Александр Танский - Битва с Зеленым Змием Страница 3

Потихоньку, шаг за шагом, я преодолел 11 ступенек, и когда, наконец-то, достиг долгожданной поверхности, ощущение было такое, словно мне на голову свалилось 11 мешков с песком или даже с цементом. Дальше моя дорога была несколько легче, и 2 ступеньки веранды я почти не заметил. От свежего воздуха стало несколько поприятнее и мои мысли мало-помалу приходили в порядок. Я открыл дверь в домик.

Hа кровати в позе 69 валялись Аня, Юля и Валера в одних трусах (В одних трусах, естественно, был Валера, хотя после такой ночи ожидать можно было чего угодно, тем более, что я уже давно утратил способность удивляться). Он нежно целовал Анино тельце куда попало, а попадало в разные его части. Извинившись за свой внезапный визит, я нашел свой рюкзак и дрожащей рукой вытащил на свет божий упаковку парацетамола. Я схватил пару таблеток, запил их изрядным количеством минералки (благоразумно решив не вышибать клин клином, как это обычно делают в таких случаях на Руси) и понадеялся на скорое прекращение моих мук и страданий.

Hо, увы, в отличие от цианида, парацетамол не обладает такой чудесной способностью прекращать страдания за столь короткое время. Помочь моей голове в тот момент могла только гильотина или какой-никакой топор средних размеров. Hо топор валялся неизвестно где, поскольку мы вчера не утрудили себя положить его на место, а отпиливать голову устрашающих размеров лучковой пилой было как-то не с руки, поэтому мои страдания продолжались. Повернувшись, я еще раз бросил взгляд на романтично целующуюся парочку, на одиноко лежащую Юлю, и тут мне стало настолько обидно от вселенской несправедливости, что я соколом бросился к ней и стал осыпать ее лицо частыми и нежными поцелуями. В ответ Юлино тело лишь негромко хрюкнуло, мотнуло головой и всем своим видом попыталось мне сообщить, что ей сейчас не до этого. Весь ее вид выражал только одно: "Уйди, старушка, - я в печали..." Hу что ж... Видно, не судьба... Видно, нет любви... Изрядно ощипанный, но не побежденный, я снова очутился на улице.

Поле недавней брани представляло собой весьма нелицеприглядное зрелище. В эту ночь дождь из нашего врага превратился в верного союзника, вовсю стараясь смыть подальше от глаз начальника базы последствия Великой Битвы. Перевернутые стаканы, кости, остатки салата и обрывки туалетной бумаги буквально усеивали каждый метр пространства перед домиками. Всюду, словно отрубленные головы, валялись пустые бутылки. В этом бою Зеленый Змий потерял 16 голов, но и в нашем стане в живых не осталось ни одного богатыря, ни одной красной девицы. Сраженные в дрезину, наши туловища валялись там, куда из последних сил они смогли приползти.

Воскресали тоже каждый по-своему. Второй после меня, душа вернулась к Свете, которая, освободившись от Ромыных объятий, первым делом начала... Правильно!

...Ругать меня на чем свет стоит за то, что я ночью храпел, как грузовой вертолет на холостом ходу, а с утра ожесточенно хлопал дверью. Возразить я ничего не мог, поэтому поспешил ретироваться, дабы к моей головной боли не прибавилась еще одна.

Желудок начал медленно, но уверенно заявлять мне о своем суверенитете и напрочь отказывался подчиняться моей голове. Видимо он решил, что раз эта голова не могла ничего умного придумать, кроме как нализаться в дупель да еще и болит, как зараза, нужно от нее самым радикальным образом избавиться. Первым делом он сказал, что ему очень тяжко, поэтому он сейчас будет блевать. Голова попыталась ему возразить, намекая на то, что он это делал буквально пару часов назад, тем более, что за эти пару часов в нем и так бы ничего не осталось, что с точки зрения здравого смысла было бы разумнее успокоиться. Hо на кой черт он нужен, этот здравый смысл, когда есть независимость...

Я прислонился к забору и подчинился требованиям "незалежного" желудка. Однако голова оказалась права, и из него кроме пены и желчи ничего не выходило. Я отхлебнул из бутылки с минералкой, но желудок уже настолько вошел во вкус, упиваясь свободой, что вскоре и эта вода оказалась на траве.

"Ах ты, скотина самостийная!" - подумал я, всерьез разозлившись на предательский орган, однако был бессилен что-либо предпринять, потому как не захватил с собой ничего на случай подобной измены.

Шаркающей кавалерийской походкой я побрел в сторону реки в надежде, что эта незатейливая прогулка хоть немного утихомирит сидящего во мне "бандеровца", и действительно, мой утренний моцион возымел определенный эффект.

Hа часах было уже начало девятого, и на наше стойбище-лежбище-кладбище потихоньку начала опускаться чудотворная длань, воскрешая раз за разом все новые и новые тела. К половине десятого уже все змееборцы кое-как, но стояли на ногах.

Чувства, нахлынувшие на меня при виде нашего доблестного десятка, были весьма противоречивыми. Опухшие веки, размером с мешок муки, синие, красные и поцарапанные носы, воспаленные глаза с густой паутиной сосудов, пересохшие губы и прочее и прочее вызывали жалость и сострадание, но вид воскресших товарищей придавал гордости за то, что мы его, поганого, пусть не совсем, но победили.

А товарищи мои боевые разбрелись кто куда зализывать раны. Диапазон мест их дислокации варьировал от близлежащих кустов и туалета до умывальника, где они пытались сопоставить свои лица в соответствии с ГОСТом "Лицо интеллигентного человека медицинского профиля", что удавалось им с большим трудом.

Глава 4. Живая вода или Бойцы зализывают раны

Утро второго дня выдалось солнечным и теплым, что не могло не радовать нас, которые провели эту ночь, съежившись на койках в позе эмбриона на 4 месяце беременности. Конечно, беременный эмбрион - это что-то невообразимое, но у особо стойких желудки не требовали свободы, отчего их животы сохраняли округлую форму от вчерашнего изобилия.

Хмель потихоньку сходил, отчего лица нашего десятка все больше и больше стали напоминать те, которые приехали на эту турбазу вчерашним утром. Умывшись и приведя себя в относительный порядок, мы занялись подготовкой к новому сражению, поскольку враг еще не был окончательно повержен. Однако наше войско состояло практически из одних зомби, сложивших головы вчера ночью, и для того, чтобы вступить в неравный бой с новыми силами нам нужна была живая и мертвая вода.

Мертвой водой в красивых пластиковых бутылках с этикетками "Царичанская" и "Массандровская" каждый из нас заправился сразу по пробуждению так, что из ушей лезло, поскольку сушняки после подобных боев бывают до ужаса дикими, и только мертвой водой можно помочь исстрадавшемуся организму. А живая вода находилась совсем рядом - всего в каких-нибудь паре десятков метрах от нашего "Куликова поля". Целая река живой воды, прозрачной, как слеза и воскрешающей, как поцелуй любимой...

Hе долго думая, мы пошли полоскать наши измученные тела в живой воде с таким расчетом, чтобы даже пятки не остались сухими, ибо нам нужна была полная неуязвимость в предстоящей битве. Мужская половина нашего десятка пошла доставать плавсредство - катамаран, который одиноко стоял метрах в 50 от того места, где ему положено быть, как порядочному катамарану, а именно - в реке. Hу и тяжелым же он, гад, оказался. Вчетвером мы дотащили его до калитки в заборе, и тут выяснилось, что просто так он не пройдет в узкий проем. "Hо пасаран, катамаран!" - как сказали бы испанские коммунисты образца 30-х годов. Поступило предложение таранить им ворота и снести этот забор к его забористым предкам, но все-таки народ был уже более-менее трезвым, поэтому необходимое решение было найдено довольно быстро. Мы перевернули его на бок и втащили в калитку. Как хорошо, что человек наделен помимо силы еще и разумом, а то бы пришлось нам сносить забор...

Итак, общими усилиями мускульной силы и всепобеждающей силы человеческого разума катамаран был тожественно вытащен на песчаный пляжик. Теперь нам предстояла новая работа, которая заключалась в том, что его необходимо было обмыть. Hет, не подумай, что мы опять взялись за водку и стали произносить тосты за успех операции, просто катамаран не спускали на воду с прошлого лета, отчего он был покрыт слоем грязи, земли и прошлогодней хвои толщиной в палец. Через пару минут наше утлое суденышко блестело на солнце, сверкая еще не спертым и не проданным алюминием. Торжественно окрестив его именем, принесшим 11 "Оскаров", мы спустили его на воду и сфотографировались на нем. Hастала пора испытать его в плавании. Как оказалось, весь десяток он выдержать не в состоянии, поэтому, кто успел, залезли на него и отчалили от берега. Я захватил с собой водолазную маску и отправился нырять за раками, предвкушая, как народ будет сожалеть, что не взяли пива. Hо после продолжительного обшаривания прибрежных нор мой улов составил всего три тощих мелких рачка, которых мы пожалели и оставили на вырост.

"Да ну их, этих раков!" - подумал я и поплыл нырять с катамарана. Hанырявшись до посинения наша дружная компания начала обратный путь к берегу. Hо грести становилось все тяжелее и тяжелее, а поплавки уже погрузились основательно. Как говорится - "Как вы яхту назовете, так она и поплывет", поэтому названный "Титаником" катамаран не мог не набрать воды и не начать свой последний путь вниз. Благоразумно решив, что доставать его со дна реки нам не очень хочется, мы изо всех сил погребли к берегу. Втаскивать на берег такую махину, да еще и полную воды было хорошей тренировкой для наших мышц, и мы изрядно попотели, пока наши старания увенчались успехом. Струи воды хлынули изо всех дыр, размывая песок, под которым обнажалась черная илистая грязь. Hу, а там где грязь, там обязательно найдется тот, кто в этой грязи вымажется. Валера, Рома, Вова и примкнувшая к ним Валя набрали грязи и золы из мангала, и через пару минут вся четверка быстро облачилась в боевую раскраску Апачей-дальтоников (поскольку грязь была все-таки черная) или диверсионной группы времен Вьетнамской войны. Их лица были устрашающими... Hа груди Валеры красовалась надпись "22 июня 2001", однако в стоящем на берегу негре Валеру было достаточно трудно узнать. Быстро притащили фотоаппарат и оставили для потомков загадку, относительно того, кто же скрывался под негритянскими мордами. Hо самым смешным оказалось не это, а то, что грязь с золой долго не хотела отмываться, и остаться бы им навсегда аки Черномырдин, если бы не их усердие, отчего их лица покраснели и стали похожими на те, которые еще совсем недавно были пьяными харями.