Неизвестно - Саласюк От июня до июня Страница 30

- Дело в том, что часть командиров взводов и рот нашего героического и са­мого крупного в области отряда обратилась с предложением к командиру отряда товарищу Пранягину избавить отряд от некоторых, так сказать, попутчиков. Речь идет о некоторых гражданах еврейской национальности и буржуазного, по сути дела, происхождения. Взять, к примеру, одного из них - Захара Зимака. Да, сей­час он с нами, в наших рядах. Но он из семьи мелкобуржуазных собственников. Ему чуждо рабоче-крестьянское понимание сложившейся ситуации. Мало того, он проводит вредную, смело можно сказать - враждебную пропаганду против Со­ветской власти, утрируя сложности ее становления в Западной Белоруссии после освобождения от режима пилсудчиков. Его разговоры отвлекают бойцов отряда от нацеленности на борьбу с немецко-фашистскими захватчиками, могут поко­лебать их веру в заботу Советской власти о трудовом человеке. Или Шимон Быч- ковский - сын раввина. При буржуазной Польше его мать имела крупную мясную торговлю - закупала мясо здесь, в белорусских землях, а продавала в Варшаве. И на этих спекуляциях семья Бычковских наживалась.

- Так при поляках этого мяса деть некуда было. Каждый рад был продать, каб гроши иметь,- вдруг пробасил один партизан-пулеметчик, командир отделения. - Это уже как колхозы организовали, мясо пропало.

Кто-то хохотнул.

- С вами лично мы эту тему отдельно обсудим, - жестко сказал подавшему ре­плику комиссар. И пулеметчик беспокойно забегал глазами, опустил голову.

- Торговали также его родители кожами, а сам Шимон Бычковский состоял в ев­рейской молодежной националистической организации «Бейтар». Цель деятельно­сти этой националистической организации - устроить в Палестине еврейское госу­дарство и эксплуатировать арабский пролетариат. Понимаете, о чем идет речь?

Все молчали. Об арабском пролетариате, как и о самих арабах, никто из бело­русских мужиков не имел даже смутного понятия. Ворогов покосился на Пра- нягина.

- И таких, как Зимак и Бычковский, немало. Среди них дочери бывших торгов­цев Рахиль Левина и Эстера Цинес. ( В отряде мало кто знал, что Рахиль Левина уже два раза делала аборты от комиссара Ворогова.) И хоть сегодня они выпол­няют много тяжелой работы в отряде, положиться на них со всей уверенностью нельзя: мне стало известно, что при Польше они входили в беспартийный блок пилсудчиков. Такие господа часто чем-то недовольны, высказывают какие-то за­мечания, позволяют себе критиковать действия или высказывания командиров, ведут себя вызывающе. Одним словом - не как советские люди. А вообще, как свидетельствует история большевистской партии - самой мудрой партии в мире, евреи часто занимали позиции попутчиков или оппозиционеров, но не активных борцов, так что удивляться и в нашей ситуации нечему. В двадцатых-тридцатых годах кто были главные оппозиционеры линии партии и нашего великого вождя товарища Сталина? Евреи. Кто составлял основную массу троцкистов? Евреи. Они ненадежный, надо сказать, народ - без пролетарской выдержки люди. В октя­бре сорок первого, когда немцы подходили к Москве, а наш героический отряд уже боролся с врагом здесь, в лесах Белоруссии, евреи-паникеры устроили пере­полох и панику в Москве. Они готовы были сдать Москву немцам. Они - трусы. Не верили в то, что великий вождь советского народа товарищ Сталин и могучая Красная Армия остановят и разобьют врага. Спрашивается теперь, хотим ли мы иметь в своих рядах таких попутчиков, людей ненадежных, с буржуазным душ­ком или все-таки необходимо по требованию командиров избавить отряд от таких личностей, повысив тем самым боеспособность наших рядов? Вот ты, Карпуть, как ты считаешь? Встань!

- Как линия партии прикажет, так и надо делать, - испуганно произнес мелко­ватый, с крупными, как саперные лопатки ладонями, мужичок.

- Значит правильно, будет избавиться от попутчиков и потенциальных измен­ников, так?

- Так, - выдохнул Карпуть.

И тут неожиданно Ворогов произнес:

- Кто за это предложение, высказанное партизаном коммунистом Карпутем, прошу голосовать поднятием руки. - И, строго посмотрев на собравшихся, пер­вым поднял руку.

Пранягин оторопел от всего услышанного и происходящего. Больше всего его поразило, что его-то мнением никто, а комиссар в первую очередь, не интересу­ется.

Актив стопроцентно проголосовал «за».

- Занести в протокол! - приказал комиссар. И чисто умытый, причесанный парнишка, сидевший неподалеку, кивнул послушно, малюя что-то на бумаге.

- А кто это? - спросил Пранягин о писаре, когда актив разошелся.

- Мой помощник по комсомолу. Вот хотел с тобой согласовать кандидатуру, да все некогда.

- Я не против, - сказал Пранягин. - Но что-то я его в отряде раньше не видел. В каких операциях он участвовал?

- Я его недавно себе подобрал, - не обращая внимания на вопрос командира, сообщил комиссар. - Так что, Павел Васильевич, от нежелательных элементов из­бавляться необходимо срочно. Ты знаешь теперь мнение коммунистов и актива от­ряда. Они поддерживают командиров подразделений. Не обостряй ситуацию, Па­вел Васильевич, - глядя прямо в глаза командиру, холодно проговорил Ворогов.

Пранягин недоуменно смотрел на своего комиссара.

- Что-то не так, товарищ командир? - жестко, почти враждебно глядя на Пра- нягина, спросил Ворогов.

Многое хотел сказать Павел Васильевич этому человеку, но, не проронив ни слова, вышел вон.

А назавтра подозвал к себе Захара Зимака, неплохого партизана, обязательно­го, исполнительного, но ироничного, острого на язык парня, и, передавая ему сло­женный вчетверо листок, сказал:

- Я ничего не могу изменить. Придется вам уйти. Тебе и еще четверым, о ком говорили во взводах и ротах. Будь старшим. Идите на хутор Завышье - знаешь, в пятнадцати километрах. Там мой человек, я ему написал. Подкормит. А сейчас сдайте оружие и никому ни слова, молча уходите. Прилетят десантники из Цен­тра, постараюсь вернуть вас.

Избегал смотреть ему в лицо, пока говорил. Но все же поднял глаза. Губы дро­жали от обиды у парня, он, силясь сдержать слезу, сжал зубы. Кажется, что-то хотел сказать, но после минутного колебания молча ушел.

Не слышал и не видел потом Павел Васильевич, как шли пятеро изгнанных по лесу, а впереди, в распахнутой шинели, долговязый худой Зимак - шел и плакал, ревел в голос, хватая себя ладонями за голову и лицо, приговаривая, как на своих похоронах:

- Я, проклятый пархатый жид, морда еврейско-жидовская, в чем я перед всеми виноват?! Зачем я родился на свет, зачем меня не убили в гетто немцы, почему я не умер в болоте во время блокады, не подох ночуя в зимнем лесу, почему я не убит в бою, других убивали - почему не меня? Я бы не знал сейчас такого горя и обиды, а считался бы героем, павшим в борьбе с фашизмом! И спокойно лежал бы сейчас в братской могиле. Надо мной стрельнули бы салют на похоронах. А теперь из­гнали, как шелудивого пса. Я стал не нужен. Я плох. Я еврей! Так убейте меня за это - зачем надо было вытаскивать из Коссовского гетто, чтобы выгнать потом на голодную смерть в лесу? За что эти унижения и издевательства - сколько можно!

Он упал на мокрую мартовскую землю лицом вниз, плакал, еще что-то кричал ртом, набитым песком, дергал ногами, а потом затих и лежал молча. А четверо сидели рядом. Тоже молчали. Много прошло времени. Зимак поднялся, вытряс из кармана шинели немного махры, свернул самокрутку, закурил. Потом вынул из кармана револьвер, выданный еще в Белостокской милиции, крутанув барабан, проверил наличие патронов и спрятал опять - он его так и не сдал, несмотря на категоричный, строгий приказ.

- Ладно, - сказал Зимак. - Переживем и это. Все-таки еще остается с нами Пранягин.

Докурив цигарку дотла, молча пошел вперед. И остальные - за ним.

В апреле в зону отряда Пранягина прибыл секретарь обкома партии Сидор- ский, назначенный ЦК компартии Белоруссии и Белорусским ШПД командиром соединения. Все партизанские отряды области, таким образом, оказались в его подчинении. С ним явилась целая свита партфункционеров.

Все они стали его заместителями. Пранягина, как командира самого крупного в области отряда, популярного и любимого партизанами человека, Сидорский на­значил своим начальником штаба. А быстро втершийся в доверие, услужливый перед начальством Ворогов стал комиссаром соединения.

Став начштаба соединения, формально Пранягин превратился в крупную шиш­ку. На практике же его отстранили от живого реального дела, взвалив на его шею всю черновую работу по организации соединения, созданию отдельных отрядов и партизанских бригад. Более крупные отряды Сидорский приказал разделить на два-три. Начал с отряда Пранягина, превратив каждую роту в отдельный отряд. Таким образом, количество партизанских отрядов в области формально увели­чилось почти вдвое. А в штаб партизанского движения в Москву к Пономаренко полетело донесение об активизации всенародной борьбы с оккупантами при по­явлении здесь лично товарища Сидорского, верного ленинца-сталинца, неутоми­мого борца за наше правое дело, пламенного коммуниста-большевика. Сидорский умело эксплуатировал авторитет Пранягина, заслуженный им тяжелой работой по созданию, а главное - умелому руководству отрядом. Пранягин оказался от­дален от реальных партизанских дел. Вчера он был в гуще боевой жизни лесных бойцов, сегодня она, эта жизнь, проходила не то что в стороне от него, в его делах она присутствовала, но без людей. Не сразу Пранягин понял, что в одночасье из грозного для врагов и любимого для огромного количества бойцов командира он превратился в работника при партийном барине.