Александр Лаврин - Знаменитые убийцы и жертвы Страница 28

Неизвестно, когда точно пришел Ласснер к этой мысли, но торопиться он не стал.

Получив путевку в жизнь, он решил основательно овладеть профессией преступника. Сначала Ласснер берет карету напрокат и не возвращает. Карету находят, но у владельца нет претензий к вору. Ласснер потрясен. Более того, он негодует. Что это за общество, которое оставляет преступление без наказания, когда преступник известен — вот он, только протяни руку и возьми его за шиворот! Бедняга Ласснер «качает права», требуя наказания. И добивается. Год тюрьмы.

Тюрьма Ласснера горько разочаровала. Он ожидал пройти там университет настоящей жизни, познакомиться с большими мастерами жанра, у которых можно научиться секретам криминального искусства... Увы, вместо художников он встречает лишь жалких ремесленников. Предел их мечтаний такой же, как у мелкого буржуа: наворовать столько, чтобы хватило на покупку своей лавки или процентных бумаг. А некоторым не хватает воображения и на это.

Пьер Ласснер, «убийца-романтик»

Итак, Пьер Ласснер разочарован. Однако нет худа без добра. Он еще раз убеждается в собственной исключительности. Он, именно он призван показать миру, что такое настоящий преступник, убийца без страха и упрека.

Решено — сделано. Ласснер становится убийцей. Он лишает людей жизни, торопясь, словно опаздывает на поезд. Он воображает себя великим и безжалостным. На его руках — кровь многих жертв... Правда, потом, во время следствия, выяснилось, что большую часть своих преступлений Ласснер... нафантазировал. И все же два убийства были действительно подтверждены.

Ласснер почувствовал себя оскорбленным тем, что следователи не поверили ему на слово. Насквозь закомплексованный, пропитанный манией величия, он умел внушить к себе если не страх, то, во всяком случае, уважение. Судьи удовлетворили его желание, приговорив к смертной казни.

Оставшееся до исполнения приговора время Ласснер провел не в безделье. У себя в камере он устроил... литературный салон. Убийца не чурался изящных искусств и даже пописывал стихи. К нему в тюрьму приходили поэты, писатели, художники и т. д. Тогдашняя художественная богема просто влюбилась в Ласснера, видя в его поступках символ идеального самопожертвования.

Ласснер почувствовал призвание к убийствам — и стал убийцей, рассуждали его поклонники. Убийцей не ради денег, не ради крови, а ради самореализации. Убийцей, который не избегает наказания, а напротив, жаждет его. В глазах людей, зараженных романтизмом действия, идеями «бури и натиска», это было высшей доблестью. Они считали, что Ласснер выше писателей и художников, ибо из самой своей жизни сделал произведение искусства.

8 января 1836 года Ласснер спокойно и даже весело поднялся по ступеням гильотины. Но печать исключительности, очевидно, до сих пор лежала на нем, ибо, когда его привязали к доске, повернули в горизонтальное положение и палач нажал кнопку, нож гильотины, перекосившись, застрял в пазах. Ласснер в нетерпении вывернул голову, чтобы узнать, почему произошла задержка, и в этот момент сверкающее косое лезвие высвободилось и рухнуло наконец вниз.

ПРЕПОДОБНЫЙ УБИЙЦА

В ноябре 1978 года американский конгрессмен Билл Райен отбыл в Гайану (Южная Америка) вместе с группой журналистов и кинооператоров. Он получил сведения о том, что тысячи граждан Америки эксплуатируются в поселке Джонстаун, созданном фанатичным лидером религиозной секты Джимом Джонсом.

Джеймс Уэйн Джонс родился в 1931 году в Линне (штат Индиана). Он был единственным сыном скаредного тупого расиста — так описывал Джонс отца. Свое харизматическое призвание Джим ощутил, будучи еще тинейджером. Первую мессу будущий проповедник провел в возрасте 12 лет, она была предназначена детской аудитории и сопровождала погребение домашних животных.

Женившись в 16 лет, Джонс стал методистским проповедником со своим приходом в одной из церквей Индианаполиса. Правда, вскоре приход у него отобрали из-за того, что он стал собирать в церкви слишком много цветных и бедных. Поэтому в возрасте 22 лет Джонс объявил себя социалистом и организовал собственную общественную церковь.

Возглавляя одну из первых многонациональных церквей США, Джим Джонс получил репутацию человека, заботящегося о положении цветных меньшинств. Он и его жена усыновляли негритянских и корейских детей. Но за либеральными миссионерскими идеями уже тогда проглядывали намеки на сумасшествие. Джонс слишком много говорил о грядущем конце света, развивая тему апокалипсиса.

В 1962 году Джонс покинул свою церковь в Индианаполисе и переехал в Бразилию, прочитав где-то о том, что в случае атомной войны это будет самое безопасное место на земле.

Джеймс Уэйн Джонс был на вершине славы

Через два года он вернулся и организовал миграцию сотен своих последователей в Калифорнию, сначала заставив их отдать все мирские ценности своей церкви. Приверженцы Джонса построили новый храм и создали отрешенное от мира общество в долине Рэдвуд, которая также считалась безопасным местом в случае атомной войны.

Из долины Рэдвуд храм Джонса распространил свое учение на Сан-Франциско и Лос-Анджелес.

Постепенно преподобный Джим Джонс создал культ своей личности. Его известность росла, и число членов новой церкви увеличилось до 20 тысяч. Джонс устраивал бесплатные столовые и центры отдыха, уделяя особое внимание национальным меньшинствам.

Веря в то, что цель оправдывает средства, он организовывал сцены выздоровления в духе настоящих эстрадных шоу, утверждал, что он — новое воплощение Иисуса Христа. Используя классическую технику «промывания мозгов», Джонс привязывал к себе своих учеников так, что они добровольно отдавали ему не только свое имущество, но и волю.

По отношению к прессе и общественности Джонс выступал как великолепный демагог, особенно упирая на то, что он чуть ли не единственный в Америке заботится о бедных и цветных.

— Я кое-что должен своим прихожанам, а именно: я должен быть хорошим пастором, и я таковым являюсь, — говорил он репортерам. — Если вы хотите пойти и спросить у них о проведении в жизнь общественных акций в адрес некоторых слоев общества, спросите меня. Я отвечу на ваши вопросы прямо с кафедры, где я стою.

Службы Джонса проводились в сопровождении пения церковных гимнов и групповых танцев. На них нередко приглашались почетные гости — например, известная в те времена как борец за права национальных меньшинств Анджела Дэвис.

Увеличение числа прихожан придало Джонсу политический вес. С ним стали заигрывать представители партий. Ведь Джонс мог приказать своим прихожанам голосовать за того или иного политика.

Местные политики оценили возможности пастора влиять на электорат, и с их подачи Джонса сделали членом городского комитета по строительству. Но политикам была совершенно неизвестна другая сторона деятельности Джонса.

Всеведущие журналисты стали обвинять пастора в том, что он правит храмом, как частной империей, где рядом с проповедями существуют причудливые сексуальные действия и дикие наказания. Возникли подозрения и в финансовых нарушениях. Члены общества должны были передавать все свои средства храму; их деньги будто бы переводились в банки Швейцарии и Панамы. Городской администрацией был даже назначен чиновник для финансового расследования и поисков таинственных счетов. Говорили, что на них лежат миллионы долларов.

Между тем Джонс все больше впадал в паранойю, и случаи бегства из его храма стали множиться. Тем не менее политическое влияние Джонса по-прежнему помогало ему стоять во главе доходного и процветающего дела. Под его опеку были отданы более сотни детей.

Так могло бы продолжаться и дальше, но под нажимом прессы, обвинявшей его в аморальных действиях, Джонс был вынужден покинуть Сан-Франциско. В течение трех лет он строил

поселок в Гайане — небольшом государстве на северо-востоке Южной Америки. В 1977 году он перевез туда почти тысячу своих верных последователей.

Попав в Гайану, они были расселены и в принудительном порядке работали на плантациях от рассвета до заката за минимальную плату. Им приходилось слушать ежедневные проповеди Джонса, который хотел, чтобы они считали его отцом, а также переносить унизительные наказания. Местным политикам, открыто поддерживавшим Джонса, об этом якобы ничего не было известно.

— Для меня Джонстаун — это коммуна, в которой молодые, пожилые и люди среднего возраста различных рас живут вместе очень гармонично, — говорил один из них в интервью американскому телевидению. — Здесь нет разрыва между поколениями, нет деления на мужские и женские обязанности. У них есть станки, оборудование, слесарные и столярные мастерские. Все делают общую работу, нет элиты, поэтому я бы сказал, что там все принадлежит обитателям коммуны.