился над ласточкой, чувствуя себя так, будто это мне внутри все скрутили.

Слез не было. Папа говорил, что мужчины не должны плакать. Осталось только чувство, распарывающее грудь, и желание отомстить Джону.

— Я похороню тебя, ласточка. Прости, что так вышло, — тихо прошептал я, аккуратно положив ее на траву.

Сжав руки в кулаки я с диким кличем побежал за Джоном.

Он избил меня так, что меня пришлось отвезти в больницу.

Но это не помешало мне выполнить обещание, которое я дал птице.

Когда мне исполнилось пятнадцать, я сделал на груди две татуировки на ключицах — две ласточки, одна из которых была больше, чем оберегом и символом «на удачу» в бое.

ГЛАВА 11

10 месяцев спустя

POV Майкл.

Теплая вода согревала мою кожу, мне необходим был душ после сексуального марафона с одной из девушек, которую я подцепил вчера в клубе. Я проделывал это каждые выходные, и первым делом тщательно рассматривал их лица. Я пытался узнать ее. Узнать ту самую девушку, которую я ненавидел всем телом и всем сердцем желал.

Прошел ровно год после операции, но мои галлюцинации не проходили. Более того, они как последняя зараза брали надо мной верх. Изменилось все: мои вкусы, мои взгляды на жизнь, мои предпочтения в пище, любимая музыка. И только мой характер остался прежним, желание драться, выбивая дух из противника, и все время двигаться. Мой темперамент не изменился, но мысли об этой девушке доставляли мне настоящие страдания.

Черт возьми, ОНО любило ее. Это маленькое бьющееся чудовище внутри меня с каждым ударом умоляло меня найти незнакомку.

Жизнь медленно, по капле превращалась в ад — до операции я и знать не знал, что человек может так страдать. Все в моей жизни было легко и просто. Я жил моментом и ничего не принимал близко к сердцу.

Я чувствовал себя одиноким волком, обреченным глядеть на луну и не иметь возможности к ней подобраться. И это новое чувство разрывало меня на кусочки, и чем больше я с ним боролся, тем страшнее была его сила внутри.

Моя прежняя дерьмовая жизнь меня больше не радовала.

Я узнал, кому принадлежало мое новое сердце. Молодому человеку по имени — Доминик Янг, который погиб в автокатастрофе. Он получил травмы несовместимые с жизнью — несколько переломов конечностей, ребер, внутреннее кровотечение, повреждения кожи из-за осколков стекла. Врачи констатировали смерть головного мозга почти сразу при том, что его сердце работало, как часы. И все это случилось в день, когда я пережрал кокаина.

Джек мог бы рассказать мне о моем доноре больше, если бы я не остановил его. А я сделал это, как только узнал, что, попав в аварию, Доминик сделал все, чтобы спасти свою девушку, которая сидела с ним рядом — он накрыл ее своим телом и она осталась жива.

Я мог бы узнать ее имя, адрес, мог бы выманить у Джека все, будь это даже трижды врачебной тайной. Но я не стал.

Я ненавидел Доминика, свое новое сердце и эту чертову девушку.

Что я только не делал: пытался управлять своим сознанием, тренировал контроль, занимался сексом с двумя сразу — лишь бы пробудить в теле эмоции, которые бы перекрыли постоянно всплывающие воспоминания. Но все было тщетно.

Мой мозг не знал, что такое любовь. Мое тело никогда не было подвержено этой болезни. Врачи пересадили мне здоровое сердце, зараженное лишь одним недугом — любовью.

Каждое прикосновение к незнакомке доставляло мне целый спектр различных эмоций, которых я прежде не знал. И они были круче даже самого чистого и дорого кайфа.