Слава Бродский - Смешные детские рассказы Страница 3

Потом математичка устаёт Пуда волочить за шиворот. Она бросает его и говорит: «Пошёл вон, второгодник!» И Пуд один раз после этого бросился к дверям. Но математичка закричала: «Куда, Пудя?!» Пуд остановился и не знал, что ему делать. А математичка сказала: «Пошёл вон, на место!»

Обычно все эти сцены заканчиваются одним и тем же. Пока Пуд идёт к своей парте, математичка говорит: «Второгодник убогий! Завтра приведёшь свою мамзель». То есть, это означает, что она хочет, чтобы Пуд завтра утром привёл для объяснений свою маму в школу.

Как-то один раз математичка, после того как она сказала своё «завтра приведёшь свою мамзель», спросила у Пуда, понял ли он, что она ему сказала. Пуд сказал «да», но головой замотал отрицательно. Мы все, конечно, догадались, что он имел в виду. Он ответил «да», потому что понял, что сказала ему математичка. Но он замотал отрицательно головой, потому что ему было даже страшно подумать о том, что он должен сказать обо всём своей маме. А математичка, конечно, обратила на это внимание и сказала Пуду, что он стал разговаривать, как болгарин. А в Болгарии, оказывается, всё наоборот. Когда там говорят «нет», то кивают головой. А когда говорят «да», то вертят головой влево и вправо.

Ну так вот, сегодня Пуд очень сильно призадумался, как только услышал эту новость про классное собрание. Но не только Пуд. В обычное время мы ожидали бы, что будут ругать Пуда и на этом всё, в основном, и закончится. Но в этот раз за ним не числилось ничего такого особенного. А поскольку в этот раз за ним ничего такого не числилось, все у нас призадумались и стали прикидывать, о чём же будет говорить наш классный руководитель. И я тоже стал немного волноваться.

И вот настало время классного часа. Наш классный руководитель, то есть наш учитель русского языка, вошёл в класс, поздоровался с нами, встал около первых рядов парт, скрестил руки на груди, сдвинул на нос очки, обвёл нас всех своим взглядом, поднял вверх карандаш и сказал: «Некоторые ученики ведут себя, как свиньи. Например, Пудовкин».

Ну и Пуд сразу сказал своё: «А что Пудовкин-то? Я ничего не делал».

Тут, конечно, наш классный руководитель ответил: «Это плохо, что ты ничего не делал».

Но Пуд не обратил на это никакого внимания и опять стал говорить, что он ничего не делал.

Тогда наш классный руководитель сказал: «Всё-сё-сё-сё-сё! Никакого разговора быть не может! Выводы получишь в дневнике».

И мы все сразу стали ныть: «Не надо, не надо, пожалуйста, не надо». Потому что мы знали, что мама у Пуда очень строгая. Она за каждую запись в дневнике бьёт Пуда сильно, так что он приходит в школу весь в синяках.

Но тут наш классный руководитель достал какую-то тетрадку и стал нам рассказывать, что мы уже прошли, и что будем проходить в школе по его предмету в этом году.

Через полчаса, наверное, дверь в наш класс неожиданно открылась, и к нам вошёл директор. Мы все сразу же встали. И директор сказал: «Здравствуйте». Учителя обычно говорят: «Здравствуйте, садитесь». А директор только сказал: «Здравствуйте». Но всё равно кто-то стал уже садиться. Но я ещё не сел, и ещё несколько человек продолжали стоять.

Тут директор посмотрел прямо на меня и сказал: «А что здесь смешного?» И я понял, что я улыбаюсь. Как только директор сказал «Что здесь смешного?», я сразу же улыбаться перестал. Но было уже, конечно, поздно.

Тут кто-то спросил: «Можно садиться?»

И наш классный руководитель сказал: «Садитесь, садитесь».

И тут уже все сели. А директор стал говорить, что он так и знал, что в этом классе не ученики, а просто пигмеи какие-то. А некоторые (и он опять посмотрел на меня) просто потеряли уже человеческий облик, потому что им всё время смешно. Ещё он добавил, что неплохо было бы всем (он продолжал поглядывать в мою сторону) зарубить себе на носу, особенно, если нос большой, что надо вести себя скромнее. А кто этого не понимает, того можно выставить из школы в одну минуту.

Директор стал объяснять нам, как надо вести себя в школе. «О чём вы тут говорили?» – спросил он у нашего классного руководителя.

«Мы об этом как раз и говорили, – сказал классный руководитель. – Я им говорю, что они ведут себя как свиньи».

«Пигмеи», – сказал директор. Он пошёл к дверям. Мы все встали. «До свидания», – сказал директор и вышел из класса.

Директор ушёл, а мы всё стояли.

«Можно сесть?» – опять спросил кто-то.

«Садитесь, садитесь», – сказал классный руководитель. Потом он подумал немного и сказал: «Я же вам говорил, что вы ведёте себя как…» И он запнулся.

А я подсказал: «… как свиньи?»

Тут все засмеялись. Потому что то, что я сказал, оказалось очень смешным. Хотя я этого никак не ожидал. А наш классный руководитель посмотрел на меня очень недобро и сказал: «Выводы получишь в дневнике». А потом добавил: «Классный час окончен. Можете идти домой».

Я шёл домой и думал, почему я всё время улыбаюсь и сколько уже неприятностей у меня было из-за этого. Оказывается, что я не всегда знаю, что улыбаюсь. Даже когда мне кажется, что я просто стою и смотрю на кого-нибудь, то, на самом деле, я почему-то улыбаюсь. Может быть, у меня так рот и щёки устроены? Может быть, они у меня как-то особенно приспособлены для того, чтобы улыбаться?

В это время я вспомнил, как наша математичка рассказывала нам про Болгарию. Ну, о том, что когда там говорят «нет», то кивают головой. А когда говорят «да», то вертят головой влево и вправо. И я подумал вот о чём. Если в Болгарии такие чудеса возможны, то, может быть, есть другие страны, где в чём-нибудь другом происходит всё наоборот. Вдруг есть такая страна, где, когда ты улыбаешься, это хорошо, а когда ты не улыбаешься, это плохо. И если такая страна есть, то я хотел бы об этом знать. Просто я хотел бы знать об этом. Тогда мне было бы легче на свете жить.

Чайная ложка

Я заболел вчера. Простудился. У меня даже поднялась температура. И папа посоветовал маме дать мне пару таблеток аспирина. А мама сказала, что она не собирается заниматься самолечением и вызовет врача.

И тут папа сказал, что вызывать врача – это совершенно бессмысленное дело. Потому что у нашей врачихи не будет особого времени на меня. Она должна обойти десятки квартир, да ещё заскочить в магазины за продуктами. Поэтому заранее известно, что никакого толку от её визита не будет.

И папа с мамой стали спорить, надо вызывать врача или нет. И тут папа сказал, что он может заранее предсказать всё, что сделает наша врачиха. А мама сказала, что у папы нет медицинского образования, поэтому он не может предугадать всего, что сделает врач.

Но папа настаивал, что он всё знает наперёд. И если мама хочет, то он может всё это прямо сейчас разыграть в лицах.

Я спросил у папы, что это значит, разыграть в лицах. И папа сказал, что он будет делать вид, что он и есть врач.

Мне очень понравилась эта идея, и я стал просить маму, чтобы они всё разыграли в лицах. И мама сначала не хотела ничего такого делать, но потом всё-таки согласилась. Только папа попросил, чтобы всё было по-настоящему. И чтобы мама даже принесла папе чистое полотенце, когда он будет мыть руки.

И вот папа вышел из нашей комнаты. Потом он вышел из квартиры на лестницу и закрыл за собой дверь. А мы с мамой ждали, что будет дальше.

Раздался звонок. Мама пошла открывать дверь. И я попросил маму не закрывать дверь нашей комнаты, чтобы я слышал, о чём они будут говорить в коридоре.

И вот мама открыла папе дверь.

Папа сказал: «Здравствуйте. Врача вызывали?»

И я услышал, что мама засмеялась. А потом она ответила папе: «Здравствуйте. Вызывали. У нас ребёнок заболел».

Папа спросил у мамы, где можно помыть руки. И тут мама зашла в нашу комнату, взяла полотенце и понесла его папе. Папа стал мыть руки. И я услышал, как пошла вода в раковину на кухне.

И вот папа с мамой вошли в нашу комнату. И я понял, почему мама засмеялась, когда она открыла папе дверь. Потому что папа успел на себя нацепить какую-то белую тряпку, чтобы казалось, что он в белом халате.

Но папа не смеялся и даже не улыбался. Он спросил, где можно сесть. Мама стала двигать стул к моей кровати, но папа сказал, что ему надо писать и сел за наш круглый стол. Папа спросил, что у ребёнка болит и какая у него температура. И мама сказала, что температура немного повышенная и что ребёнок простудился.

Тогда папа попросил у мамы чистую ложку. Когда мама дала папе ложку, папа подошёл ко мне и сказал: «Открой рот». Я открыл рот. Папа прижал мне язык ложкой и попросил меня сказать «а».

Потом папа опять сел к столу, взял ручку и написал на листке бумаги: «Аспирин». Он встал со стула и пошёл к дверям. Папа открыл дверь нашей комнаты, обернулся к маме и сказал: «Через три дня придёте ко мне с ребёнком на приём».

Тут мама сказала папе, что всё было не очень-то похоже на правду и что она всё-таки вызовет утром врача. Хотя бы для того, чтобы получить освобождение от работы. И папа не стал больше возражать.