Олесь Донченко - Школа над морем Страница 3

- Литературный журнал – выкрикнул Сашко Чайка.

- О! Журнал! Прекрасно!- И глаза директора сразу стали серьезными и внимательными,­ Да, это уже не Омелькины выдумки! Это, конечно, Сашина мысль, Молодцы, ребята! Хорошо придумано!

И тут же все четверо стали обсуждать наперебой предполагаемые отделы, а также и направление будущего журнала,

Сашка настаивал на том, чтобы каждый номер журнала был непременно наполнен целиком стихами и рассказами, И главное, конечно, стихами!

- Ну, конечно! - смеялся пионервожатый, ­ Не давайте Сашку обедать - ничего не скажет, а не дайте ему только бумаги и пера – умрет, непременно умрет, Слово даю – умрет!

- Только чтобы свои стихи! - сказал Омелько, - Чтоб не было так, как у Пушкина, А то скажут – сдул!

- Ну, у него не будет, как у Пушкина, ­ снова вмешался пионервожатый, - У Пушкина все-таки лучше выходило, Правда, Сашка?

- А может, наметим еще и отдел астрономии? -подал мысль Василий Васильевич. ­ Ведь астрономия такая наука... такая наука!

Если бы на дворе не завывала буря, если бы это был не январь, а май, Василий Васильевич, наверное, сейчас же вытащил бы своих гостей на крыльцо. И обязательно на этом крыльце сейчас же появилась бы подзорная труба, и Василий Васильевич, наверное бы, уже попросил своих гостей посмотреть в эту трубу на луну и звезды, но в этот вечер директор мог только покачивать головой да разводить руками.

- Да, это наука! Такая наука!.. Несколькими словами о ней и не расскажешь!

Василий Васильевич был по-настоящему рад журналу. Он был уверен, что это дело увлечет ребят, увлечет оно и Омелька Нагорного и заставит его забыть хоть на время о всех его тайных лигах и необыкновенных кружках. Да, непременно необыкновенных! Работают же в школе и другие кружки, но разве Омелько признает их! Разве он станет участвовать в каком-нибудь кружке юных изобретателей или, чего недоставало, в самом обыкновенном драмкружке? Ему обязательно нужна «тайная лига», на меньшее он несогласен, и вот почему Василий Васильевич так рад новому журналу, как будто по-настоящему захватившему Омелька. Недаром Омелько тут же пообещал дать для первого номера интереснейшую научную статью, такую статью, каких еще и на свете не бывало! Но напрасно присутствующие старались узнать содержание этой статьи – мальчик решительно заявил, что это пока еще секрет.

- Опять тайна! –покачал головой Василий Васильевич. – Ты, Нагорный, можешь, кажется, сделать тайну даже из своего старого башмака.

В одиннадцать часов проект журнала был наконец утвержден. Было решено разбить журнал на следующие отделы: 1) романы, повести, рассказы и стихи; 2) статьи на политические темы; 3) научные статьи; 4) пионерская жизнь; 5) жизнь шестого класса; 6) астрономия; 7) шарады, шашки и шахматы; 8) карикатуры.

В редакторы единогласно выдвинули кандидатуру Сашка Чайки: он поэт, сам пишет стихи, и лучшего редактора, разумеется, не найти.

В члены редколлегии выбрали Омелька Нагорного и заглаза – Яшу Дерезу, отличника и изобретателя.

Ребята разошлись, но пионервожатого директор задержал еще на несколько минут.

- Я хочу поговорить с вами о Гале Кукобе, - сказал он. - Что вы думаете о ней? Не кажется ли странным ее поведение за последние дни?

И, когда пионервожатый ответил, что ему тоже Галя казалась какой-то подавленной и вялой, Василий Васильевич, гремя стулом, подсел поближе к нему.

- Вот вы, Чепурной говорите «Чем-то подавленная». А чем, вы знаете? Вот об этом-то я и хочу допытаться у вас. Кукоба - пионерка. Кому же знать свою пионерию, как не ее вожатому? Знаете ли вы, что Кукоба получила сегодня за диктовку «плохо»?

- Как, Кукоба? «Плохо»? Отличница Кукоба?

Пионервожатый вскочил с места и взволнованно посмотрел на директора. Он и сам не мог понять, что же это делается с Галиной.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Об «арктическом капитане», который боится итти домой и узнает очень важную тайну

Увидав на крыльце собственного дома темную фигуру Кажана, Олег окаменел. Он не сомневался, что старик ожидает именно его.

Кажан сидел неподвижно. И вдруг глубокий вздох, будто стон насмерть раненного волка, вырвался у него из груди. Это вздох привел в себя Олега. Мальчик осторожно отступил и, крадучись, на цыпочках, бросился через огород. Он не заметил, как очутился возле моря. В квартире Василия Васильевича горел свет. Первой мыслью Олега было пойти к директору и отдать ему найденное письмо. Кто пишет нелюдимому Кажану? И о чем? Наверное, во всем этом есть какая-то тайна, и на эту тайну набрел он, Олег Башмачный!

Да! Наконец-то ему представился случай стать настоящим героем! Правда, это еще не плаванье среди полярных льдов и не открытие в Арктике неведомых земель. Нет, старый Кажан ­ это не Арктика! Но открыть его тайну - разве это не замечательно? Ого! Пусть кто-нибудь из школьников попробует сделать это! Хотел бы он посмотреть, что бы вышло тут у Сашка Чайки! Или у Галины Кукобы. Да нет, куда им там!

Но разве так уж необходимо отдавать это письмо Василию Васильевичу? Разве нет ножика у самого Олега, чтобы разрезать конверт и прочитать письмо? Да разве нельзя для этого обойтись и без всяких инструментов, орудуя одними только пальцами?

Дрожа от холода и волнения, Олег садится на большой круглый камень. Брызги прибоя щедро кропят мальчика, а белая пена бурунов кажется в темноте толпою рассвирепевших чудовищ. Олег колеблется: Он сам не знает, на что ему решиться сейчас.

Итти домой? Нет, страшно! Кажан, верно, и сейчас еще сидит на крыльце, поджидая его возвращения. Пойти к директору? Неудобно, да, пожалуй и не стоит!

Мальчик продолжает сидеть на камне, вздрагивая от холода. Гнетущая темнота обступает его со всех сторон. Он сидит в этой темноте, и понемногу новые мысли приходят ему в голову. И вот он – не школьник, не ученик шестого класса, нет, он – полярный путешественник, захваченный пургою среди ледяных просторов. На тысячи километров – никого! И только бескрайная снежная пустыня, и он один, затерянный в этом мертвом пространстве. С каждой минутой слабеют последние силы. Они догорают, как спичка, тают, как воск. Вот близко-близко, рядом, за соседним камнем – горячее дыханье. Это белый медведь почуял свою жертву. Ещё минута, еще секунда, и медведь надвигается все ближе и ближе. И вот он. поднимается во весь рост и падает прямо на Олега.

Олег чувствует, как ледяные струйки бегут у него по спине. Шторм с каждой минутой делается все сильнее и сильнее, оставаться на берегу дольше невозможно. Мальчик встает. Вот и дорожка. Олег поднимается в город и выходит на Главную улицу. Хорошо, но куда же итти дальше?

Мальчик останавливается: Он чувствует внезапно, как кровь приливает к его щекам, как горят кончики его ушей. Подумать только, Что сказали бы товарищи, если бы узнали, как он блуждал по ночным улицам, боясь встречи с Кажаном!

Какой позор! Полярному капитану – и бояться Кажана! А почему его нужно бояться? Что он может сделать Олегу? Может, он вовсе и не ищет его, а просто случайно присел отдохнуть на крылечке перед домом?

И Олег решительно поворачивает домой. Если Кажан и сейчас еще сидит у дверей, Олег подойдет прямо к нему и сурово и твердо спросит у него, что ему здесь надо. Там, во всяком случае, всегда можно будет крикнуть, позвать на помощь, и отец с матерью сейчас же выбегут на выручку.

Мысленно Олег теперь уже совсем расхрабрился, и только сердце как будто и не слышало его рассуждений – оно крепко и часто колотилось у него в груди.

Окольными дорожками Олег пробирался к дому. Он не шел, он крался на цыпочках. Но вот дом. Вот пустое крыльцо. На ступеньках нет никого. Кажан ушел. И Олег наконец вздохнул с облегчением. Так тихо и тепло показалось мальчику дома, в знакомых комнатах! Даже школьные книжки, даже тетради – и те показались ему такими дорогими и милыми! И даже задачник! Какая, оказывается, это чудесная книжка!

Мать немного поворчала за опоздание, но сын словом не обмолвился о своем приключении. Таинственное письмо заманчиво шелестело в кармане. Отец раскрашивал перед печкой деревянную рыбу, полуметровую щуку «паламиду», усердно выводя на ее боках какие-то серо-зеленые узоры. Эта рыба должна была пугать в воде робкую скумбрию, пугать и загонять ее в сети.

В комнате было тихо, только в трубе гудел ветер да, жалобно позвякивая, дребезжали железные заслонки.

- Ух, как завывает! - оторвавшись от работы, прислушался отец. - Кимбур как с цепи сорвался, а тут еще навстречу молдаванка. Все смешалось, ничего не разберешь!

Башмачный – староста рыбацкой артели. Он черноус, высок и суров на вид.

- Сынок, а ты не видел сегодня Кажана? – вдруг спрашивает он.

Олег от неожиданности роняет книгу и пытливо смотрит на отца. Неужели ему что-нибудь известно?

- Ви... Видел...

- Видел? Мне говорили сегодня, будто он в город ходил. В такую погоду и молодому итти нелегко.

Нет, отец ничего не знает! Это он просто так спросил, из любопытства. И Кажан присел у них на крыльце отдохнуть тоже просто так. Устал, должно быть. Олег сам слышал, как тяжело он вздыхал и охал. Даже стонал как будто, или, может, это он так горевал из-за письма?