Ночь в одиноком октябре - Желязны Роджер Джозеф Страница 25

…А вот Саркоманд, сразу под плато Ленг. По покрытым солью ступеням путь лежит к его базальтовым стенам я докам, храмам и площадям, мимо бесконечных колонн улиц, к месту, где врата с летучими сфинксами открываются на центральную площадь и два окаменевших крылатых льва охраняют вершину лестницы, ведущей в Великую Бездну.

Мы спустились еще ниже, и я уже мог расслышал, звуки ветра, завывавшего меж мирами, а она все продолжала читать свой молебен географии Мира Грез:

– …По пути в Кадаф мы должны пересечь ужасную пустыню Ленг, где в огромном монастыре без окон, окруженном монолитами, обитает Верховный жрец Мира Грез, чье лицо спрятано под желтой шелковой маской. Это здание древнее самой истории, и стены его расписаны фресками, повествующими о судьбе Ленга: там изображены танцы нечеловеческих существ средь давно сгинувших городов, война с пурпурными пауками, приземление черных галер, пришедших с луны…

… И вот мы входим в сам Кадаф – чудовищных размеров город, состоящий изо льда и тайн, мы входим в столицу этой земли…

– И наконец мы возле честного Целефаиса в землях Ут-Наргай на брегах Церенейского моря.

Теперь мы плыли совсем низко, минуя увенчанный снежной шапкой пик.

– …Гора Аран, – молвила Дымка, и я разглядел на нижних склонах «чудные» деревья; а немного погодя на расстоянии проявились мраморные стены, минареты, бронзовые статуи. – Здесь в море впадает река Наракса. В некотором удалении лежат Танарийские пики. Бирюзовый храм, что вниз по улице Колонн, и есть то место, где великий жрец почитает Нат-Гортота. Вот так мы прибыли в место, куда меня призвали.

Мы медленно опустились на ярко горящий камень ониксовой мостовой. Снова нас окружили всевозможные звуки,

шорохи, говор, создаваемые отнюдь не ветром, чье дуновение я ощущал. Серая Дымка соскочила с моей спины, легко

приземлилась рядом, встряхнулась и огляделась по сторонам.

– Сюда ты приходишь в снах, пока дремлешь? – спросил я.

– Иногда, – ответила она. – А порой я оказываюсь в других местах. А ты?

– Мне кажется, что и я бывал здесь. Покружившись на месте, она секунду помедлила и неторопливо тронулась вперед. Я последовал за ней.

Мы шли довольно долго, но никто из торговцев, восседающих на верблюдах, или облаченных в увитые орхидеями одеяния жрецов не тронул нас.

– Здесь нет понятия времени, – заметила она.

– Не сомневаюсь.

Мимо проследовали матросы, идущие из окутанного розовой дымкой порта; солнечный свет отражался от мостовой, играл на минаретах. Ни одной собаки я поблизости не заметил, даже не почуял. Вдалеке показалось какое-то ослепительно сверкающее здание, к которому мы и направились.

– Дворец Семидесяти Наслаждений, вырезанный когда-то давным-давно из розового хрусталя, – пояснила она. – Отсюда Он и призвал меня.

Пока мы шли ко дворцу, мне начало казаться, что часть меня, обычно бодрствующая, теперь погрузилась в сон, а другая, которая обычно дремлет, наоборот проснулась. С такой внутренней переменой я без труда воспринимал все окружающие чудеса и на время отрешился от дневных переживаний и забот, свалившихся за последние несколько недель.

Хрустальный дворец высился над нами, мерцая подобно огромной глыбе розового льда, так что я старался не смотреть на него прямо, а пользоваться лишь боковым зрением. По мере нашего приближения все меньше народу встречалось по пути, солнце мягко светило с небес.

Когда мы вошли в пределы дворца, я заметил единственное живое существо во всей округе – небольшую серую тень, купающуюся в солнечных лучах на террасе перед дворцом: голова поднята, глаза внимательно разглядывают нас. Серая Дымка направилась прямо на террасу.

Тень оказалась очень старым котом, возлежащим на плите из черного оникса.

Приблизившись и распростершись на земле, Дымка обратилась к нему:

– Приветствую тебя, Высочайший Мурлыкающий.

– Серая Дымка, дочь моя, – ответил он, – здравствуй. Прошу тебя, поднимись.

Что она и сделала со словами:

– Мне показалось, будто я ощутила твое присутствие во время неистовства Древнейших. Благодарю тебя.

– Да. Я весь месяц за тобой наблюдаю, – подтвердил он. – И ты знаешь почему.

– Знаю.

Он повернул голову, его древние желтые глаза встретили мой взгляд. Я опустил морду – в знак уважения к его почтенному возрасту и еще потому, что Серая Дымка вела себя с ним как с персоной исключительной важности.

– Ты прибыла сюда в сопровождении пса.

– Снафф – мой друг, – ответила она. – Он вытащил меня из колодца, спас от молнии Древнейших.

– Да, я видел, он оттащил тебя в сторону, когда она ударила – как раз перед тем, как я решил вызвать тебя сюда. Он желанный гость здесь. Приветствую тебя, Снафф.

– Здравствуйте, сэр, – ответил я.

Не торопясь, старый кот поднялся на ноги, выгнул спину, потянулся и снова выпрямился.

– Времена настают крайне сложные, – промолвил он. – Вы создали необычный узор. Пойдем, пройдемся со мной, дочь моя, я хочу поделиться с тобой некоторыми соображениями относительно последнего дня. Ибо иные вещи представляются слишком незначительными взору Великих, и даже кошка может знать то, что неизвестно Древнейшим богам.

Дымка взглянула на меня, а поскольку лишь немногие умеют определять, когда я улыбаюсь, я кивнул головой.

Они пошли вокруг храма, а я подумал, наблюдает ли сейчас за нами из своего убежища, расположенного высоко в горах, некий древний волк, постоянно пребывающий настороже, неизменно повторяющий одно и то же: «Всегда будь начеку, Снафф, всегда». Даже сейчас у меня в ушах раздавалось его вечное ворчание, исходящее откуда-то из подсознания.

Я побродил по округе, поджидая возвращения Серой Дымки. Сложно было сказать, сколько они уже отсутствуют – в месте, где нет времени. Но, следовательно, они не должны пропасть надолго. Однако я оказался неправ.

Когда я увидел их, вынырнувших из-за угла дворца, то снова подивился, какой-такой странный каприз судьбы свел меня дружбой с открывающим. Который, к тому же, принадлежит к кошачьему племени.

Они приблизились, и я заметил, что Серая Дымка чем-то слегка озабочена, а если не озабочена, то уж озадачена точно. Это я понял по тому, как она подняла правую передою лапку и изучила коготки.

– Теперь сюда, – произнес старый кот, и по его взгляду я понял, что на сей раз приглашение относится и ко мне тоже.

Он провел нас по аллее, рядом с дворцом Семидесяти Наслаждений. По сторонам тянулись урны темно-коричневого, красно-коричневого и светло-синего цветов, инкрустированные искусно выполненными узорами из черненого серебра, ручки их были вырезаны из малахита, нефрита, порфира и хризоберилла. Здесь прятались забытые тайны храма. Пурпурные крысы разбегались, заслышав звук наших шагов. Крышка одной из урн задрожала, издав резкий звон, эхом отразившийся от стен из розового хрусталя.

– Сюда, – сказал кот, и мы прошли вслед за ним в затененную нишу, где обнаружилась дверь, ведущая внутрь храма. Рядом на хрустальной стене колыхалась несколько менее вещественная дверь: едва мы приблизились, как молочныи свет внутри внезапно проявившегося на хрустале прямоугольника забурлил.

Когда мы остановились перед ней, кот повернулся ко мне.

– Поелику ты есть друг моего друга, – сказал он, – я подарю тебе знание. Спрашивай меня, что хочешь.

– Что день грядущий мне готовит?

Он мигнул.

– Кровь, – произнес он затем. – Моря и океаны ее вижу вокруг тебя. И ты потеряешь друга. А теперь проходите во врата.

Серая Дымка шагнула в прямоугольник и исчезла.

– Что ж, и на том спасибо, – сказал я.

– Carpe baculum![4] – прокричал он мне вслед, каким-то образом поняв, что я еще не успел начисто позабыть латынь, и, вероятно, посмеявшись по-своему, по-кошачьи, приказав мне на классическом языке принести палку.

Постепенно привыкаешь к вечным подколкам со стороны кошек насчет собачьей жизни, хотя, думаю, их глава от подобных глупостей мог бы и воздержаться. Но он же все-таки кот и, по-видимому, очень давно не видел собаки, поэтому не смог удержаться.