Байрон Кейти - У радости тысяча имен Страница 29

У Мастера нет собственного ума. Он работает с умами людей.

Быть свободным — значит жить в добре и быть добром. То есть жить, никогда не позволяя страху, гневу или печали овладеть вами даже на мгновение, принимая любой опыт как дар.

Вам не нужно ничего отпускать, понимать или прощать. Прощение есть осознание того, что нечто ожидаемое вами не случилось. Вы осознаете, что вам нечего прощать, что все это было просто недоразумением, — и Работа делает это очевидным. Когда вы понимаете это, любой человек, оказавшийся рядом с вами, скажет: «О, он способен на прощение», потому что заметит вашу открытость. Именно это и есть подлинное прощение.

Мне нравится помогать вам увидеть это. Для меня это просто вопрос того, чтобы сделать очевидное еще более очевидным. Я не делаю ничего особенного, я просто соединяюсь с вами, какими бы ни были ваши убеждения, и единственная причина, по которой я занимаюсь с вами Работой, заключается в том, что вы считаете ее необходимой для себя. Никаких других целей у меня нет; я люблю вас такими, какие вы есть. Вы — моя внутренняя жизнь, поэтому ваши вопросы — это мои вопросы. Вы — это я, которая задает себе вопросы ради своей собственной свободы. Так выглядит моя любовь к самой себе. Эта любовь в высшей степени ненасытна; она хочет, чтобы у вас было все. Я настолько растворяюсь в вас, что ваше дыхание становится моим. Когда вы говорите что-то, я полностью присутствую в этом. Как будто я владею вами, а вы владеете мной. Ваш голос — это мой голос. Для меня нет никакой разницы, так что я, без предвзятости и осуждения, могу присоединиться к вам, где бы вы ни находились.

У Мастера нет своего ума. Ее задача состоит в том, чтобы работать с умами людей. Умы людей — ее ум, поскольку это единственная часть разума, которая все еще подвержена отождествлению и вере в собственные убеждения. У нее тоже был такой же ум. Просто она работала со своей непроспетленностью, она распрощалась со своими заблуждениями — и теперь пребывает в пробужденном состоянии. Поэтому и люди, с которыми она занимается Работой, становятся рядом с ней пробужденными. Их свобода — это и ее свобода. Работа с умами людей доставляет ей радость, потому что в ней ее жизнь.

Она добра по отношению к людям, которые добры, потому что не видит ничего, кроме доброты. И поскольку она не видит ничего, кроме доброты, она добра и ктем, кто кажется недобрым. Она смотрит на них как на пребывающих в замешательстве детей, переживающих не самые лучшие времена. Из собственного опыта ей известно, как это болезненно — быть злым и эгоистичным. И когда она добра к людям — к «плохим» или «хорошим», неважно, — которые обращаются к ней за помощью, она проявляет доброту к самой себе. Для нее это всегда встреча доброты с добротой, которая является самой сутью ее естества.

Мастер в равной степени доверяет как благонадежным людям, так и тем, кто не заслуживает доверия. Она доверяет абсолютно всем, что бы они ни делали. И поскольку они всегда делают то, что должны делать, она никогда не испытывает разочарования. Люди делают то, что делают, — именно на это она опирается.

Кто-то сказал правду — хорошо; посмотри на дары, которые за этим последовали. Кто-то солгал — и это хорошо; посмотри на дары, которые принесла эта ложь, Мастер понимает, что правдивость — ключ к ее собственному сердцу, и искренне радуется, когда это осознает кто-то еще.

Мой друг сказал, что встретится со мной в ресторане в семь часов вечера. Я прихожу туда в назначенное время, но его нет. Я сажусь за столик, жду пятнадцать минут и делаю заказ. Я отмечаю, что официанты верны своим обязательствам, они ждали вместе со мной. Я наслаждаюсь едой и не думаю о том, куда запропастился мой друг. Я знаю: где бы он ни был, он находится там, где ему следует находиться.

Все идет своим чередом. Я не беспокоюсь о своем друге и не раздражаюсь из-за того, что он опаздывает. Я вообще о нем не думаю и не испытываю необходимости в беспокойстве; все мои мысли возвращаются к источнику, из которого они приходят.

Официант долго не приносит счет, я задерживаюсь в ресторане и... вижу своего друга, спешащего к моему столику. Совершенное чувство времени! Он садится рядом со мной, запыхавшийся, и начинает рассказывать мне свою историю. Что может быть лучше одной еды? Две: одна для меня и одна для моего друга. Хорошо, что он нарушил свое слово. Хорошо, что он оказался ненадежным. Что могло быть лучше этого?

Однако это вовсе не говорит о моей флегматичности. Когда люди нарушают свои обязательства, я замечаю, как постепенно отдаляюсь от них. Я не стану назначать время для третьего ужина человеку, который не явился на первые два. Если кто-то дважды не сдержал своего слова, я доверяю ему делать то, что он делает, но понимаю: назначать третью встречу не имеет смысла. Если он приглашает меня поужинать с ним в третий раз, я могу ответить так: «Я знаю, что ты хотел ветретиться со мной и сделал для этого все возможное. Я понимаю, что твой ум не может помнить того, чего он не помнит. Но раз уж мы находимся рядом друг с другом сейчас, давай используем это время. Я не хочу, чтобы ты назначал мне новую встречу. Давай поговорим сейчас. Я готова выслушать тебя»,

Как только вы начинаете любить то, что есть, война с реальностью прекращается. После того как я перестала верить в свои мысли, исчезли все мои надежды, страхи и ожидания, Я — женщина без будущего. Я живу в открытом пространстве, где все существует для меня. Реальность — самое прекрасное место для жизни. И каждый раз, исследуя свои мысли, вы обнаруживаете, что это то место, где находитесь и вы тоже.

Мастер ничего не утаивает от жизни, поэтому он готов к смерти.

Как можно описать то, что не поддается описанию, или привнести в существование то, что является просто зеркальным отражением реальности? У нас для всего есть имена: рука, нога, солнце, луна, земля, соль, вода, рубашка, волосы — имена, которые являются лишь отражением невидимого, непознаваемого. Существует много имен для того, что никогда и ничем не может быть названо. Если вы не согласны с этим, если вы воспринимаете что-то как нечто обособленное или неприемлемое, вы страдаете, и только исследование может вернуть вас к состоянию покоя, в котором вы пребывали до того, как поверили в эту мысль. Оно может вернуть вас в мир, предшествующий любым проблемам. Когда нет никакого сопротивления, цвета перестают быть тусклыми, музыка снова становится прекрасной, танцевальные движения — грациозными, а каждое слово превращается в поэзию.

Реальность — всегда стабильная, никогда не разочаровывающая основа любого опыта. Когда я смотрю на то, что есть, я не обнаруживаю в нем себя. А поскольку я не обладаю идентичностью, некому сопротивляться смерти. Смерть—это все, о чем я мечтаю, поэтому каждое мгновение я умираю для того, что уже произошло, и осознанно возрождаюсь для настоящего, снова умираю и снова возрождаюсь. Мысль о смерти возбуждает меня. Все мы любим читать хорошие романы и с нетерпением ожидаем, чем они закончатся. В смерти нет ничего личного. Когда тело умирает, с чем разум может идентифицировать себя ? Сон закончился, я была абсолютным совершенством и не могла бы иметь лучшей жизни. И какое бы «Я» ни родилось в это мгновение, онобудеттаким же замечательным, как и все, что когда-либо жило.

Я знаю, что нечего терять, поэтому мне легко ничего не утаивать от жизни. А поскольку я отдаю жизни все. что имею, каждое ее мгновение совершенно. Ничто и никогда не остается незавершенным. В моей жизни нет ни одного мгновения, в котором я не чувствовала бы своей целостности. Если я вижу только то, что реально, как можно испытать разочарование? Даже когда мне кажется, что я теряю силы и терплю неудачу, источник радости внутри меня не иссякает.

Как интересно, например, наблюдать за собой, когда ты пребываешь в недоумении от работы бытовой техники.

После трехмесячных разъездов и жизни в отелях я снимаю квартиру в Амстердаме. На целых шесть дней! Рядом парк, окна просторной гостиной выходят на тихую площадь. И, хвала небесам, есть стиральная машина! Что может быть лучше?! Хм-м... С моей дистрофией роговицы я иногда ничего не вижу. Вот и сейчас я не могу разглядеть надписи на диске управления стиральной машины. Поэтому я жду, надеясь на то, что, может быть, через пару часов мои глаза снова начнут видеть.

Через какое-то время я обнаруживаю, что могу разглядеть надписи на диске управления. Но все они, конечно же, на голландском языке, Я звоню своей подруте-голландке, и она помогает мне перевести их.

Я гадаю, в какой отсек нужно наливать ополаскиватель. Зачем вообще нужно добавлять это средство для смягчения ткани? И, кстати, я надеюсь, что это действительно ополаскиватель, что он предназначен именно для стиральной машины. Вчера я получила подробные инструкции, как управлять этой машиной, и вроде бы все поняла, но все-таки некоторые важные моменты забыла. Ну да ладно. В радостном возбуждении я включаю машину. Наконец-то одежда будет выстирана!