Кевин Фонг - Extremes. На пределе Страница 23

***

Когда на месте взрыва почти не осталось тяжелораненых, мы отправились на Сохо-сквер осмотреть ходячих пострадавших. Мы шли по Дин-стрит. Кафе и бары опустели, люди побросали на столиках тарелки с недоеденной едой и наполненные бокалы. Закончив, мы вернулись в больницу, и я работал всю ночь.

Взорванный бар назывался «Адмирал Дункан». Он был популярен у лондонских геев. Террорист Дэвид Коупленд — двадцатитрехлетний шизофреник с параноидным синдромом, бывший член Британской национальной партии, — сконструировал и за предшествующие две недели попытался взорвать два подобных устройства — одно в Брик-лейн, другое в Брикстоне. Бомба в Сохо стала первой, унесшей человеческие жизни.

***

В пятницу 30 апреля 1999 года Андреа Дайкс с мужем Джулианом приехали в Лондон. С ними был Джон Лайт, шафер Джулиана на их свадьбе. Незадолго до поездки Андреа узнала, что беременна, и они решили отметить это событие; Джону предстояло стать крестным. Они отправлялись в театр на мюзикл «Мамма миа», но прежде решили заглянуть в «Адмирал Дункан». К ним должен был присоединиться друг и бывший партнер Джона, Ник Лир.

Бомба взорвалась в 18:37. Более ста человек получили ранения. Андреа и Ник были убиты осколками на месте. Джон умер на следующий день. Еще семь раненых оказались в отделении реанимации, лечение шло долго и с осложнениями, но все выжили.

30 июня 2000 года Дэвида Коупленда признали виновным в убийстве Ника Лира, Андреа Дайкс и Джона Лайта. В 2007 году Высокий суд Великобритании приговорил его к пятидесяти годам заключения.

Глава 5

ИНТЕНСИВНАЯ ТЕРАПИЯ

2009 год. Япония, Осака: пассажиры метро во время эпидемии свиного гриппа

© Masa.

Кривые на электрокардиограмме спотыкаются, сбоят. Пики на экране будто валятся друг на друга, отклоняясь от нормального электрического ритма. Больному восемнадцать лет, и я не могу понять, в чем проблема. Сестры снова готовят дефибриллятор. Разряд. Пауза. Клетки сердца перезагружаются, ритм чуть налаживается.

Мы уже взяли кровь, сделали рентген и компьютерную томографию, пытаясь поставить диагноз. Но зацепок почти нет. Мы обследовали больного с головы до пят. Дыхание чистое, никаких травм и ранений, почки как будто работают без сбоев — по крайней мере, сейчас. А вот с биохимией крови — полное безобразие. Органические кислоты образуются стремительно — быстрее, чем успевают вывести почки и легкие. Парень лежит без сознания, на искусственной вентиляции легких, весь в мигающих огоньках мониторов, как новогодняя елка, сердце бьется благодаря лекарствам, легкие дышат с помощью аппарата. Ресурсы организма почти исчерпаны, человек на грани смерти. Кардиограмма снова сбоит. Даем новый разряд.

Живот немного вздут. Может, проблема в брюшной полости? Возможно, сосуд, снабжающий кровью кишечник, каким-то образом спался или поврежден. Этого достаточно, чтобы парню стало плохо. Вот только он слишком уж молод для подобных вещей. Мы снова просматриваем томограммы. Придраться, кажется, не к чему, идей никаких. Вызываем хирургов. Они оперировать не настроены. Возьмешь такого в операционную, а он, чего доброго, умрет на столе. Однако если ничего не предпринять, то он умрет наверняка. Мы обсуждаем, что делать, а я тем временем даю еще один разряд. Кажется, это уже десятая дефибрилляция. Я уж и счет им потерял.

Мы в интенсивной терапии. Тут поддерживают работу сердца, замещают почки, вентилируют легкие. Мы реанимируем людей, приводим их в сознание, восстанавливаем. Это передний край борьбы против болезней и травм, за возвращение к жизни и поддержание деятельности организма. Сейчас в ход пошло все, чем мы располагаем, но я не вижу шансов на победу. Как понять, когда нужно остановиться? Возможно, правы хирурги. В конце концов, это какой-то абсурд — пытаться вытянуть парня, поддерживать его даже тогда, когда реальной надежды на выживание нет. Почему мы должны сражаться в таких катастрофических случаях, когда своей очереди дожидаются другие, не такие сложные больные?

То, что в распоряжении современной медицины появились самые разнообразные искусственные системы поддержания жизни, породило новые проблемы. В попытке спасти человека и сделать невозможное мы иногда забываем, что надо вовремя остановиться. Чтобы понять, как возникли первые реанимационные отделения, мы должны вернуться в прошлое, туда, где наша медицинская аппаратура показалась бы научной фантастикой, где техника и наука были почти бессильны против смерти.

***

Деревушка Гран-Гоб на острове Маврикий расположена всего в паре сотен метров от берега Индийского океана. В 1946 году здесь было лишь несколько убогих домишек, отделенных от моря ослепительно-белым песчаным пляжем. В одном из таких домишек жил мой отец А Юн и его семья. Отцу было тогда девять лет, и он спал на полу рядом с отцом и матерью, двумя братишками Дэниелом и Джоном и сестрами Анджелой и Терезой. Домик с единственной комнатой был крыт ржавым листовым железом, стены сложены из камня, а окнами служили зарешеченные отверстия. По оценке отца, это был самый лучший дом в их деревне.

Его родители, Ли Муньки и Тань Тиньин, переселились сюда из Китая, морскими торговыми путями добравшись из юго-восточной провинции Гуандун до Маврикия. Они относились к этнической группе хакка — что буквально означает «пришлые», — веками кочевавшей с места на место в поисках плодородной земли без оглядки на государственные границы. С наступлением эпохи паровых двигателей хакка продолжили кочевье на пароходах. Окончилось это путешествие на Маврикии, маленьком вулканическом острове, наверное, не больше пятидесяти километров в ширину и почти столько же в длину, окаймленном белыми пляжами и живописными коралловыми рифами. Тань Тиньин, по воспоминаниям всех, кто ее знал, была женщиной большого ума и с сильным характером, но неграмотной. А вот Ли Муньки был одним из немногих в деревне, кто умел читать и писать. Дом расширили и открыли лавку, в которой торговали всем, от риса и пряностей до горячительных напитков и гвоздей.

Гран-Гоб был рыбацкой деревушкой, застроенной россыпью хижин с деревянными стенами, соломенными крышами и земляным полом. На улицах имелись колонки с пресной водой, но санитария была на самом примитивном уровне.

Для жителей Гран-Гоба море означало жизнь. Они пользовались его дарами и целиком зависели от его переменчивого настроения: против тропических бурь и циклонов рыбаки были бессильны. Летом 1945 года два циклона обошли Маврикий стороной, но третий обрушился прямо на остров. Свирепые стремительные вихри со скоростью до двухсот километров в час принесли с собой ливневые дожди и разрушили до основания немудрящие постройки Гран-Гоба и других деревушек. Когда все закончилось, отец с братьями и сестрами собирали выброшенную на берег рыбу и плескались в озерах морской воды, появившихся после шторма в глубине острова. Однако дети не знали, что в эту воду попали нечистоты из домов, так что болезни не заставили себя ждать.

Тем летом на Маврикии разразилась эпидемия полиомиелита, унесшая не меньше жизней, чем страшный циклон. Возбудитель болезни — вирус — может находиться в кишечнике и потом передаваться с фекалиями. Низкий уровень гигиены, разрушение инфраструктуры и вспышка диарейных заболеваний способствовали стремительному распространению болезни. Группе британских эпидемиологов удалось проследить, как полиомиелит движется от деревни к деревне. Переносчиками нередко становились здоровые взрослые, у которых к вирусу выработался иммунитет.

Последовавшие события стали примером того, что случается, когда заразная, тяжелая и теоретически смертельная болезнь распространяется в регионе с зачаточным уровнем здравоохранения, санитарии и гигиены. За лето на острове было зарегистрировано около тысячи случаев заболевания. Особенно страдали дети. Из 851 случая, описанного эпидемиологами, почти две трети приходились на детей младше пяти лет. Почти 90% заболевших были младше десяти лет. Агрессивный вирус не поддавался лечению средствами тогдашней медицины. Девятнадцать из каждых двадцати случаев заканчивались параличом и отсыханием одной или нескольких конечностей.

В семье отца первой заболела старшая сестра Анджела. Несколько дней она страдала от жара и исходила пóтом. Местного врача в Гран-Гобе не было. Время от времени туда наведывался доктор, но большинство жителей ему не доверяли, считая шарлатаном. Так что отец отправлял А Юна собирать листья с кустов сирени, чтобы сделать из них прохладное ложе и изолировать Анджелу от нагретого пола хижины. Он верил, что так можно сбить температуру. Но жар не уходил, и Анджела слабела на глазах.

В первые дни болезни А Юн брал старшую сестру под руку, чтобы помочь ей ходить. Потом стал носить ее на спине.

Наконец температура спала, но Анджелу парализовало, она больше не могла ходить. Девочке едва исполнилось десять лет.