Admin - o 821465f126f17ac5 Страница 3

ходьбе, будто готовясь в любую секунду сорваться на бег.

Тэк видит ее в тот же миг, что и я, поэтому слегка сползает вниз по

сиденью, словно боится, что Лина заметит нас. Но она слишком

сосредоточена. Она слегка задерживается у входа в клинику, а затем

проскальзывает внутрь.

В любой момент. Воздух в фургоне стоит влажный, и я чувствую, как

моя кожа становится липкой. Окна запотели от нашего дыхания. Я

едва успеваю подавить новый приступ тошноты: на это нет времени.

Спустя пару минут Тэк вздыхает и тянется за пиджаком, лежащим

свернутым между нашими сиденьями. Он расправляет его и с трудом

просовывает руки в рукава. Он так забавно смотрится в нем, как

медведь, наряженный в цирковой костюм. Но об этом я умалчиваю.

- Готова?

- Не забудь вот это, – я протягиваю Тэку маленькое ламинированное

удостоверение. Оно старое, покрытое пятнами, и фотография на нем

практически неразличима – что, в общем-то, нам на руку, потому как

его настоящий владелец, доктор Говард Риверс, был на двадцать

фунтов тяжелее и десять лет старше, чем Тэк.

Опять же, Говард Риверс на самом деле был не Говардом Риверсом, а

Эдвардом Кауффманом, уважаемым доктором из Мэйна, работавшим

над тем, чтобы уберечь от делирии наши дома и школы. У доктора

были связи в аппарате губернатора, который финансировал

медицинские центры в самых бедных частях города. Тем не менее, в

тайне он являлся противоречивой личностью и крайне радикальным

членом сопротивления и был известен тем, что подпольно делал

аборты неисцеленным, которые забеременели и отчаянно пытались

это скрыть.

Он годами создавал фальшивые удостоверения для ненастоящих

докторов, помогая таким образом увеличить поставку медикаментов и

антибиотиков в Дебри.

Настоящий Эдвард Кауффман мертв – уже два года. Он был пойман

полицейскими во время оперативного эксперимента и казнен через

две недели. Но большинство из его фальшивых имен и удостоверений

личности уцелело. И они до сих пор в обиходе.

Тэк крепит ламинированную карточку к пиджаку: – Как я выгляжу?

- Как врач, – отзываюсь я.

Он смотрится в зеркало заднего вида и безуспешно пытается

пригладить свои волосы.

- Не забудь, – напоминает мне Тэк. – Парковка на Двадцать четвертой

улице. Я буду ждать вас там.

- Хорошо, – я стараюсь игнорировать странное ощущение у себя в

животе: большее, чем тошнота. Это нервное. Ненавижу нервничать,

это проявление слабости. Это напоминает мне о прошлом, о звенящей

тишине моего старого дома и назревающей, растущей буре отцовского

гнева.

Каждый раз, убивая кого-либо, я представляю себе его лицо.

- Будь осторожна, Рэй. – На секунду я вижу перед собой Майкла,

мальчика, которого больше никто не может видеть. Лицо открытое, как

у ребенка. Испуганное. – Лучше бы ты предоставила всю трудную

работу мне.

- А мне тогда какое удовольствие? – приложив ладонь к губам, я кладу

ее на грудь Тэка. Это наш знак. Ни один из нас не отличается

сентиментальностью, да и к тому же, это слишком рискованно –

целоваться здесь, в Зомбилэнде. – Увидимся на той стороне.

- На той стороне, – эхом откликается он и, выскользнув из фургона,

быстрым шагом пересекает улицу.

Я отсчитываю шестьдесят секунд, привожу в порядок свою одежду,

повернув зеркало, осматриваю зубы. Нащупываю спрятанный в

кармане куртки пистолет и проверяю карманы джинсов. Все в порядке.

Все на месте. Отсчитываю еще шестьдесят секунд, что помогает мне

справиться с нервами. Бояться нечего.

Я знаю, что я делаю. Мы все знаем. И очень хорошо.

Иногда я представляю, как я и Тэк рушим весь план – проигрываем

войну, всю эту борьбу, противостояние. Говорим «прощай», «увидимся

нескоро». Мы отправляемся на север и там сооружаем свой хоумстид,

вдали от всех и вся. Мы умеем выживать. Мы смогли бы. Ставили бы

ловушки и силки для дичи, удили рыбу, выращивали овощи.

Обзавелись бы целой кучей детишек и представляли бы, что другого

мира не существует. Пусть он хоть взорвется, мне все равно.

Мечты.

Прошло уже больше двух минут. Я открываю дверь фургона и

спрыгиваю на обочину тротуара. От дождя не осталось и следа –

теперь на улице стоит туман, а по водостоку по-прежнему хлещет

вода, унося с собой смятые кофейные стаканчики, окурки, рекламные

листовки.

Когда я толкаю входную дверь клиники, то словно попадаю в другой

мир: плотный зеленый ковер, начищенная до блеска фурнитура,

огромные настенные часы, отсчитывающие время. Не самое худшее

место, чтобы умереть, как по мне.

Тэк стоит у стойки ресепшен, постукивая по ней пальцами. Он

вскользь оглядывает меня, когда я вхожу в помещение.

- Прошу прощения, доктор, – лаборантка, сидящая за столом, яростно

жмет на кнопки телефона. Ее толстые пальцы унизаны тяжелыми

кольцами, глубоко врезающимися ей в кожу. – Проверка сегодня?

Должно быть, какая-то ошибка…

- Это запланированное мероприятие, – произносит Тэк голосом

старого располневшего исцеленного. – Все клиники подлежат

ежегодной контрольной…

- Извините! – подойдя к стойке, я громко прерываю его. Я немного

изменяю походку, просто для забавы. Мы с Тэком позже посмеемся

над этим. – Извините, – повторяю я чуть громче. Слишком громко для

открытого пространства.

- Подождите минутку, – просит меня лаборантка. Она поднимает

трубку и придерживает ее подбородком. Затем незамедлительно

оборачивается к стоящему рядом Тэку. – Прошу прощения, вы и

представить не можете, насколько мне стыдно за…

- Не стоит извинений, – отвечает тот. – Просто позовите кого-нибудь,

кто мог бы мне помочь.

- Эй, – я опираюсь на стойку обеими руками. – Послушайте, я к вам

обращаюсь.

- Мэм? – лаборантка теряется от страха. Уверена, она думает, что

клинику закроют лишь из-за того, что она перепутала даты плановой

проверки. – Я немного занята. Если у вас назначена встреча,

распишитесь и присядьте…

- Нет, мне не назначено! – я явно преувеличиваю, практически кричу

на нее. Тэк весьма правдоподобно смотрит на меня с отвращением. –

Я не собираюсь ждать! У меня эта жуткая сыпь, зудит все тело!

Я расстегиваю пояс и начинаю стаскивать с себя штаны, словно

собираясь показать ей свой голый зад. Тэк отпрыгивает назад, слегка

вскрикнув от омерзения, и тогда лаборантка практически отшвыривает

телефон от себя и бросается из-за стола.

- Сюда, мэм, пожалуйста, – она цепко хватает меня за руку. Я

чувствую запах ее пота, перемешавшийся с ароматом духов. Она

быстро уводит меня прочь от ресепшена – подальше от доктора

Говарда Риверса с его проверкой – чтобы я не могла никоим образом

навредить или помешать работе клиники. Мы проходим через

несколько двойных дверей и, наконец, оказываемся в длинном белом

коридоре. Я ощущаю всплеск возбуждения, легкий скачок адреналина,

как и каждый раз, когда все идет по плану. Свободной рукой я

нащупываю у себя в правом кармане кусок тряпки и маленькую

бутылочку и откупориваю ее большим пальцем. Содержимое

выливается на ткань, пропитывая ее. Ацетон, отбеливатель, и тепло.

Не так хорош, как хлороформ, но тем не менее.

- Доктор осмотрит вас через минуту, – говорит мне лаборантка. Она

пыхтит от напряжения, когда тянет меня вперед. Она буквально

вталкивает меня в маленькую смотровую комнату и останавливается,

держась за дверную ручку и тяжело дыша – ее грудь вздымается под

больничной униформой. – Если вы подождете здесь…

- Ненавижу ждать, – я делаю шаг вперед и зажимаю ей рот тряпкой.

Она грузно падает вниз, когда ее тело обмякает.

Развяжи меня. Я помогу тебе.

Эти слова засели у меня в голове: насмешка и обещание. Я не

думала, что могу доверять ему. Это было бы предательством –

Грэндма и прочих хоумстидеров, принявших нас с Блу. Если бы меня

поймали, если бы Вор обманул нас – мне бы пришлось заплатить за

это. Возможно, меня бы связали и бросили в изолятор, пока

остальные обговаривали мою дальнейшую судьбу.

Но Блу не становилось лучше.

Я была так напугана – напугана всем, что происходит – маленькая

костлявая соплячка, принявшая необдуманное решение сбежать и не

знавшая, что ей делать дальше. Мой отец всегда говорил, что я

глупая, жалкая неудачница. И тогда, быть может, он был прав.

Я знала, что Вор ничего не боялся: я была уверена в этом. Не боялся

ни меня, ни других хоумстидеров. Ни даже смерти.

Когда Блу стала захлебываться кашлем и сипеть во сне – и секунд на

десять перестала дышать перед тем, как сделать вздох – тогда я