Марк Марциал - Эпиграммы Страница 29

Все ж от Таиды всегда той же Таидой несет.

180

Кальпетиану всегда подают золоченое блюдо,

Дома ль обедает он, в городе или в гостях.

Он и в гостинице так обедает, так и в деревне.

Нет, узнать, других у него? Нет. Да и то не свое.

КНИГА VII

Новый нагрудник прими — воинственной броню Минервы:

Даже Медузы самой страшен он гневным власам.

Без применения он мог бы панцирем, Цезарь, быть назван,

Но на священной груди станет эгидой теперь.

Недостижимый для стрел сарматских панцирь владыки,

Ты надежных щитов гетского Марса верней,

Ты, под ударом копья этолийского несокрушимый,

Весь из бесчисленных ты скользких кабаньих копыт.

5 Жребий твой счастлив: тебе к священной груди прикоснуться

Будет дано и душой нашего бога гореть.

Следуй ты с ним невредим и триумфов великих добейся,

Но не замедли вернуть пальмовой тоге вождя.

Понтилиан, почему тебе книжек своих не дарю я?

Чтоб своих собственных ты мне никогда не дарил.

Кастрик! Стал Оппиан смертельно бледен,

Потому что стихи писать он начал.

Если ты, Цезарь, к тоске снисходишь отцов и народа

И неподдельный восторг Лация ведом тебе,

Бога скорее верни: врагу завидуют в Риме,

Хоть и в лавровой кайме к нам донесенья идут.

5 Ближе владыка земли ко врагу, и, тебя лицезрея,

Варвар и в страхе бежит, и наслажденьем объят.

Правда ль, обратно к нам от Гиперборейских пределов

По авзонийским путям Цезарь желает идти?

Верных свидетелей нет, но повсюду об этом толкуют:

Верю тебе! Ты, Молва, правду всегда говоришь.

5 Наш всенародный восторг подтверждают победные вести,

Марсовых пик острия зеленью лавра цветут.

Снова — о, радость! — триумф возглашают великий по Риму,

Непобедимым тебя, Цезарь, твой город зовет.

Но, чтобы больше еще укрепить ликование наше,

10 Лавра сарматского сам вестником ты появись.

Пусть хладный Север, пусть суровый брег Певки,

И топотом копыт вспененный ток Истра,

И трижды нами сбитый дерзкий рог Рейна

В коварных, непокорных областях держат

5 Тебя, владыку света и отца мира, —

Забыть не можем мы тебя в мольбах наших:

Мы все с тобою взором и душой, Цезарь,

И так всецело занял ты умы граждан,

Что нету дела и толпе в Большом Цирке,

10 Кого пускают, — Пассерина иль Тигра.

Весело, Музы, теперь, коль мне вы послушны, резвитесь:

К нам из Одрисской земли бог-победитель идет.

Первый ты, о декабрь, воплотил упованья народа,

И громогласно теперь можно воскликнуть: «Идет!»

5 Счастлив твой жребий, и ты ни в чем январю не уступишь,

Если сулимые им радости нам подарил.

В праздничном воин венке озорной перебранкой займется,

В свите когда он пойдет лавром увитых коней,

Да и тебе не грешно игривым остротам и песням,

10 Цезарь, внимать, если их любит и самый триумф.

181

Отроду все шестьдесят Касцеллию лет, и оратор

Он даровитый. Когда ж он говорить-то начнет?

Гнусен Эрот, омерзителен Лин. Что, Ол, тебе в этом,

Ежели кожи своей оба они не щадят?

Платит Матон за любовь по сто тысяч. Что, Ол, тебе в этом?

Ведь обеднеешь не ты, а разорится Матон.

5 Кутит всю ночь напролет Серторий. Что, Ол, тебе в этом,

Ежели до свету ты можешь спокойно храпеть?

Тысяч семьсот задолжал Луп Титу. Что, Ол, тебе в этом?

Не одолжил, не ссудил Лупу ведь ты ни гроша.

Лучше займись-ка ты тем, что подлинно, Ол, твое дело,

10 Чем озабочен ты быть должен гораздо сильней.

За обстановку свою ты не платишь. Вот, Ол, твое дело.

В долг не ссужают тебе даже полушки. Иль нет?

Шлюха супруга твоя. Вот подлинно, Ол, твое дело.

Надо приданое дать дочери взрослой. Иль нет?

15 Дел до пятнадцати мне твоих перечислить не трудно,

Но до тебя самого, право, нет дела мне, Ол!

Исправлять ты меня собственноручно

Заставляешь, Пудент, мои книжонки.

Чересчур ты мои безделки ценишь,

Коль автографы их иметь желаешь!

Пусть благосклонно, Фавстин, мои шутки владыка читает,

И да внимает он мне так же, как внемлет всегда;

Ведь не порочит мой стих и по праву мне ненавистных,

И от чужого стыда славы не надобно мне.

5 Что мне за выгода в том, коль иные считают моими

Стрелы, какие Ликамб кровью своей обагрил,

Иль изрыгают на всех под именем нашим отраву

Те, кто не смеют на свет Фебовых выйти лучей?

Шутки невинны мои, ты знаешь; клянуся я мощным

10 Гением Славы и всем хором Кастальских сестер!

Слухом твоим я клянусь, читатель, которого богом

Я почитаю своим: злобной ты зависти чужд.

182

Смуглая раз услыхав Ликорида, что Тибура солнце

Вновь придает белизну старым слоновым клыкам,

На Геркулеса холмы отправилась. Воздух всесилен

Тибура высей! Она черной вернулась домой.

С девочкой нашей беда несказанная, Авл, приключилась:

Всех своих игр и забав сразу лишилась она!

Но не таких, о каких, любимая нежным Катуллом

Лесбия плакала, ласк птички своей лишена,

5 Иль Иантида, моим воспетая Стеллой, рыдала,

Чья в Елисейских полях тенью голубка летит.

Ни увлечений таких, ни безделок мой светик не знает,

Сердца моей госпожи горем таким не разбить:

Отроду лет двадцати она мальчика вдруг потеряла,

10 Но, чтоб ее утешать, все-таки он не дорос.

Что тут за мальчик, спешит от прозрачной струи Иантиды

И от Наяды бежит прочь? Неужель это Гил?

Благо, что в этом лесу герой почитаем Тиринфский,

И похотливые он воды вблизи стережет.

5 Влагу из этих ключей ты черпай, Аргинн, без опаски:

Нимфы не тронут тебя. Бойся хозяина ты.

Нет ни гроша у меня за душой, и твои лишь подарки

Мне остается продать, Регул. Не купишь ли ты?

О читальня в изящном сельском доме,

Из которой нам Рим соседний виден,

Если между стихов почтенных место

Резвым, Талия, шуткам ты нашла бы,

5 Помести ты хотя б на нижней полке

Эти семь подносимых мною книжек,

Что сам автор своей рукой исправил:

От помарок таких они ценнее.

Обновленная малым этим даром,

10 В мире целом прославишься повсюду,

Сохраняя залог любви сердечной,

Моего ты читальня Марциала.

Если лицо у тебя опорочить и женщине трудно,

Если изъянов нигде нету на теле твоем, —

Что вожделеют к тебе и вновь возвращаются редко,

Удивлена ты? Порок, Галла, немалый в тебе.

5 Лишь я за дело примусь и вместе мы двигаем чресла,

Твой не молчит передок, ну а сама ты молчишь.

Боги! О если бы ты говорила, а он бы умолкнул:

Не выношу стрекотни я передка твоего.

Лучше уж ветры пускай! Утверждает Симмах, что это

10 Небесполезно, и нам может быть очень смешно.

Цоканье ж кто стерпеть передка одурелого может?

Никнет при звуке его ум и головка у всех.

Что-нибудь ты говори, заглуши передок свой крикливый,

Иль, коль совсем ты нема, им говорить научись.

Жалкий обломок, что ты деревяшкой ненужной считаешь,

Некогда первой ладьей вод неизведанных был.

Ни Кианей не могли его сокрушить столкновенья,

Ни ужасающий гнев яростных Скифских пучин.

5 Ветхостью он побежден, но, хотя он годам покорился,

Малая эта доска нового судна святей.

Таких обжор презренных нет, каков Сантра:

Лишь только прибежит он на обед званый,

Какой давным-давно он день и ночь ловит,

По три-четыре раза чрева он вепря,

5 Два заячьих бедра, лопатки две просит,

Божбы ему не стыдно для дрозда ложной

И кражи устриц с бахромой совсем бледной.

Куском лепешки мажет он платок грязный,

Куда он и горшечных насует гроздьев,

10 И горстку зерен из плодов гранат красных

С дрянною кожей от объеденной матки,

И прелых винных ягод, и грибов дряблых.

Накравши столько, что платок вот-вот лопнет,

Костей огрызки и остатки он горлиц,