Юрий Софиев - Вечный юноша Страница 22

12/V 62 г.

С кем протекли его боренья?С самим собой, с самим собой!

Б. Пастернак

neminem laede, imo omnes, quantum potes, juva

никому не вреди, но всем сколько можешь помоги.

Почему? — «Разрешение этой задачи дает собственное основание этики, которого, как философского камня, ищут уже тысячелетия». Артур Шопенгауэр («Die beiden Grundprobleme der Sthik).

Quodtibi fieri non vis alteri ne feceris

Чего себе не хочешь — и другому не делай.

Молитва, которой заканчиваются древне-индийские драмы: «Да будут все живые существа свободны от страдания.

Мне всегда было ненавистно христианское любование и смакование страдания — в особенности чужого.

«Порадуемся за нашего брата — Господь послал ему великие испытания».

Я достаточно наблюдал это умильное ханжество с возведением очес к небу и в Белграде (в кружке у Зерновых), и в Париже. На мое ощущение это какое-то предательство самого существенного основания нашей земной этики — сочувствия, симпатии, сострадания к другому.

Я был очень душевно наивен в те белградские годы и это словесное рассусоливание страдания вызывало во мне ощущение какого-то страшного, жестокого душевного холода.

Это не было восприятие страдания, как явления, может быть, совершенно необходимого, для углубления жизненного опыта, а как зарабатывания награды, воздаяния в «будущей вечной жизни».

— Пускай, пускай пострадает, Господь воздаст ему за это в царствии божием.

И эта мыслишка, что безнадежное отчаяние приводит человека к Богу, как к последней надежде, т. е. окончательно жизненно сламывает человека.

Я сам никогда не любил «благополучных» людей, ограниченно самодовольных.

«Istoria Calamitatum mearum» Абеляра,

«Исповедь» Руссо,

«Житие» Аввакума…

Почему лучшимДарована бездна бедствий,А падали Благополучие?

Благослови высокую судьбу —Мы бедствия и странствия узнали.

***

…Счастлив, кому судьба послалаТакие бедствия и сны.Счастлив, кого она бросалаВ юдоль изгнанья и войны.

Вне всяческих благополучийНе стал ли мир для нас светлей?Мы сами проще и мудрей,А наша жизнь полней и лучше.

… Ты мне сказала, прервавши молчанье:— Все, кто беду и нужду испытал,Все, кто был послан судьбою в изгнанье,Все, кто скитанья судьбою избрал,Все, кто дорожною (?) пылью дышали,Ставили парус, садились в седло,Все, кого солнце дорожное (?) жгло,Все эти люди нам братьями стали.

Кто-то им щедрою мерою мерил,Каждого щедро бедой наградил.В спящей Флоренции Дант АлигьериКутался в плащ и коня торопил…

11.

…Очень люблю иногда снять с полки «Былое и думы» и перечитать на сон грядущий несколько страниц.

Вчера, как всегда с интересом (…) перечитал «Княжну Екатерину Романовну Дашкову». Ничего не прибавишь к герценской заключительной фразе: «Какая женщина! Какое сильное и богатое существование!»

Пожалуй, самое убедительное, что такая личность могла существовать, могла с таким человеческим достоинством прожить свою не короткую жизнь в России при Елизавете Петровне, при Петре III, при Екатерине, при Павле и при Александре I. В крепостной России при шести монархах! И при каких — включая Петра III и Павла!

Когда: «Потемкин (я при Сегюре ударил какого-то полковника и, спохватившись, сказал послу: «Как же с ними иначе поступать, когда они все выносят»).

И Герцен резко спрашивает: «А как ответил бы Потемкин на его пощечину или на вызов?..»

Говоря о впечатлениях мисс Катрин Вальмонт, Герцен пишет: «В жалком подобострастии, в позорном раболепии нашего общества она очень справедливо находит отражение рабства. Она с изумлением видит в залах и гостиных опять холопов без всякого нравственного чувства собственного достоинства. Ее удивляют гости, которые не смеют садиться и часы целые стоят у дверей, переступая с ноги на ногу, которым кивают головой, чтобы они ушли.

«Проклятие добра и зла смешиваются в России с понятием быть в милости или немилости. Достоинство человека легко определяется по адрес-календарю, и от государя зависит, чтобы человека безусловно принимали за змею или за осла».

Да, трудненько нам, русским, изживать «родимые пятна»… отечественной истории.

«Культ личности» расцвел на удобренной веками почве. Но зато уж и расцвел махровым цветком. Может быть, потому, что к этому времени были окончательно упразднены те проблемы «рыцарства» (понятие о личной чести), которые иногда проявлялись в «дворянском воспитании» (Дашкова) и дерзкой достойной гордости, которая была присуща народу.

Пугачев, Разин, купец Калашников и т. д., т. д., т. д.

Московский генерал-губернатор объявил ей приказ Павла немедленно ехать назад в деревню и там вспоминать 1762 год (свержение Петра III). Дашкова ответила, «что она никогда не забывала этот год, но что сообразуясь с волею государя, она будет рассуждать о времени, которое равно не оставило ей ни угрызений совести, ни раскаяния…»

Из ее письма к брату Александру:

«Когда Тиран (о Павле) раз ударил свою жертву, то он будет повторять удары до тех пор, пока сокрушит ее окончательно.

Сознание невинности и чувство негодования послужит мне вместо мужества, чтоб перенести невзгоду, до тех пор, пока и вас, мои родные, не захватит его разохотившаяся злоба. В одном будьте уверены, что никакие обстоятельства не заставят меня ничего сделать, ни сказать, чтобы могло меня унизить».

…и сердца горестных замет.

Mais, a quoi fensez vons cher Monsieur?

***

Может быть, это сон.Может быть, это явь.Вижу, как жизнь мояСкатывается под уклон.

Сколько изведано бед,Невозвратимых потерь!Где-то волна, как зверь,Слизывает след.

А у далёкой рекиТак же шумят тополя.Так же, всему вопрекиРадостно дышит земля.(В солнечной неге земля).

12.

(Письмо, видимо, Н.И. Столяровой в Москву — Н.Ч.).

Милая Наталья Ивановна!

У Вас есть все основания считать меня самой беспардонной свиньей! Я даже не ищу оправданий или смягчающих вину обстоятельств, но просто хочу сказать, что эти последние месяцы (конец зимы и начало весны) были для меня весьма тяжелыми. Я заболел гриппом, потом эта болезнь вызвала осложнение, павшее на сердечную деятельность, это в свою очередь привело к общему упадку сил и ощущению противнейшей постоянной усталости и (что на меня не похоже) к известной моральной подавленности. После работы приходил домой с опущенными руками. Не было сил ни сосредоточиться, ни взять перо в руки. Было еще одно обстоятельство — его-то я и считаю главным — очень напряженная, нервная атмосфера в связи с семейными неполадками сына. Его семейная жизнь разваливалась уже давно и мне казалось совершенно бессмысленным занятием — штопать и латать. В общем, виноваты они оба, хотя оба не плохие люди, только Ольга, уже давно, казалась мне очень опустошенным человеком, и не смотря на внешнюю мягкость au fond человеком с очень холодной душой. Женщина она бесспорно интересная и обладает известным шармом. Но fissure, которая появилась уже давно, привела к окончательному разлому. Сын переехал ко мне. Сложность — дети. Но самое худшее началось позднее и это-то и истрепало мои нервы и сердце вконец.

Вначале он искал забвения, но искал, что называется, под рукой, в случайно окружавшей его поселковой компании — людей совершенно не интеллектуальных. А забвение это выражалось в обыкновенной пьянке и в каком-то нелепом «цыганском» надрыве под гитару, на которой он, к несчастью, бренчит. К несчастью, потому что мальчиком он учился играть на скрипке и не без успеха. Тяжелые эмигрантские обстоятельства с одной стороны (моя вина), недостаток воли с его — в результате скрипка была заброшена. Однако налицо оказалась некоторая музыкальная культура, любовь и понимание музыки. Этим он обязан, в известной степени, деду — Ник. Ник. скрипач. В свое время, в Париже он его таскал по концертам и музыкальная тема была привычной в доме.

Так вот, именно в этой случайной поселковой компании и выкопал он из страшного мещанского болота такой экземпляр, что у меня глаза на лоб полезли.

В пояснение сего обстоятельства он мне заявил, что интеллигентные женщины с их «претензиями» ему надоели — он устал от них.