Аркадий Гайдар - Обрез (сборник) Страница 30

Долго бежали мы извивающимися тропами. Прыгали с камня на камень. Несколько раз я падал, но, не чувствуя боли, поднимался и бежал за Норой дальше.

Наконец выбрались к ущелью Черной скалы. И тут при лунном свете я разглядел спокойные силуэты трех всадников, дожидавшихся нас. Мы остановились передохнуть. Нора подошла к одному и тихо сказала что-то, указывая на меня. По узенькой тропе над черной пропастью мы пошли дальше. Всадники далеко сзади вели коней в поводу.

– Нора, – сказал я, – если Улла спохватился нас, то уже отряжена погоня.

– Нет, – и она вынула из складок платья кинжал, – больше не спохватится.

И я понял тогда, что кровь на моих подошвах была кровью Уллы. Скоро девушка остановилась и взяла меня за руку.

– Скажи, – попросила она тихо, – старики говорят, что когда человек погибнет, то после смерти он улетает в далекую страну звезд. Скажи, когда я умру, я встречу там Рума?

И, так как здесь был не диспут о загробной жизни, не стоило обрушиваться на мистику и нематериалистическое понимание процессов. Я твердо солгал ей:

– Да, встретитесь.

На этом месте тропинка была настолько узка, что двоим нельзя было идти рядом. Я пошел вперед и, поглядев на небо, усыпанное звездами, вспомнил Рума с его мечтой иметь «железную птицу», чтобы знать и видеть все, что только можно узнать в этом мире. И я подумал, улыбнувшись: «Рум! Не только тебе, но и мне нужна птица, которая научила бы меня видеть и понимать все. Но еще до сих пор я не встретил ее ни в голубом небе, ни в зеленых лугах. И если даже я и встретил ее случайно, то еще не узнал ее…» Я вздрогнул от шороха осыпающихся камней. Я обернулся и увидел, что на узенькой тропинке над пропастью не было никого, кроме меня. Нора, тоскующая о Руме, исчезла в темной пустоте пропасти…

Далекий сон – страна умирающих рыцарей, страна железных кольчуг и каменных замков – этот сон уплыл прочь.

И доктор Владикавказской нервной клиники, не Моисей Абрамович пожимал мне руку и говорил:

– Ну, смотрите, больше никаких потрясений. Травма. Истеропсихо… Образ жизни – самый регулярный. Больше пейте молока, и чтобы никаких Хевсуретий.

Я вышел на улицу. Легкое солнце… Мягкой улыбкой расплывалась золотистая осень. Я жадно хлебнул глоток свежего воздуха и улыбнулся сам.

– Хорошо жить!

«Рита…» – вспомнил опять. Но на этот раз это имя вызвало только смутные очертания, тень, неясную и призрачную. Я позабыл лицо Риты…

Девять суток плыл пароход по Волге от Сталинграда вверх. Девять суток я выздоравливал час за часом. И когда на десятые заревела сирена у пристани, где кончался мой путь, когда замелькали знакомые дома, прибрежные бульвары и улицы, я смешался с веселой, бодрой толпой и сошел на давно покинутый мною берег…

И вот я, вернувшийся из очередного путешествия по обыкновению ободранным и усталым, валяюсь теперь, не снимая сапог, по кроватям, по диванам и, окутавшись голубым, как ладан, дымом трубочного табака, думаю о том, что пора отдохнуть, привести все в систему.

Рита замужем за Николаем. Они официально зарегистрировались в загсе, и она носит его фамилию.

Вчера, когда заканчивал один из очерков для очередного номера моей газеты, Рита неожиданно вошла в комнату.

– Гайдар! – крикнула она, подходя ко мне и протягивая руку. – Ты вернулся?

– К кому, Рита?

– Сюда… К себе, – ответила она, чуть запнувшись. – Гайдар! Ты не сердишься на нас? Я теперь знаю все… Нам писали из грузинского поселка, как было дело. Но мы же не знали. Мы были сердиты на тебя за ту ночь! Ты прости нас.

– Прощаю охотно, тем более что это мне ничего не стоит. Как живешь, Рита?

– Ничего, – ответила она, чуть опуская голову. – Живу… Вообще…

Она помолчала, хотела что-то сказать, но не сказала. Подняла матовые глаза и, посмотрев мне в лицо, спросила:

– А ты?

Я не знаю, что это у нее за манера заглядывать в чужие окна… Но на этот раз шторы моих окон были наглухо спущены, и я ответил ей:

– Я жаден, Рита, и хватаю все, что могу и сколько могу. Чем больше, тем лучше. И на этот раз я вернулся с богатой и дорогой добычей.

– С какой?

– С опытом, закалкой и образами встречных людей.

Я помню их всех: бывшего князя, бывшего артиста, бывшего курсанта. И каждый из них умирал по-своему. Помню бывшего басмача, бывшего рыцаря Рума, бывшую дикарку-узбечку, которая знала «Лельнина». И каждый из них рождался по-своему…

1926–1927

Примечания

1

Геймановцы – солдаты белого генерала Геймана.

2

Приключенческая повесть отразила впечатления от путешествия Гайдара по Средней Азии и Кавказу весной 1926 года.

3

Ныне город Ашхабад – столица современной Туркмении.

4

Действительно, весной 1926 года в Ашхабаде в газете «Туркменская искра» Аркадий Гайдар напечатал ряд фельетонов и заметок. В частности, удалось разыскать такие публикации: «Рецепты богатства» (28 апреля), «Глиняные горшки» (29 апреля), «Похвальная предусмотрительность» (9 мая).

5

В одном из писем, отправленном А Гайдаром из Ашхабада в Пермь весной 1926 года, рассказывалось и о таком происшествии: «Нас приняли за шпионов и вели под конвоем в милицию».

6

Редакции уральских газет: в пермской «Звезде» Гайдар тогда работал, а в усольской «Смычке» иногда сотрудничал.

7

В письмах двадцатых годов А. Гайдар не раз упоминает об этой больнице и враче Моисее Абрамовиче, у которого лечился от травматического невроза-результата контузии в годы гражданской войны. Именно из-за этого диагноза писатель и был уволен из командного состава Красной Армии. В двадцать лет он стал запасным командиром полка, тогда как его сверстники лишь год спустя подлежали призыву на воинскую службу.