Владимир Леви - Доктор Мозг. Записки бредпринимателя Страница 30

Все это время продвигался дальше и дальше в дебри мозговых тайн. Совершенствовал микроэлектродную технику. Составлял все более подробную объемную карту работающего мозга. Изучал, как ведут себя нервные клетки и их рабочие группы при разных деятельностях и состояниях. Убедился сам и научный мир убедил, что желания – это работа одних клеток мозга, «желателей», а удовольствия от исполнения желаний – работа других, «удовлетворителей».

– Этих вот райских?.. Когда работают клетки-желатели, а удовлетворители бездельничают или работают еле-еле – это, наверное, и есть ад?

– Танталовы муки. А в жизни и клинике – зависимостные состояния запойного типа. Нарастающий перевес активности «желателей» над возможностями «удовлетворителей», похоже, и есть механизм наркотической подсадки.

Открытия Олдса проложили путь к изучению нейрохимии зависимостей. В большой серии опытов Джим и его жена Марианна вместо электродов вживляли в мозг крысам тонюсенькие, как волоски, сосудики – микроканюли, самые крошечные размером с капилляр, питающий кровью одну или несколько нервных клеток. В канюли можно вводить разные вещества, и с помощью все того же рычага самораздражения, теперь уже самовведения – проверять, что нравится, а что нет.

Как и можно было ожидать, животным нравится вводить в мозг то, что в жизни нравится людям, наркоманам особенно. Опиаты, например. Рай любит антидепрессанты и успокоительные, ад этими средствами подавляется, но ненадолго.

Нейрохимия ада и рая сейчас усиленно изучается. Колоссально важная, ядерная область мозговедения: химия души – так будет называться одна из глав следующей книги этих записок.

– Чем больше узнаю про мозг, тем больше кажется, что нейроны напоминают людей: их ужасно много, каждый занят своим делом и общается с другими, принимает и передает информацию, что-то ему нравится, что-то не нравится, может возбудиться и перевозбудиться, может затормозиться, уснуть, оказаться не у дел, захиреть без работы, отравиться какой-нибудь гадостью…

– …может хамить и хулиганить – производить судороги…

Да, каждый из 86 миллиардов нейронов (это, по свежим подсчетам, приблизительно-среднее их число в мозгу взрослого человека) – персонаж со своим норовом и своей биографией. Разделение труда между ними в мозгу подобно разделению труда между людьми, но неизмеримо сложнее и тоньше – куда там какой-нибудь крупной компании или даже целому государству. Олдс стал одним из пионеров изучения этих филигранных специализаций. Нашел, например, одну из разновидностей нейронов-запоминателей – в особо знаменитом отделе мозга, так называемом гиппокампе, что в переводе означает «морской конек». Я этого морского конька – их два симметричных, по одному в полушарии – много раз видел при вскрытиях мозга, и изумлялся, насколько он действительно похож на милое создание океанских вод. Еще со студенчества волшебный конек этот завораживает меня.

Одно из древнейших мозговых устройств, есть у всех позвоночных. На сегодня выяснилось, что гиппокамп решающе значим для перекодировки кратковременной памяти в долговременную и обратно – для запоминания и вспоминания – и для связи памяти и эмоций.

– Вы сказали: «последнее семилетие…»

– Последняя научная статья Джима вышла в свет уже после его ухода. В 1976 году, в возрасте 54 лет, в расцвете сил, в преддверии Нобелевской премии, которую ему прочили – внезапная смерть: утонул, купаясь в Тихом океане. Сердце остановилось.

– …

– К людям-факелам, моцартианцам, одаренным и умственно, и душевно, интенсивно-творческим и лучисто-сердечным, небесная налоговая инспекция или какая-то еще инстанция, отмеряющая годы жизни, слишком часто относится с непостижимой скупостью. Им бы и жить дольше всех.

– Зато дольше иных живут произведениями, делами. Живут светом в живых душах… А дети у четы Олдсов родились?

– Двое. Наши современники. Пошли по стезе родителей. Дочь, Николь-Жаклин, работает психиатром в Гарвардской медицинской школе; сын, Джеймс Олдс младший, нейропсихолог, руководит институтом междисциплинарных исследований. Интересно: папа, как видели мы, из многоохватной психологической шири отправился в глубину – в мозг, в нейрон, а сын обратно – из глубины в ширь, на перекрестки наук.

ОК – Будь я Нобелевским комитетом, присудила бы Олдсу старшему премию не посмертно, не люблю этого слова, а послежизненно.

Обракадабраиз папки «Музей Будущего»

В действительности

всё не так, как на самом деле.

Станислав Ежи Лец

Послезавтра наступит такая древность!

Владислав Левилец

Пишу в скверике, недалеко от дома. Если быть точным, не пишу, а сижу, поправляет жена, сделавшая этот снимок. В голове, меж тем, а если быть точным, в мозгу и послушных ему нервах, мышцах, связках, диафрагме и прочая – пишется, а если быть точным, зачинается образ того, что вы в данный миг читаете. Обычно для пишущей братии: стоит мозгу себя отпустить, расслабиться слегка – и поехало: образ, захвативший уже подсознание (доминанта по Ухтомскому), – достраивает себя из сигналов реальности, внешней и внутренней.

2011 год, конец августа, тепло еще, даже жарко, солнышко яркое, голову печет. Снял, как видите, рубашку, остался в жилетке. Сандалеты на босу ногу, всегда так до заморозков.

Вокруг вижу людей, одетых в тяжелые куртки, плотные плащи. В колясках возят жутко укутанных детей. Какой-то чувак проковылял в зимней шапке.

Мысленно спрашиваю: люди, зачем не даете коже дышать, мышцам – двигаться, иммунитету – укрепляться, мозгу – работать? Зачем изо всех сил нарушаете теплообмен детей и заставляете их болеть и слабеть? Не дают люди ответа. Некоторые, проходя мимо, поглядывают на мое одежное легкомыслие с хмуроватым не то чтобы неодобрением или недоумением, но с недоприятием, кислотухло как-то.

Ага, понял. Не положено. Не сезон уже так оголяться. Не теплый июнь, не жаркий июль, не цветущая середина мая и не начало августа, а конец – осень уже вот-вот. Осенью надлежит потеплей одеваться и поприличней, сезон прохладный и деловой. И неважно, что вот жара – не должна она быть, не положено, мало ли что там чудит термометр. Купаться уже нельзя, хоть вода в водоемах теплая, – всё, откупались. Хочешь лето продлить – дуй на юг, а здесь нечего…

Ладно, допустим, попозже, в конце октября или в начале ноября рванем на Средиземноморье. Что там увидим? Обычную картинку: жарко, пляж полон купающихся и загорающих практически голышами. Все это понаехавшие, им можно.

А люди местные ходят в зимних сапогах, кутаются в теплое и на понаехавших глядят снисходительно-терпеливым взглядом, каким персонал дурдома смотрит на пациентов. Если местный человек в солнечном ноябре разденется до пляжной кондиции, его не поймут. И замерзнет, и заболеть может. Не потому, что холодно, а потому как не положено.

Потому как ноябрь тут считается ноябрем, хотя на самом деле это еще вполне себе июль. Но – по-нашему, по-понаехавшему июль, а по местному очень даже ноябрь.

ОБРская область

…И образ мира, в слове явленный,

И творчество, и чудотворство…

Борис Пастернак

Наблюдение повсеместное и повсевременное, капитальный психологический факт. Люди, то есть, мы с вами, как и наши собаки, кошки, тараканы и вся прочая мировая живность, – мыслим, чувствуем и живем не в соответствии с реальностью. Нет и нет!

А с чем в соответствии? Со своим (или, чаще – чужим, чьим-то) мнением о реальности. Со своей (или чьей-то) версией реальности. Со своей (чьей-то) верой, представлением, убеждением или умозаключением, что реальность вот такова. Со своей (или чьей-то) картиной мира – образом реальности – это последнее словосочетание и возьмем далее в обиход и сократим до ужасного ОБР.

Впрочем, почему ужасного? Было и такое слово когда-то в языке русском. Нарыл его у поэта Семена Кирсанова, который нарыл его в одной из древнерусских летописей и написал по сему поводу размыслительный верлибр:

При чтении летописи

врезалось

беспощадное:

«Погибоша аки обры».

Обры!..

Почему и когда погибоша

эти обры?

Может быть, обры были прекрасные люди –

пастухи, хлебопашцы, охотники?..

Именно обры, может, чурались

набегов, поджогов, сдирания скальпов

и воинственных плясок на мертвецах?