Неизвестно - Батшев Мой французский дядюшка Страница 3

Возница не заставил себя ждать, хлыстнул по лошадям, и через двадцать минут они доехали до деревни, где стоял немецкий патруль. Мама свободно говорила по- немецки, объяснила положение, и немцы вежливо направили всех к коменданту, который принял беглецов хорошо, а маме даже предложил принять ванну и отдох­нуть у него, так как нужный поезд отходил только вечером. Мама обрадовалась: на ночевке в избе блохи и клопы ее буквально заели.

Вечером сели в поезд и рано утром были в Харькове. Там она нашла отца. А потом и меня.

12

Я часто бываю в Париже, в один из первых приездов мой старый друг, а ныне известный французский писатель Nikolas Bokov пригласил на SLAM.

SLAM - поэтическое объединение. Вроде нашего старого СМОГа. Но, раз­умеется, иное. Поэты любого возраста, пола и национальности читают стихи. В разных кафе, в зале какого-то учреждения, в помещении бывшей фабрики, где теперь концертный зал, на площади перед Лувром (под дождем).

Как-то чтение происходило в кафе рядом с кладбищем Пер-Лашес.

Читал и я старые стихи, поскольку новых не помнил.

Пожилой испанец с морщинистым лицом подошел к нам с бокалом в руке. Он пил дешевое красное вино.

- Хороший поэт, - шепнул мне Nikolas Bokov.

Испанец что-то спросил. Старый друг посмотрел на меня заинтересованно. И повторил испанцу мою фамилию.

Лицо поэта выразило удивление и восторг.

Bokov перевел.

- Он спрашивает, не родственник ли ты Пьера Бачева? Помнишь киноактера, который играл.

Я вспомнил.

Не актера.

А своих родителей, которые на вопрос, есть ли у нас родственники за границей, всегда отвечали отрицательно. Но почему-то я не верил.

Незадолго до эмиграции, я разговорился с отцом.

- У моего отца, твоего деда, - рассказывал он, - было шесть братьев. Они жили в разных городах и не все были такие бедные, как мой отец.

Дальнейшее я узнал из архива.

13

Чем-то мой дядя привлекал режиссеров.

Вероятно, обаянием. Иначе как бы иностранец так быстро сделал карьеру в кино? Если он играл не главную роль, то роль второго плана - обязательно.

Он понял, что если не выкладываться на съемочной площадке до конца, до изнеможения - не будет качества. А не будет качества - не будет и новых ролей.

А будет качество, ему простят и иностранное происхождение, и отсутствие свя­зей, и акцент.

Так и произошло. Он снимался у хороших режиссеров. Не отказывался ни от каких ролей. О нем писали. Потом в кино пришел звук. Для многих актеров его приход означал творческую смерть.

14

Очаровательно грассируя, выпуская дым в сторону, встретившийся режиссер Гарнель ласково внушает:

- Милый мой, приходит другая эпоха, а с ней и новое кино - звуковое - на сме­ну «великого немого». Избавляйтесь, прошу вас, от акцента, вы мне симпатичны, публика вас полюбила, но прошу - избавляйтесь, публика не любит иностранцев, вы знаете. Завтра не будет на экране ни Глории Свенсон, ни вашего земляка Моз­жухина - между нами, у него ужасный французский, - прислушайтесь к моим словам, милый...

15

Кто прав - поди разбери. Вчера разговаривал с хозяином студии «Ателье», Александром Борисовичем Каменкой, не собирается ли он снимать говорящую фильму. (Надеялся на предложение если не главной, то хотя бы крупной роли). И что он сказал?

- Звуковая и говорящая фильма - модное американское увлечение. Поймите, Пьер, это совершенно отдельная область творчества. Она находится вне чистого искусства немого кино, которое, конечно, и останется навсегда Великим Немым.

- Но звук, звук!

- Да-да, - согласно кивал он и продолжал: - звуковая кинематография, не­сомненно, будет существовать. Музыка в фильме - замечательно. Экономия на оркестре - огромная. Но! Параллельно с немым кинематографом. Так рядом с театром существует ярмарочный балаган. И балаган, и звуковое кино имеют своих поклонников, значит, они оба будут существовать и дальше.

Каменка довольно улыбался своим словам.

Язык, язык! Точно, у меня - акцент. Злейший враг. Иначе бы он не намекал. Контракт не подпишут на звуковой фильм. Да что тебе акцент, в этом есть какой-то шарм, успокаивала меня Дамья.

Но я не согласен - новые времена! Вчера язык не имел никакого значения, вчера я мог сниматься в любой стране мира. Сегодня - иное. А завтра - не новое время. А просто иное. Пришло звуковое кино. Как от него ни отмахивайся, оно пришло и будущее за ним. Хотя Рене Клер тоже сомневается.

Каменку не переубедишь:

- Эти американские штучки так и останутся американским балаганом, - по­вторял он свой излюбленный тезис. - «Великий немой» имеет свою эстетику, и никакие звуки саксофона не могут повлиять на нее.

- Чепуха! - возмущался я. - Звуковое кино выработает свою эстетику...

Он не слушал.

- Пьер, дорогой, не кипятитесь, - улыбался он и пыхтел сигаретой. - Я не про­тив звуковой фильмы. Пусть будет. Я - демократ. Но согласитесь, что ни Бастер

Китон, ни Чаплин невозможны в звуковом кинобалагане. У них иная специфика. Вы же не требуете от пантомимы речи?

- Одно не исключает другого, - настаивал я. - «Тропические сирены» выигра­ли бы, если бы Жозефина Бекер пела!

16

... зачем я вспомнил этот фильм!

Снимали картину режиссеры Этьеванн и Нальпа.

Вслед за Бунюэлем могу повторить: я сохранил об этой работе самые скверные воспоминания.

Но продукторы (еще зовут продюсерами) Осип Берхольдц (разумеется, из Рос­сии!) и Эдуард Жид (брат Андрэ Жида) - фирма так и называлась ЖиБэ - считали, что Жозефина Бекер вытянет дурацкую картину с идиотским сюжетом.

Кто вбил им в голову подобную чепуху - загадка. Но зачем ее разгадывать?

Мой принцип: договор - аванс - сумма прописью.

Никогда не думал, что Жозефина Бекер настолько капризна и амбициозна. Че­рез день она срывала съемки. Как-то появилась на площадке вместо девяти утра в пять вечера и устроила режиссерам скандал.

- Что случилось? - не понял я.

- У нее простудилась собака.

- Собака? - переспросил, решив, что не расслышал, я.

- Собака! Болонка. Отсюда и дурное настроение, - заметил ассистент режис­сера Бунюэль.

- Какая дрянь, - прошептал я, не сдержавшись.

Он подмигнул и толкнул в бок.

- Это и есть кино!

- Ваше, но не мое, - отрезал я.

Он посмотрел на меня внимательно, согнал улыбку с лица.

- Не хотите выпить по рюмке? Все равно съемки сегодня не будет.

По рюмке мы пропустили, а через неделю Бунюэль ушел с картины, его нервы не выдержали.

Через два года мы встретились в артистическом кафе, и он предложил снимать­ся у него.

А я никогда от ролей не отказываюсь.

Мне все равно кого играть. Главное - играть.

Кинопресса

Немое кино, бывшее самостоятельным большим искусством, умерло; звуковое кино - это другое искусство с другими принципами и другими возможностями.

Бела Балаш

Никогда еще прогресс не был в большей степени направлен вспять. Никогда еще в исто­рии культуры не наблюдалось такого явлении, как ожесточенная борьба киноискусства против самого себя. Киноискусство предало самое себя... Киноискусство отняло у себя силу выразительности... Техника, которой молится теперь киноискусство, нанесет ему смертель­ный удар.

Чарлз Чаплин

Держу пари, кино ждет смерть или, по меньшей мере, долгий сон, подобный смерти!

Рене Клер

У кинематографа нет «живого языка, но есть лицо - настоящее зеркало души. Глав­ный технический принцип кинематографа - это абсолютное молчание и строгая внешняя ритмичность, а творческий - построен на внутренней экспрессии, на паузе, на волнующих намеках и психологических недомолвках. Кинематограф можно довести до классической строгости в его молчании, как классически строга скульптура в отсутствии красок. Гово­рить на экране - это все равно, что рисовать красками мраморное изваяние, - это так же безвкусно, грубо, безграмотно.

Иван Мозжухин

17

Дождь загнал меня в ближайшее кафе.

Свернув зонт, я огляделся и сразу его узнал. Почему я попал сюда? Судьба. Два года назад:

- Рад вас видеть, Елена Дмитриевна.

Она усмехнулась, нет, вру - только губы дрогнули.

- Не старьте меня, Петя, не старьте меня, никакого отчества. Даже муж зовет меня Гала.

Я кивнул на кафе. Даже не помню какое, просто отметил, что рядом кафе. То самое, где сижу сейчас.

- Выпейте со мной кофе.

- С удовольствием.

Я возликовал. Она сидела под портретом Рембо, кто его рисовал? Интересно, совсем не интересно, а ей какой интерес, и почему она так смотрит на меня.

- Как поживаете, Петя?

- Спасибо. Елена Дмитриевна, снимаюсь.

Она кивнула.

- Видела вас в «Наполеоне».

- Неужели узнали? - не поверил я.

- Конечно, узнала. Вы были генералом...

Я смутился.

- Генералом Гошем... Мой генерал Гош, я читал... у него был роман с Жозе­финой...