Александр Бушков - Из ниоткуда в никуда Страница 30

— И что же теперь прикажете с вами делать?

Глава VIII

КОРОЛЕВСКАЯ ОХОТА

Глянул на часы — с того времени, как он увез Эгле из дома, прошло всего-то полчаса. Стахор мог еще и не вернуться. Остается тянуть время и надеяться...

Он встал вполоборота к креслу — не сомневался в своих людях и в технике, но лишняя предосторожность не помешает, мало ли что они могут придумать...

— Вы в состоянии делать, что хотите, — ирончески улыбаясь, сказала Эгле. — Я женщина, и я скована...

— Если рассчитываете меня уязвить, крупно ошибаетесь, — усмехнулся Сварог. — Следствие — такая штука, которая не делает различий меж женщинами и мужчинами...

— Следствие... — протянула она насмешливо. — Знали бы вы, как я вас ненавижу... Нет, не вас персонально, не в вас дело... Всю эту кучку сытых бездельников, парящую над облаками и диктующую свою волю миллионам людей...

Сварог даже слегка оторопел, но тут же опомнился. Усмехнулся:

— Ах, вот как? Мне встречались люди с подобными убеждениями, но вот из уст коронованной особы их слышу впервые... Любопытно было бы знать, вы этого от Вингельта нахватались или думали так и п р е ж д е?

— Прежде, — ответила она спокойно. — От такого признания моя участь никак не изменится, верно?

— Верно, — сказал Сварог. — Простите, а ваш муж придерживается тех же убеждений?

— Спросите у него.

— Надеюсь, случай выпадет... — сказал Сварог. — Значит, вот так... это позволяет строить версии... Начинаю крепко подозревать, что Брашеро со своей шайкой, прослышав о ваших умонастроениях, вам поначалу представились идейными борцами с тиранией ларов или кем-то вроде... Ну, а с е й ч а с вы их тоже считаете борцами с тиранией? Или обыкновенными сволочами, занятыми исключительно собственной выгодой?

— Какая разница? — пожала плечами Эгле. — В любом случае вам, сытым и тупым владетелям, будет только хуже...

— А говорили, вы умница... — сказал Сварог. — А вы дура... Вы что-нибудь слышали про Токеранг и токеретов? Не могли не слышать, общаясь с Вингельтом, уж он-то наверняка их прекрасно знает. Неужели вы всерьез полагаете, что они собираются выступить против Империи? Гораздо больше верится, что в первую очередь достанется тем самым «миллионам угнетенных», о которых вы так печалитесь. Потому что н е б о им не по зубам.

— Это мы еще посмотрим, — процедила Эгле. — В любом случае, вам станет очень неуютно там, за облаками...

«Ничего нового», — меланхолично подумал Сварог. Другая планета, другой мир, а мысли те же. Зашвырнуть ее на Землю, года в семидесятые — получилась бы ярая активистка каких-нибудь «Красных бригад», где, в общем, дураков не было, зато имелось немало интеллектуалов обоего пола... «Чем хуже, тем лучше». Как это там, в Библии? Нет ничего нового под этим солнцем...

— Я бы с удовольствием с вами подискутировал на эту интересную тему, — сказал Сварог. — В другое время и при других обстоятельствах. Но сейчас не до лирики, сплошная конкретика навалилась... Значит, говорить вы не будете... Вы хорошо понимаете, что вас при таком раскладе ждет?

Он смотрел, как на очаровательном личике сменяют друг друга самые разные чувства: недоверие, тревога... В голове снова послышался тот непонятный о т з в у к, словно бы раздававшийся ближе и сильнее.

— Но вы же не хотите сказать... — произвела она, еще более побледнев.

— Именно, — кивнул Сварог. — Остается одно — пыточная...

— Подонок!

— Ничего подобного, — серьезно сказал Сварог. — Во-первых, я сейчас не человек. Я король. То есть работающий механизм, в котором нет ничего человеческого. И думать должен, в первую очередь, о своих подданных, а не о ваших вольнолюбивых идеях или целости ваших косточек... Во-вторых... При чем здесь небо? Можно подумать, это там придумали пыточные и силой их на земле внедряли, а вы, гуманисты и добряки усиленно отпирались... Боюсь, вы сами до этого додумались. Вы словно бы даже удивились, полное впечатление... Как будто благородных не пытают. Еще как. Я говорю даже не о свежих примерах — когда, скажем, лет шесть назад по приказу Конгера Ужасного на Монфоконе разорвали лошадьми не какую-то крестьянку, а герцогиню старинного рода... Давайте лучше поговорим о вашей милой родине, княжестве Скатерон. Я кое-что просмотрел по его истории... Там написано, что во время знаменитого заговора барона Гудера ваш родной дедушка дюжинами вздергивал на дыбу не только благородных кавалеров, но и благородных дам... И я бы его нимало не порицал, заговор был невымышленный, а настоящий, серьезный, включавший в планы и убийство вашего дедушки... Но он, не особенно разбираясь, велел пытать и виновных, и невиновных, а невиновных, как пишут, приходилось человек по десятку на каждого настоящего мятежника и заговорщика. Как нам с этим быть, Эгле? Насколько я знаю, ваш дедушка умер, когда вам было года четыре, вы успели не раз посидеть у него на коленях и получить от него кучу леденцов... Хорошо, я подонок. А он — нет? Маркизе Альвине Латорми, как позже выяснилось, совершенно непричастной, было всего девятнадцать... Вы знаете, что с ней сделали палачи вашего дедушки? В толк не возьму, почему он — любимый дедушка, а я — подонок. Тут уж всех следует по одной мерке мерить...

Кажется, Эгле чуточку смутилась.

— Я и не говорила, что считала его «любимым», будучи уже в з р о с л о й, — сказала она.

— Тем более, — пожал плечами Сварог. — Я, как король, о б я з а н знать то, что вы скрываете. Значит, придется вас пытать. Вы полагаете, что выдержите хотя бы половину обычных... процедур?

В лице у нее не было ни кровинки, но глаза оставались сухими — все же не кисейная барышня, а княжна из Скатерона, то есть из Каталауна...

— Не выдержу, — призналась она тихо.

— Вот видите, — сказал Сварог. — Но когда вы, наконец, заговорите, вас к тому времени успеют изрядно покалечить... И это вы тоже прекрасно понимаете. Ах да, я и забыл... — он театрально хлопнул себя по лбу. — Перед тем, как попасть в пыточную, вам еще предстоит заглянуть на псарню...

— Зачем? — спросила она с ноткой удивления.

— То есть как это — зачем? — Сварог, в свою очередь, сделал вид, что несказанно удивлен. — Псари у меня имеют дело не с дамскими собачками, а с гончими, натасканными на кабана, медведя, с волкодавами, каких спускают на каталаунских тигров... Это нелегкое ремесло... и оно делает людей достаточно черствыми, лишенными всякой сентиментальности и излишней доброты. Самый подходящий в данном случае народ. Кинут в уголке какуюнибудь дерюгу, завалят вас туда, задерут подол... Вы что же, забыли о старинной, до сих пор действующей неписаной традиции, согласно которой подвергшаяся насилию королева должна уходить в монастырь? Не торопитесь снова меня обзывать, я при этом неаппетитном зрелище присутствовать не буду, я не извращенец... Тем более что псари — народ грубый, с грязной фантазией...

— Мой муж... — прошептала она, смертельно бледная, и замолчала, будто у нее перехватило дыхание.

Так оно, похоже, и было.

— Ну да, конечно, — кивнул Сварог и скучным голосом продолжал. — Он меня потом зарежет и зажарит, ощиплет и ошпарит... Да? Во-первых, еще неизвестно, получится ли у него. Меня столько раз пытались убить, что лень даже считать. Но я всегда как-то успевал первым, это уже традиция такая сложилась... Во-вторых, даже если ваш муж, во что совершенно не верится, все же сумеет меня достать, вы к тому времени пройдете и псарню, и пыточную. — Сварог наклонился к ней, грубо взял за подбородок, поднял ее голову выше и заглянул в глаза: — Эгле, я не шучу и не запугиваю напрасно. Слово чести, если будете молчать, я выполню все, что обещал... Ну?

Уголки губ у нее подрагивали, глубоко в глазах затаился страх, но она держалась — не плакала и явно не собиралась просить пощады...

— По-моему, это означает «нет»... — сказал Сварог, выпрямляясь. — Очень жаль. Ладно. Скажу вам по секрету: у меня еще осталась капелька человеческого. Я все же не урожденный король, меня к этому ремеслу не готовили с детства, в отличие от вас. Я вам дам время на раздумье. Целых полчаса, — он глянул через плечо на высокие напольные часы в резном корпусе из орехового дерева. — Отсюда вам прекрасно виден циферблат. Отсчет начнется, когда стрелка достигнет половины третьего, так что у вас, собственно, тридцать одна минута... Обдумайте все. В три я вернусь и вас уведут. Будьте благоразумны, а? Из чисто эстетических побуждений мне не хотелось бы видеть такую красавицу на дерюге среди дюжины гогочущих псарей, и уж тем более на дыбе... Подумайте как следует, я вас прошу...

Он отвернулся и, не оборачиваясь, целеустремленной походкой вышел в коридор — а там, наплевав на королевское достоинство, бегом преодолел расстояние десятка в два шагов, ранул ручку комнаты справа, примыкавшей к Ореховому залу, влетел туда.

Там у стены, отделявшей комнату от Орехового зала, напряженно застыли несколько человек с оружием наготове, а перед ними в два ряда висели в воздухе шесть экранов — камеры просматривали Ореховый зал с шести разных точек. Присмотревшись, Сварог быстро нашел взглядом нужный экран, на который давала изображение камера, запрятанная над спинкой кресла Эгле. Длинный исторический стол, за ним — два высоких окна и ни единой живой души, никаких изменений.