Елизавета Салиас-де-Турнемир - Княжна Дубровина Страница 3

Полковникъ сидѣлъ за письменнымъ столомъ и въ потѣ лица сочинялъ письмо свое къ князю (онъ былъ не охотникъ и не мастеръ писать письма, въ особенности церемонныя) когда деньщикъ подалъ ему повѣстку на страхованное письмо изъ города К*. Полковникъ очень удивился, ибо никого не зналъ въ городѣ К* и тотчасъ послалъ за письмомъ. Когда онъ вскрылъ его, то увидалъ незнакомый женскій почеркъ и желая знать кто пишетъ, перевернулъ страницу и посмотрѣлъ на подпись:

Анисья Долинская.

Анисья Долинская, подумалъ полковникъ, сестра Анютиной матери, небогатая сестра ея. Не получая отвѣта такъ долго я уже пересталъ ожидать его. Письмо страховое!.. и полковникъ поспѣшно пробѣжалъ письмо. Вотъ оно:

Милостивый государь!

«Еще не оправилась я отъ тяжкой болѣзни, какъ узнала о несчастіи меня постигшемъ, о смерти милой сестры моей, которую я ожидала къ себѣ каждый день, и уже устраивала мысленно нашу жизнь вмѣстѣ, въ одномъ городѣ, въ сосѣднемъ отъ меня домѣ. Это извѣстіе сразило меня и унесло остатокъ силъ моихъ. Я не могу поправиться и все нездорова и чѣмъ слабѣе я себя чувствую, тѣмъ сильнѣе во мнѣ желаніе увидѣть и обнять дочь сестры моей. Мой мужъ, по моей просьбѣ. желаетъ принять ее какъ нашу дочь и воспитать ее съ нашими дѣтьми. Мы отыскиваемъ и освѣдомляемся нѣтъ ли кого, кто ѣдитъ въ ваши страны, но никого найти до сихъ поръ не могли. Оно и не мудрено. Мы живемъ довольно уединенно, хотя и не далеко отъ Москвы, но въ небольшомъ губернскомъ городѣ и въ Москвѣ никого не знаемъ. Еслибъ у меня было побольше здоровья и побольше средствъ, я бы тотчасъ пріѣхала за племянницей, но у меня къ сожалѣнію нѣтъ ни здоровья, ни денегъ. Я рѣшилась обратиться къ вамъ съ покорнѣйшею просьбой. Вы были столь добры, что пріютили у себя мою племянницу, будьте добры до конца, довершите ваше доброе дѣло, освѣдомьтесь не ѣдитъ ли какое почтенное семейство въ Москву и не возьмется ли довезти мою сиротку. Мой мужъ самъ пріѣдетъ за ней въ Москву. Я знаю, это дѣло не легкое, но надо же стараться какимъ-либо способомъ доставить въ нашъ домъ мою племянницу. Я жду не дождусь увидѣть и обнять дочь сестры моей…»

Далѣе писавшая въ горячихъ выраженіяхъ благодарила полковника и его жену за то, что они пріютили у себя сиротку.

— Жена, закричалъ полковникъ, и на его громкій голосъ прибѣжала Наталья Дмитріевна.

— Ну вотъ и новости! У Анюты нашлись родные, настоящіе, любящіе родные. Сестра ея матери Долинская… да вотъ, читай сама.

Наталья Дмитріевна прочла письмо и лицо ея вспыхнуло.

— Видно, что добрая и сердечная женщина писала письмо это, сказала она. — Анютѣ будетъ у ней хорошо, я въ этомъ увѣрена.

— Да, но съ кѣмъ мы ее отправимъ? До Москвы не одна тысяча верстъ. Это огромное путешествіе. Притомъ дѣвочку четырехъ лѣтъ не отправишь съ корнетомъ гусарскаго полка.

И полковникъ залился добродушнимъ смѣхомъ.

— Да, дѣло не легкое. Надо справляться, искать. Конечно не всякій возьметъ ребенка въ такое далекое странствованіе.

Долго и безуспѣшно искалъ полковникъ и жена его лицо способное и желающее довезти Анюту до Москвы. Способные находились, но желающихъ никого. Такъ прошло два года, и проходилъ третій. Анюта освоилась и не помня своей матери и отца считала полковника и жену его отцомъ и матерью, такъ и звала ихъ, а ихъ дѣтей считала за братьевъ и сестеръ. Особенно любила она нѣжно свою сверстницу Леночку, не разставалась съ ней и спала въ одной комнатѣ, въ одномъ углу, въ кроваткѣ близко придвинутой къ Леночкѣ. И другую свою сестрицу, старшую Раису, и братцевъ Володю и Алешу любила она тоже, хотя и меньше, потому что они были старше ея нѣсколькими годами. Сердце у Анюты было любящее, горячее, но за то и нравъ ея былъ горячій. Она была вспыльчіва и во вспыльчивости своей необузданна. Наталья Дмитріевна безмѣрно баловала ее и на замѣчанія мужа своего отвѣчала всегда: она сиротка! Она строго запретила говорить Анютѣ, что она сирота, но прислуга конечно удержаться не могла, а Анюта была такое малое дитя, что не понимала и не обращала вниманія на намеки.

Полковникъ просилъ всѣхъ ѣхавшихъ на Кавказскія минеральныя воды искать случая отправить Анюту въ Москву. На воды пріѣзжало много богатыхъ помѣщиковъ и онъ надѣялся, что какое-либо семейство согласится довезти Анюту, если не до Москвы, то до какого-либо города средней Россіи. Наконецъ, одинъ изъ офицеровъ его полка увѣдомилъ его, что богатая княгиня Бѣлорѣцкая, узнавъ о сиротствѣ Анюты и невозможности полковника доставить ее къ теткѣ, брала на себя довезти ее до Москвы. Она ѣхала со своими двумя дочерьми въ четверомѣстной каретѣ и просила прислать къ ней Анюту въ Кисловодскъ къ 1-му сентября. Полковникъ получилъ это извѣстіе въ концѣ августа. Терять времени было нельзя. Онъ позвалъ своего адъютанта и просилъ его до Кисловодска проводить Анюту, которую отправлялъ туда съ нянькой.

Анютѣ минуло шесть лѣтъ. Прощаніе такъ поразило ее, что навсегда врѣзалось въ ея памяти. Она живо помнила всю жизнь свою, какъ полковникъ собралъ всѣхъ дѣтей своихъ въ маленькой своей пріемной, какъ усадилъ всѣхъ на стулья, приказалъ сѣсть и нянѣ, какъ полковница обливаясь слезами сѣла въ кресло и взяла на колѣни Анюту недоумѣвавшую о томъ, что происходить. Въ молчаніи посидѣли они, по вашему русскому обычаю, съ минуту, потомъ встали крестясь и ей приказали перекреститься. Полковникъ взялъ образъ, благословилъ имъ Анюту и сказалъ:

— Молись всегда Богу, а Онъ благословить тебя. Насъ не забывай, когда научишься писать — дай вѣсточку о себѣ. Мы тебя любили и всегда будемъ любить. Когда ты будешь побольше, если тебѣ будетъ въ чемъ нужда, помни, что у тебя здѣсь осталась семья. А теперь прощай.

Онъ взялъ Анюту на руки и поцѣловалъ ее крѣпко, крѣпко и слезы стояли въ добрыхъ глазахъ его.

— Наташа, сказалъ полковникъ женѣ, — благослови и ты ее. Ты была къ ней какъ родная мать.

Заливаясь слезами благословила и крѣпко прижала къ себѣ и цѣловала Анюту Наталья Дмитріевна, а Анюта все недоумѣвала и испуганно глядѣла на ту, которую звала матерью.

— Дѣти, проститесь съ Анютой, сказалъ полковникъ. Старшая Раиса понимала уже въ чемъ дѣло и заплакала. Всѣ дѣти толпились вокругъ нея порываясь каждый цѣловать ее; за сестрой, видя ея слезы, заплакала и Леночка прижимаясь къ Анютѣ, а испуганная Анюта позволяла всѣхъ цѣловать себя. Мальчики стояли поодаль, но вдругъ поняли. Старшій Володя съ рыданіемъ бросился Анютѣ на шею и его съ трудомъ могли оторвать отъ нея.

— Ну съ Богомъ, сказалъ полковникъ желая прекратить тяжелое прощаніе и разлучая дѣтей.

Онъ взялъ Анюту на руки и передалъ ее адъютанту.

— Берегите ее, доставьте ее здоровою, сказалъ ему полковникъ.

Когда Анюта увидѣла себя на рукахъ едва знакомаго ей офицера, когда онъ понесъ ее изъ дверей гостиной, она поняла и вдругъ пронзительно закричала и отчаянно забилась въ рукахъ его. Володя бросился, схватилъ адъютанта за полы сюртука и также отчаянно закричалъ: не надо! не надо!

— Мамочка, мама, кричала Анюта, папочка, не отдавай меня. Мамочка! мама! Не хочу! не хочу!

Но крѣпко державшій ее въ рукахъ адъютантъ вынесъ ее изъ дому, посадилъ въ коляску, и самъ сѣлъ подлѣ нея вмѣстѣ съ нянькой.

Долго билась, рыдала, кричала Анюта и посреди ея рыданій все слышались слова:

— Мамочка! Мама! Не хочу! не хочу!

Наконецъ она выбилась изъ силъ и заснула. II на другой день проснулась она съ тѣмъ же плачемъ и крикомъ; все звала она мамочку и кричала: не хочу!

Дорога изъ Тифлиса до Кисловодска не легкая и не короткая. Она утомила Анюту и она успокоилась — уже не плакала, но сидѣла молча, не по лѣтамъ печальная.

Адъютантъ благополучно доставилъ ее въ квартиру княгини Бѣлорѣцкой. Это была женщина еще не старая, около тридцати пяти лѣтъ, высокая, статная, красивая, и съ ней двѣ дочери, одна ровесница Анюты, другая годомъ старше. Княгиня приняла Анюту ласково и позвала дочерей.

— Анюта поѣдетъ съ нами въ Москву, сказала она, полюбите ее.

Но при этихъ словахъ Анюта, глядѣвшая дикимъ волченкомъ, вдругъ встрепенулась, задрожала и опять закричала:

— Не хочу! не хочу! Хочу къ мамочкѣ.

— Ты ѣдишь къ другой мамочкѣ, къ своей настоящей мамочкѣ, сказала княгиня лаская Анюту.

— Не хочу другой, съ крикомъ повторяла Анюта.

— О дитя мое милое, сказала печально княгиня, — мало ли мы чего не хочемъ, но должны покориться. Тебѣ пришлось испытать все это слишкомъ рано. Бѣдная дѣвочка, бѣдная сиротка!

Анюту отнесли всю въ слезахъ, рыдающую и повторяющую «не хочу!» въ дѣтскую. Тамъ двѣ няньки и обѣ княжны старались развлечь ее и успокоить, но напрасно показывали они ей прелестныя игрушки, хорошенькія картинки, Анюта не хотѣла глядѣть на нихъ, горько плакала и твердила:

— Мамочка! мамочка! Не хочу! не хочу!

Однако черезъ нѣсколько дней она мало-по-малу успокоилась и прельстилась игрушкой — птичкой, съ блестящими перьями, которую няня заводила и она припрыгивая неслась по комнатѣ. Анюта, не видавшая никогда затѣйливыхъ игрушекъ, смотрѣла на нее съ восторгомъ, и когда она начинала плакать и звать мамочку, няня заводила птичку и пускала ее по комнатѣ. Каждый день просыпаясь Анюта просила и мамочку и птичку.