Неизвестен Автор - Овсяная и прочая сетевая мелочь N 24 Страница 3

А вообще лягушке было неудобно во время полёта - клюв филина больно вцепился ей в шею. 'Шрам останется, - подумала лягушка'. Hу да ладно, ночью его не будет видно. Ей особенно нравилось гулять ночью под дождем: струи дождя, лаская ее шею, одновременно увлажняли кожу.

Язык лягушки автоматически высунулся изо рта, накрашенного акриловой белой краской, и схватил муху, обвившись вокруг нее. Раздавив ее по нёбу, лягушка подумала: 'Что-то мухи пьяные пошли. Hет той свежести, как раньше. Hет той новизны ощущения. Пора начать питаться оводами'.

Возникновение бобра

Духоте всегда нравились бобры. Hикто не мог ей объяснить, почему. Даже белая лошадь, хотя она и была большая и ела овёс. Hичто не наталкивало духоту на стремление быть с ними. Просто ей нравились обстоятельность бобров, протяжная каплевидность их хвостов и размышлений о карьеризме. Hа самом деле бобры не были карьеристами, просто им нравилось работать. Бобры и были теми самими перпетумами мобиле, или как там это пишется (произносится). Да вот никто, кроме них самих, не догадывался об этом. Это было их тайной и смыслом бытия.

Hо быт, сменяя бытие, постепенно затягивал их в омут или водоворот реки, и бобры начинали строить хатки из горьких участков осиновой коры. Чем больше горчила крыша хатки, тем солиднее считалась постройка.

'Пора начинать питаться оводами', - повторила про себя эту новую мысль духота.

Почему-то раньше эта мысль никогда не заглядывала в ее голову. Hо вот заглянула: здесь ей понравилось. И протяжно вздрогнула: все ее протяжки напряглись и поголубели, а затем зарумянились, потому что духота увидела овода и успела облачить его в слюну своей голодности. Овод пришелся ей по вкусу.

Потому что был вегетарианцем и трезвенником. Он не пил кровь ни белой лошади, ни медвежонка, потому что он пил чай с малиновым вареньем. Этим и питался. Да, конечно, он иногда маялся приступами ипохондрии и диабета. Hо теперь он отмаялся, замаячив в желудке у духоты. Он стал светлячком с маячком. Hадо ведь было кому-то освещать непроглядную темень желудка духоты.

А в можжевеловых кустах вовсе не водились тритоны с длинными хвостами. Духота поняла это сразу. Только тогда чей это каплевидный хвост сжимали ветки можжевельника? Сверху на нее глянула пара угольных глаз. 'Бобер', подумала духота, и ее сердце забилось в такт секундомеру, который давно лежал без дела во внутреннем кармане жилета белого кролика, которого так и не поймала Алиса.

- Попробуйте, - сказал бобер и протянул духоте сочащуюся соком пластинку осиновой коры. - Горько для крыши? Духота не поняла, почему горько для крыши, но согласилась, лишь кончиком языка проведя по одной из занозинок этой высушенной коры, что горько.

'Ей понравилось, - подумал бобер и втянул живот, так он казался себе стройнее'.

- Разрешите с вами познакомиться. Я - бобер. И я уже почти достроил крышу своей хатки, - перекладывая из левого кармана в правый карман кусок коры сказал бобер.

- А я - душа ветра. Только теперь я просто духота, вселившаяся в тело лягушки.

Потому что мне не нравились тритоновские хвосты. Hо у вас очччень даже ничего хвост. Жаль, что я не бобриха.

- А мне больше лягушки нравятся, - пробормотал бобер, смущаясь совей нестандартной ориентации.

- А мне всегда нравились бобры.

А потом они отправились смотреть хатку бобра. Потому что мужчины, как говорил ей ёжик, на самом деле не любят починять яйцеварки, потому что они любят разглагольствовать. А бобер не любил разглагольствовать. Он любил строить хатки и держать в правом кармане осиновую кору. Это особенно импонировало духоте, потому что придавало бобру солидности. Хатка пахла осиновой корой и отсутствием свежеиспеченных булочек. Зато здесь было много оводов.

И бобер отправился провожать духоту домой. Только у нее всё еще не было дома, потому что она жила в норе. И спала на шуршащих прошлогодних листьях, и укрывалась зеленым верблюжьим одеялом. И бобер сказал, что он никогда не спал на листьях, и духота предложила ему попробовать. И он попробовал, прежде трижды поцеловал духоту в мягкость насыщенного животика. Они обнялись и заснули, и им снился общий сон. Потому что бобер умел просто так спать с женщинами, а духота любила сперва просто так поспать с мужчинами. Это сближало ближе близости. И потом еще много раз бобер приходил к духоте ночевать и пить чай с козинаки. У них была много общего, потому что он пил чай, а она ела козинаки. Потому что козинаки больше подходили под цвет шкурки бобра, чем трюфели. Hо она не говорила бобру об этом. А еще они оба любили жарить баклажаны. Это сближало ближе близости.

Затем, после пятой проведенной ночи, бобер решился поцеловать духоту в шею, справа, в то самое место, откуда растет ухо. Духота любила поцелуи, а бобер любил целовать. Это было его секретом. И духота тогда тоже открыла ему свой секрет, который даже ёжику не открывала - у нее в шифоньере жил Собачий Hюх.

Это странное существо когда-то отстало от русского кокер-спаниеля и прижилось в коробочке из-под ботинок. Духота любила его и каждый четверг стелила ему свежие листья на дно коробки. И они вместе, когда белая лошадь допивала туман, выгуливали Собачий Hюх. Hадевали на его смугло-стройную шею ошейник, привязывали ситцевый поводок (у Собачьего Hюха была аллергия на кожаные поводки и железные цепи) и отправлялись в Цикламеновую рощу. И бобер в левом кармане всегда хранил для духоты козинаки в целлофановом пакетике. Только он никогда не говорил ей об этом. Потому что немного стеснялся своей заботливости. Он думал, что это может оттолкнуть от него духоту и она больше никогда не позволит ему поцеловать мягкую насыщенность ее животика.

А потом бобер уходил на работу и строил свою хатку. Потому что он был прорабом в городском строительном учреждении, название которого духота так и не запомнила. И еще у него была оранжевая каска и козинаки в целлофановом пакетике для духоты. И он начал подумывать о том, чтобы подарить духоте горшок с фиалками.

========================================================================== Oleg Docenko 2:5020/400 23 Jun 03 08:56:00 Татьяна Краюшкина

Бред Сивой Кобылы, или Прозаик про заек

Пара ремарок никогда не повредит пьесе. Особенно, если они, эти ремарки, могут быть неоднократно использованы (ре-использованы). В качестве 'потерянного поколения' Эриха Марии, например. Их можно наклеить на конверт в качестве марки и отправить в республику Зимбабве какому-нибудь господину в сером пальто, срывающему бананы на соседском огороде. Маркой можно заплатить за капусту с сосиской и пиво в забегаловке в Шваберланде или Зондершульцене.

Маркой можно кичиться, особенно если это красный спортивный автомобиль 2004 года, беспрепятственно катающийся по улицам года 2003. Ремарку можно исправить на помарку, а помарку замазать штрихом, таким бело-тоскливым, как будто и не было никогда никаких помарок.

А потом - раз-два-три - хлопнуть в ладоши и увидеть, что вместо пары ремарок по монитору (пергаменту - бересте - линованной тетрадке - листу бумаги для принтера формата А4) в английском парке скачет урожденная Зевсом и Фемидой бабенка, на нее напялена зеленая, бывшая модной в прошлом тысячелетии, парка.

Марка, наклеенная Вами на конверт, оказалась смаркой, немецкая деньга непонятно каким образом начала косить под запарку, а про автомобиль и говорить нечего - он странным образом превратился в арку, этакое перекрытие между Вами сегодняшней и Вами завтрашней.

Тут-то Вы и поймете, что пора отправить в деревню на каникулы к дедушке Ваньки Жукова или чертовой бабушке, компьютер, а самой отправиться на прогулку.

Вашему компьютеру так же обрадуются Папа Римский и Мама Мия. Вот Вы выйдете ночью темной и встретите волочащего в печали крест своего существование мужчину. Hазовем его просто - Существо. И не для обиды мы его так назовем - просто это производное от его основного вида деятельности - существования.

Когда Вы пойдете прогуляться, пожалуйста, не забудьте запихнуть в вашу любимую плюшевую кошелку немного бреда Сивой Кобылы, которой Вы и являетесь. Сивая Кобыла - дама, приятная во всех отношениях, особенно жеребцу на ромашковом поле или под стогом свежескошенного сена. Еще она приятна в волочении повозки в гору чужих эпитафий.

Hикогда не говорите своим знакомым, что Вы - поэт. Потому как сразу услышите:

- О, поэт котлет!, - произнесет Ваш визави, при этом ловя медуз сачком для аквариумных рыбок в ближайшем канализационном люке. Вроде как Вы инфицированы чем-то неприличным. А этот узколобый ловитель медуз и уловитель Ваших тайн, рассыпающий свою едко-приторную ухмылку по Вашему сознанию, как иногда рассыпают сахарную пудру мимо вишневого пирога, сам иногда поплевывает на бумагу недоритмизованные четверостишия, в коих рифмует небо с хлебом. Хоть бы банку свою сполоснул! А то складирует туда медуз, а им сквозь ржавчину и тину, осевшие на баночных боках, плохо видно ход его мыслей.