Александр Янов - Россия и Европа-т.3 Страница 31

ситуацию, способную еще раз поставить Россию перед решающим выбором.

Но даже если она повторит петровский выбор, проблема евро­пейской - и её собственной - безопасности и судьбы не будет реше­на окончательно. Конечно, предложи в 1997 году Россия не совмест­ную декларацию о восстановлении международной анархии Китаю, а демократическую реформу ОБСЕ (как образец будущего миро­устройства), вполне возможно, что Европе удалось бы избежать тра­гедии Косово.

Но большего ожидать от неё было бы наивно. Большего - поисти­не революционного - результата ожидать можно лишь от Европейского союза, который за вторую половину XX века сумел соз­дать принципиально новую, альтернативную Вестфальской (1648 года!), модель устройства политической вселенной. И тем самым вырваться далеко за пределы не только средневекового протопарла- мента, взятого за образец Священным Союзом, но и самой Вест­фальской системы с её «королями», «баронами» - и с международ­ной анархией.

Ничто, кроме выпадения памяти, не мешает превратить панев- ропейский гражданский форум в нормальную демократическую организацию, способную не хуже Хартии Вольностей исполнять свою естественную коллегиальную функцию. И тем не менее никто такую реформу не предлагает.

А ведь всё, что для этого требуется - капелька политического воображения и хотя бы школьное знание истории...

л w I Глава третья

UTKpblTbl И I Упущенная Европа

мир Европы

Я знаю, по крайней мере, одного блестящего европейского интеллектуала, англичанина Роберта Купера, который согласен, что даже самый термин «Запад», так отча­янно будоражащий московских национал-либералов еще со времен

Уварова и Погодина, канул в Лету вместе с холодной войной13. И - что даже более важно - вместе с порожденным этой войной привычным для нашего уха делением геополитической вселенной на Первый (Евро-Атлантический), Второй (Советский) и Третий миры. В действи­тельности скрываются теперь за термином «Запад» два совсем непо­хожих друг на друга мира, живущих, по сути, в разных исторических измерениях.

Сегодняшний Второй мир - я предпочел бы именовать его Вестфальским - по-прежнему живет в эпоху международной анар­хии. «Национальные интересы» по-прежнему представляют в нем верховную ценность и главной гарантией этих интересов по-прежне­му остается, как с начала времен, военная сила. А где решает сила, там, говоря словами туземцев племени Нуэр, правда на кончике копья. Там - анархия.

Это тот самый, хорошо нам знакомый мир Realpolitik, мир Киссинджера и Громыко, другими словами, та самая «первобытная политическая система», которая дважды в прошлом столетии едва не погубила Европу в братоубийственных гражданских войнах и в кото­рую московские национал-патриоты во главе с Дугиным (он уже и не говорит о себе иначе, как «я возглавляю геополитическую школу в России»14) желают непременно втянуть и свою страну. Принадлежат к этому Второму миру одинаково и «восточный» Китай, и «западная» Америка.

Проблема лишь в том, что как раз старушка Европа, которую пра­щуры Дугина еще полтора столетия назад объявили «пахнущей тру­пом», а сегодняшние национал-либералы «социалистической», она- то к этому Вестфальскому миру больше не принадлежит. Она уже шагнула в будущее, открыв в мировой политике принципиально новую эру и оказавшись поэтому сегодняшним Первым миром.

Все три главные подпорки, на которых столетиями держалась международная анархия, неожиданно утратили свое традиционное господство в этом новом, нетрадиционном, открытом мире. Взглянем на то, от чего отказалась Европа.

»

Cooper Robert. The Post-Modern State and the World Order. London, 1996. P. 39.

Московские новости. 2001. № 41.

Первой из этих подпорок всегда считалось абсолютное верхо­венство национальных интересов. Со времен Вестфальского мира поколения политиков и дипломатов повторяли - и повторяют - это выражение, как молитву. И так уже въелось оно в наше сознание, что мало кому приходит в голову увидеть в нем нечто в общем-то не очень и приличное. А именно то, что Владимир Сергеевич Соловьев звал, как мы помним, «обыкновенным национальным эгоизмом».

Ну как в самом деле отнеслись бы вы, читатель, к человеку, про­возглашающему на каждом шагу, что его личные своекорыстные интересы превыше всего? Не разглядели бы вы за этим опасную дву­смысленность и готовность пренебречь интересами всех, кроме собственных? Не случайно ведь никому в здравом уме, не считая разве что Жириновского, и в голову не приходит так говорить (в при­личном по крайней мере обществе). А вот в отношениях между госу­дарствами произносят это с гордостью даже в самых респектабель­ных кругах, хотя и не совсем понятно, чем, собственно, отличается национальный эгоизм от личного.

Та же ведь в нем опасная двусмысленность. И та же готовность пренебречь интересами других. А порою, как мы знаем, и сверхдер­жавный соблазн. Короче говоря, не отказавшись от господства этой вездесущей формулы, нечего и думать о преодолении международ­ной анархии. Так вот: ЕС от неё отказался, подчинив национальные интересы интересам Сообщества.

С этим, естественно, связано и понятие национального сувере­нитета, который Вестфальская система предписывает охранять как зеницу о^. Разумеется, для стран Второго мира, включая США и Китай (не говоря уже о России), понятие это и сегодня столь же сак­рально, как и в XVII веке. Но вот ЕС нашел, что интересы безопасно­сти Сообщества выше национального суверенитета отдельных стран.

Вторая подпорка, на которой всегда держалась анархия, - Realpolitik. Смысл её, как слышали мы от Ганса Моргентау, в том, что гарантией национальной безопасности является единственно и исключительно военная сила. От этой подпорки анархии ЕС избавил­ся, объявив гарантией безопасности не силу, а взаимное доверие

между членами Сообщества, доверие, основанное на общих моральных и политических ценностях.

В самом деле мыслимо ли представить себе, чтобы Германия, скажем, угрожала Люксембургу, Англия Ирландии или Греция обеща­ла перенацелить ракеты на Кипр? В поствестфальском мире взаим­ные угрозы за пределами воображения.

Третья подпорка Вестфальского мира - национальные границы, закрытые «на замок». Её ЕС попросту отменил, сделав границы между членами Сообщества прозрачными.

Так, выбив все подпорки из-под международной анархии, ЕС впервые в истории её, по сути, упразднил. Для мировой политики это, если хотите, революция, равнозначная той, которую в 1215 году, сами того не подозревая, совершили английские бароны в политике внутригосударственной. Конечно, этот новый, на наших глазах рож­дающийся мир, совершенно еще нам непривычен. Даже те в России, кто заметил его рождение, не восприняли его как революцию.

Напротив, начиная с николаевских времен, отчаянно, как мы видели, пытаются русские националисты похоронить Европу. И тру­пом уже от неё пахло (по Шевыреву); и буржуазное декадентство обрекало её на гибель, (по Суслову); и нету неё будущего из-за дека­дентства «социалистического» (по Колерову); и снова и снова приго­варивает её к смерти на всех телевизионных экранах Михаил Леонтьев. Короче, больше полутора столетий поют русские национа­листы отходную Европе. А она все живет. И живет притом, далеко опередив Россию не только в материальном благосостоянии, но и в политической модернизации. Живет без взаимных угроз - и без про­извола власти.

гъ w тиьи третья

ЬТО рая Ла РТИ Я | Упущенная Европа

Вольностей

Любопытнее всего, однако, что и сама Европа долгое время толком себя сегодняшнюю не понимала, лепе­ча что-то на привычном экономическом языке о евровалюте и евро­банке, не сознавая, что на самом деле впервые в истории преодоле­ла звуковой барьер средневековья, если можно так выразиться, прорвалась в принципиально новое измерение мировой политики. Только в марте 2002 года европейский Конвент, собравшийся для выработки Конституции ЕС, шагнул, похоже, к осознанию этой рево­люции.

Это правда, что первый блин оказался, как всегда, комом. На референдумах в июне 2005 года граждане Франции и Нидерландов провалили первоначальный проект Конституции Европы (а в июле 2008-Г0 крохотная Ирладия провалила и вторую попытку). И полити­ки Вестфальского мира, воспитанные на вековых правилах Realpolitik, естественно, возликовали. Особенно в России, где любой сколько-нибудь компетентный политтехнолог убедительно разъяснит вам, какие ужасные неприятности переживает сейчас Европейский союз. И всё оттого, добавит он, что, словно бы позаимствовав у быв­шей советской империи экспансионистские вожделения, «подавил­ся» Восточной Европой.

Да, десятка новых восточно-европейских членов ЕС экономиче­ски расцвела. По темпам развития она превзошла Запад. Однако политическая ситуация в упомянутой десятке и впрямь порою скан­дальна. В Литве и в Чехии бывали у власти правительства парламент­ского меньшинства. Венгерское правительство держалось на ниточ­ке, а словацкое, по выражению британского журнала Экономист, и вовсе бывало «составлено из представителей самых отталкивающих и мерзких партий в стране»15.