Admin - i 34c69a6b417e3939 Страница 23

   Мне нравится, как слетают хлёсткие уличные словечки с его идеально очерченных губ. Нравится вызывающий прищур золотистых глаз. Нравится, с каким шиком он носит потрёпанную куртку и потёртые джинсы. Нравится идти с ним под руку по людной улице и ловить возмущённые взгляды прохожих. Но дело не в уличной экзотике - за ней угадывается что-то древнее, ясное, как сталь клинка.

   - Да я не сомневался - ты ведь откуда-то взялась, - Дэй закрыл книгу, но не поставил её к другим, а просто положил на полку, - У тебя не осталось учебников? Буду восполнять пробелы, - логика у него чисто уличная. Решил - сделал, чего в долгий ящик откладывать.

   - Куда поступать будешь?

   Решительно встряхивает головой, и я почти вижу, как за его спиной разворачиваются знамёна, и закованные в доспехи воины обнажают оружие. Для него этот выбор - бой, как и любая отчаянная драка в тёмной подворотне, где стены неизбежно поглотят любой крик.

   - Не решил ещё. Может, в авиастроительный. В детстве бредил крылатыми драконами. А если не получится... Если не получится, всегда есть ещё один выход. Армия.

   - По-моему, он тебя не радует.

   Представить Дэя в форме, послушно выполняющим приказы не получается. Не хватает фантазии.

   - Всё равно придётся, когда девятнадцать исполнится. Ну, или выбирать университет с военной кафедрой. Если потом остаться на контракт и завербоваться на Острова - точно голодать не будем. Вербовочные пункты все плакатами увешаны: вперёд, ты нужен стране. Хочешь быть женой офицера?

   Острова. Оккупированная территория. Ты воистину не ищешь лёгких путей...

   - Я хочу быть твоей женой.

   - Значит, оставляем вариант в резерве, - резюмирует Дэй.

   Дэй.

   Я просыпаюсь рядом с Рин. Наши тела кажутся одним целым. Я позволяю себе пару секунд насладиться этим ощущением тепла, её дыхания рядом, её непередаваемо родного запаха. Потом легонько целую в висок.

   - Мне пора.

   На полу у кровати нахожу свои вещи, торопливо одеваюсь, пытаюсь наскоро продрать спутавшиеся за ночь волосы.

   - Разреши мне, - Рин набрасывает халат, - много времени не займёт.

   Её пальцы что-то творят с моей непослушной шевелюрой. Блаженно зажмуриваюсь.

   - Я же сейчас замурлычу. А потом вообще никуда не пойду.

   - Да всё, уже закончила.

   Провожу ладонью от лба к затылку. Коса. Туго заплетённая и неожиданно толстая.

   А что, должно быть, удобно.

   - Спасибо.

   Рин уходила позже. Я, обнял её, вдыхая еле уловимый аромат волос. Выскочил на лестничную площадку, спустился на пару ступенек и прижался лбом к холодной стене.

   Это была... жизнь. Нормальная обычная жизнь. Уют. Не в чужой квартире с белыми чехлами на мебели, а рядом с этой девушкой. Которая таскает в сумке книжку, чтобы читать в перерывах между занятиями, рассуждает о том, как можно убить человека, зная анатомию, и приносит в дом букеты жёлтых листьев. Девочка из хорошей семьи. И почему-то выбрала меня - со всеми моими скелетами в шкафу. Перед глазами немым фильмом прокручивается вчерашний день. Работа. Едва тёплый душ - потому что горячая вода в очередной раз исчезла непонятно куда. Уход со стройки. На ночь не ждите, заночую в городе. Понимающие ухмылки строителей - на их счастье, всё же промолчали. Встреча возле её института, прогулка по вечерним улицам, потом бар. Не притон, конечно, но одно из тех мест, где наливают, не спрашивая документы. Кстати, не самое плохое вино, которое не стыдно предложить девушке, и лёгкие коктейли - что окончательно склонило чашу весов в пользу этого заведения. Мы специально забрались в угол потемнее у опоясывающей почти весь зал стойки.

   Я узнал за тот вечер, что Рин любит легенды Тёмных веков, что её любимый цветок - сирень, что она отказалась от поступления в столичный университет, потому что не хотела уезжать из родного города, что она терпеть не могла свою школу... В детстве она знала путь в волшебную страну - это было дупло дерева в старом парке, только она никак не могла понять, как же эта дверь открывается. А теперь дерево спилили, и придётся искать другую дверь. И ещё - что она никогда не влюблялась.

   Я узнал много - и сам рассказал почти столько же. Даже то, что не рассказывал никому. Даже то, что считал надёжно похороненным в памяти.

   Раньше я не видел разницы между словами "моя вещь" и "моя женщина". Со всеми девчонками, с которыми приходилось оказываться в одной постели, я старался быть нежным. Добропорядочные граждане, приводя в дом жену, считают нормальным мотать ей нервы за остывший суп или слишком яркий макияж - в качестве платы за свою любовь. А я даю девушке самое лучшее, что есть в браке, не требуя ничего взамен, не заставляю кормить меня, вести себя согласно моему статусу, не сваливаю на неё обязанности по воспитанию детей или содержанию дома в порядке.

   И только теперь я понял, что есть и третий путь.

   Моя - значит, я буду её защищать.

   Это не принадлежность, это родство.

   У неё маленькая родинка под левой грудью, и раньше её вряд ли видел кто-то кроме матери и врачей. Теперь вижу я. И это словно делает меня причастным какой-то тайне.

   Моя - потому что она меня выбрала.

   И я впервые не знаю, что делать дальше.

   Потому что когда я наклоняюсь поцеловать её, небо обрушивается на нас.

   Рин.

   Кто придумал, что влюблённые должны являть собой один сплошной дух, презирая всё телесное? Ведь тело дарит столько ощущений. Это и аромат волос, и лежащие на плечах руки, и скользящие по коже жадные губы - и никогда не знаешь, на какую высоту блаженства тебя вознесёт следующее прикосновение.

   Дело не только в сексе.

   Дело в мелочах вроде нагретой солнцем древесной коры или металла ограждения на крыше, куда мы забрались, чтобы посмотреть на город. Вот и сейчас чувства обострены до предела, как, наверное, не бывает и у животных.

   - Если не хочешь, не рассказывай, - я устраиваюсь поудобнее, обнимая колени. Разогретая солнцем крыша медленно отдаёт накопленное за день тепло, небо над головой - огромное, распахнутое навстречу. Как в детстве. Почему я раньше этого не замечала?

   - Нет, почему же, - Дэй обманчиво спокоен. Плохие парни не плачут и не оглядываются назад. Плохие парни носят в кармане выкидные ножи и не бегают от драки. - Не знаю, что у них там произошло. Может, измена, а может, мать до свадьбы крутила сразу с двумя парнями, а потом - привет! - залетела. В общем, они не знали точно, от кого ребёнок. Самое забавное - не появись я, у них всё могло быть куда более радужно. Стерпелось бы и слюбилось. А тут такое ходячее напоминание. Я ведь ещё и не похож ни на него, ни на неё. Потом выяснилось, что мать больше не сможет забеременеть. Отец так и не смог утвердить свои права на эту женщину.

   - Идиоты. Прости, Дэй, но они просто озлобленные эгоистичные идиоты.

   Эти люди получили самый ценный дар, который только может достаться жителям послевоенной страны. Здорового и красивого ребёнка. Да любая женщина, не дождавшаяся любимого с войны, продала бы душу демонам за такое счастье.

   Я пытаюсь представить Дэя мальчишкой, но получается плохо. Только детали: большие глаза, непослушные вихры, тонкие запястья. И этот ребёнок никуда не делся, просто спрятался за уличными привычками, яркой, вызывающей красотой.

   И ему по-прежнему не хватает тепла.

   - Надеюсь, ты не винишь себя?

   - Конечно, нет. Они сами пустили свою жизнь под откос, а я успел спрыгнуть с поезда.

   Дэй.

   ...Первое и главное, что я помню о детстве - море. Смешно, конечно. Должен был бы сначала запомнить комнату или двор, город. А помню море. Побережье, перемешанный с мусором песок. Там валялись какие-то металлические штуки вроде грузовых контейнеров, во время прилива их почти затапливало. Когда мне исполнилось десять, я полюбил сидеть на верхушке одного из них. Как раз во время прилива. Наверное, это было опасно.

   Город? Узкие улочки, палящее солнце, серый и песочно-желтый камень домов. Узкие окна. Родители работали на заводе, и большую часть времени я был предоставлен самому себе. Отношение к моим постоянным отлучкам было философским. Главное, что ребёнок обут, одет и накормлен. Пришёл к обеду - хорошо. Не пришёл - оставим еду на плите. Пришёл ночевать - замечательно. Не пришёл - всё равно придёт наутро.

   В двенадцать лет я перестал стричься. Это решение было чем-то вроде подарка на день рождения самому себе. Дело не в том, что я хотел обратить на себя их внимание, я не стал бы делать что-то, что мне не нравилось. Возмутись отец - и я смог бы отстоять своё право на самовыражение, упереться рогом, вызвать его на "серьёзный мужской разговор". Но реакции не последовало.

   Когда я не шлялся по побережью, я торчал в гарнизоне. Тогда я ещё не понимал, что раздолбайство там царило страшное. По-хорошему, сопляка вроде меня и пускать туда не должны были. Но солдаты и офицеры сами маялись от тоски в маленьком портовом городке. Один из них, капитан Эстерф Райнен, почему-то полюбил возиться со мной. Приносил книжки, учил приёмам рукопашного боя, водил на дальний пляж пострелять из табельного пистолета по пустым бутылкам. Говорили, что от него ушла жена, забрав сына, и поэтому он так ко мне привязался. Иногда я завидовал этому парню. Я бы к такому отцу через всю страну пришёл.