Эмма Чейз - Все связано Страница 22

Теперь, когда на сегодня сделаны все добрые дела, вернемся в спальню.

Бедра Кейт начинают двигаться по кругу против моего лица. Мои руки ей в этом помогают. Верхняя часть ее тела прижата к стене. Ее дыхание становится частым, а лицо поднимается вверх. Глаза закрываются. А затем случается взрыв. Она хватается за мой затылок, удерживая меня на месте, пока она прижимается и трется об меня. У нее открывается рот, но она не издает ни звука.

Чертовски шикарна.

Через минуту ее хватка ослабевает, и она открывает глаза. Смотрит на меня вниз с удовлетворенной улыбкой, а я пока поднимаюсь, целую ее тело. Ее обмякшие руки медленно поднимаются вверх и обвивают мою шею, и прежде чем прижаться своими губами к моим, она шепчет:

— Как хорошо.

Я тоже так думал, но слышать это всегда приятно. Когда она меня целует, мои руки снова отыскивают ее попку. Зад Кейт напоминает мне о любимой плюшевой зверюшке ребенка. Как только она попадает мне в руки, уже трудно ее отпустить.

Я подхватываю ее, и она обхватывает меня ногами за талию. Теперь, когда Кейт одурманена, у меня в планах сделать все медленно. Не торопиться. Потому что когда у вас есть дети — время уже больше не твой друг. Даже глубокой ночью, в вашей голове сидит мысль, чертова вероятность того, что время выйдет. Но сейчас другой случай.

Джеймс — которого я люблю без остатка — сейчас проблема моих родителей. Я планирую извлечь из этого выгоду. Провести следующие несколько часов, проделывая веселые, пошлые — громкие — вещи. Я бы не стал рисковать делать такое, когда он поблизости.

— Я должен тебе массаж, — шепчу я ей.

Но у Кейт другая идея. Она опускает руку вниз между нашими телами и вытаскивает мой твердый, как камень член из купальных шорт. Она мастерски проводит по нему рукой, до тех пор, пока у меня не начинают косить глаза.

— Ты можешь сделать мне массаж позже. Мне надо, чтобы ты трахнул меня прямо сейчас.

Господи. Я люблю, когда она начинает командовать. Одной рукой я спускаю свои шорты вниз. Потом медленно вхожу в нее.

— О, боже.

Ее тело наливается вокруг меня. Всасывает меня в себя и крепко удерживает.

Может, это звучит глупо — чересчур романтично — сказать, что тело Кейт было создано для меня. Но от этого не становится менее правдиво. Я отвожу бедра назад, а ее мышцы сжимаются сильнее, не желая меня отпускать. Я вдавливаюсь глубже, до тех пор, пока зад Кейт не упирается в стену за ее спиной. Я проникаю в нее короткими сильными толчками. Мы вместе вздыхаем и стонем — ругаясь и изнывая — с каждым толчком.

Секс у нас не нежный. И не тихий. У нас все достаточно громко, чтобы нас слышал весь дом. Черт, да нас услышат даже в Индонезии. Прижимая ее к себе, я поворачиваюсь так, что теперь моя спина прижата к дверному проему ванной комнаты. Плавно приподнимаю ее вверх и опускаю вниз. Руки мои напряжены, а кожа покрывается капельками пота.

Потом я делаю несколько шагов в ванную, к столешнице с зеркалом. Усаживаю ее сверху, сметая всякие бутылочки с парфюмом и средствами для умывания на пол. Целую ее глубоко, и ее язык танцует с моим. Она руками впивается в мои бедра, сама устанавливает ритм.

Она стонет, умоляет и приказывает:

— Медленно.

Я поступаю так, как она просит, делая круговые медленные движения бедрами. Прижимаясь сильнее к ее телу, приближая нас к пику наслаждения с каждым толчком.

— Черт… — шиплю я, от того, что так хорошо.

— Дрю… — отвечает она, хныкая.

Ноги Кейт дрожат, трясутся под моим руками. Я двигаюсь быстрее, мои толчки становятся сильнее, я становлюсь жадным до ощущений, когда ее тугое горячее лоно пульсирует и сжимается вокруг меня. Каблучки ее черных туфель, которые все еще на ней, впиваются мне в зад, когда она двигается в такт движений моих бедер.

Потом она прижимается ко мне — грудью к груди — кусая меня за плечо, когда кричит.

— Да… да…

Когда у вас было столько же оргазмов, сколько у меня, все они сливаются, образуя одно общее счастливое воспоминание. Но время от времени, один оргазм всегда будет выступать вперед по отношению к другим. Это момент, о котором я буду думать позже — переживать его в моей следующей деловой поездке, когда единственное, что мне будет оставаться делать — это мастурбировать.

Это один из таких оргазмов.

Меня поражает экстаз, как ракета подводной лодки бороздит по воде. Я наклоняюсь к Кейт, прижимая ее к себе. Стараясь быть к ней ближе — впитать каждый момент блаженства, которое она мне дарит. Думаю, я выкрикиваю ее имя, но не уверен.

Несколько мгновений спустя, после того, как в моих ушах ослабевает звук пульсирующей крови, я смотрю в улыбающиеся глаза Кейт. Она убирает мои мокрые волосы со лба. Потом целует тату с именем нашего сына на моей груди.

И она обнимает меня — держит крепко — прижимаясь щекой к моему сердцу.

— Я люблю тебя, Дрю.

Это, наверно, странно произносить такие сладкие слова и совершать такие нежные действия после жесткого секса, которым мы только что наслаждались. Но для нас? В этом нет ничего странного.

Для нас, это идеально.

ГЛАВА 9

Я все равно сделал Кейт массаж. Не то, чтобы он был ей нужен, она и так была расслаблена, но втереть в тело Кейт теплое детское масло — мое представление о действительно хорошем времяпрепровождении. Не надо быть гением, чтобы понять, как дальше обстояли дела. Поэтому, в данный момент, Кейт лежит, отрубившись, на своей кровати. Я дам ей поспать еще где-то минут двадцать, прежде чем будить ее. Потому что всем известно, что женщинам нужна вечность, чтобы собраться, когда они собираются провести ночь в городе. Кейт во многих вопросах может отличаться от большинства девушек — но здесь? Она такая же, как все.

Я выхожу из спальни и иду в кухню на поиски чего-нибудь поесть. Мужчина не может прожить только на одном сексе — какой-бы классной ни была эта идея. В доме тихо. Джек и Уоррен, наверно, сбежали от всех этих звуков, когда вокруг них все трахаются.

Я делаю себе сэндвич из индейки и ржаного хлеба, потом, взглянув на балконные двери, замечаю там свою сестру. Она сидит там в одиночестве на отдельной террасе на задней стороне виллы.

Мысленно я качаю головой и выхожу через двери. Александра бросает на меня взгляд, а потом снова поворачивается к зелени, которая окружает двор. Отчаяние — это совсем не то, что я привык видеть на лице своей сестры. Меня это расстраивает.

Я сажусь на садовый стул рядом с ней и кладу свой сэндвич на стол. Начинать разговор мне следует по-доброму. Без обвинений. Тактично. Мне следует быть дипломатом.

— Какого хрена, Лекси?

Она делает глоток из своего бокала для мартини, который у нее в руках и ставит его на стол.

— Убирайся, Дрю. Я хочу побыть одна.

— А я хочу купить себе остров в южной части Тихого океана и назвать его Дрюландия, но в ближайшее время этого не произойдет. Мы не всегда можем иметь то, чего хотим.

Я поднимаю бокал, полный какой-то розовой бурды и нюхаю. Тут же отклоняю голову назад и морщусь. Что бы там не пила моя сестра — воняет, как фруктовый аммиак — будто мышиная моча с запахом клубники.

— Если ты решила напиться, то хотя бы имей совесть, возьми что-нибудь подороже.

Дешевый ликер должен быть только для пьяниц и студентов колледжа, которые не разбираются в выпивке.

У нее апатичное лицо. Без напряжения и печальное. Она слегка качает головой.

— Ты не понимаешь.

Я выливаю ее выпивку в траву.

— Я возмущен. Я покажу тебе, что понимаю все перспективы — мужчина, женщина, или ребенок. Бог и я похожи в этом смысле, — на секундочку я делаю паузу, и мой голос становится мягче, — Что случилось, Александра? Что бы это ни было, может, я смогу помочь.

У нее ровный голос. Безжизненный.

— Стивен собирается со мной развестись.

Я фыркаю.

— Учитывая то, как ты вела себя в последнее время, я не виню его за это.

Я приготовился уже защищаться от того, что мне в лицо точно прилетит стакан. Но в меня ничего не швыряют. Вместо этого происходит то, что меня шокирует, ужасает.

Сучка закрывает руками лицо и начинает рыдать.

Я сглатываю комок в горле. Потом оглядываюсь по сторонам. В ожидании того, что сейчас откуда-нибудь выпрыгнет Эштон Катчер и закричит:

— Обманули дурака!

Потому что Александра Эванс не плакса. Она действует — решает проблемы.

И за всю историю человечества, слезами ничего нельзя было исправить.

Я начинаю заикаться. И задаю второй по тупости вопрос:

— Ты… ты плачешь?

В моей голове эхом отдает голос Тома Хэнкса: «В бейсболе не плачут!!!» Разве Клеопатра плакала, когда разграбили Египет? Разве Жанна д’Арк плакала, когда Католическая Церковь назвала ее ведьмой? Они — копии моей сестры.

Александра качает головой, но слезы все бегут и бегут.

— Это моя вина. Я оттолкнула его. Со мной было невозможно находиться рядом. Я обращалась с ним ужасно.