User - o b239b172f5745d3b Страница 31

137

Серёженька, ты говоришь мне о лете,

Которое было, ушло, унеслось.

А что золотыми лучами согрето,

То серебром нынче внезапно взялось.

Но, чу, в глубине отощавшего сердца

Звенит родничок из душевных глубин.

Он бедной Душе помогает согреться,

Роняя свой пыл на макушки рябин.

Я с этим огнём согласую движенье

Не стынущих губ и непознанных рук.

О, славься, великое преображенье

И празднуй пришествие сладостных мук!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Я скажу тебе, что так тревожно

Зазвенели бубенцы любви.

Задевай их. Только осторожно.

Ну, а если упадут, лови,

Колокольцы золочёной влаги,

Утренние первенцы любви!

СВИРЕЛЬ:

Как нежно, как бережно сердце несёт

Предвестье каких-то открытий.

Душа твоя – это, считай искромёт.

Она призывает в бездонный полёт.

И трепетность ту не забыть мне!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Я скажу тебе, и ты ответь мне,

Что волос твоих бурливых медь

Невозможно нынче не заметить.

Не возможно в песне не воспеть.

И не потому, что так красива,

И не потому, что ты одна,

Но в походке стройно-горделивой

Радостная вотчина видна.

Глаз раскосых сумная година,

Губ не стылых ласковая новь.

Я дождусь, когда родишь мне сына

Ты, моя косматая любовь!

СВИРЕЛЬ:

Не знаю, сын то будет или дочь.

Названий нынче много у поэмы:

«Космический полёт», «Забвенье», «Ночь»,

А, может, – «Колдовство» иль просто – «Юность темы»?

Не всё ль равно, как этот труд назвать:

Девичьим именем иль именем мальчишки?

Но главное, не надо забывать,

Каков порог судьбы у этой книжки:

Промчится ли в космическую высь,

Как эНэЛО, сверкнув над милым краем,

138

Иль упадёт как камень вниз

И, падая, замолкнет, замирая?!

Как думаешь ты, друг, скажи?!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Когда вдвоём из старого колодца

Мы выплеснем серебряную новь,

Уверен, что и молодость проснётся,

И заиграет старческая кровь,

Присев на тёплую завалинку событий.

Не спите, милые, я им скажу, не спите,

Над вами царствует любовь!

СВИРЕЛЬ:

Серёженька, ты помнишь, я сказала,

Что та страна жива, где жив Поэт?

Но если нет причала иль вокзала,

То вдохновенья тоже нет!

Мы сердце приютим у тихой рани,

Что обещает солнечную высь

И здесь, вдали, в тиши воспоминаний,

Родим стихи, как сами родились

В глубинке ласковой и розовые зори

Впитали в радостную необвислость щёк.

Здесь Пушкина с тобою мы читали.

Он в нас вошёл и нас с тобой сберёг!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

И вечный жар восторженной Души,

Неуспокоенной Души Поэта

Живёт во мне, в тебе, мой друг, пиши,

Твори, лети и празднуй лето,

Где все поляны хороши!

22 августа 1989 года.

ВОСХОЖДЕНИЕ

поэма 24 августа 1989 года

СВИРЕЛЬ:

Всё смешалось – быль и сказка: На простор житья

Мчится с утренней коляской светлая, своя

Тройка. Мчится с бубенцами на простор Души,

С пристяжными жеребцами. Встань и не дыши.

Чей же зов в глуши осенней вызволил тот бег?

Это ты, Сергей Есенин, милый Человек!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Не скажу – уйди, на моём пути отдохни.

Но скажу – взойди, на моей груди ты усни.

Свет мой ласковый, нерастасканный, мне в окно

Брось сирень. Новый день взошёл,

Новый век пришёл. Хорошо!

СВИРЕЛЬ:

Рада бы коснуться я груди

В голубой, такой родной рубашке.

Ты сегодня снишься мне вчерашним,

Но кому теперь принадлежишь?

Мне о том не пишет Айседора.

139

Или только ласковая тишь

Твоего вселенского простора

Соблазняет страсть осенних губ,

Упиваясь розовою ранью,

И поёт: Ты мне, Есенин, люб!? –

Потому что ты вселенский странник,

Или мне теперь принадлежишь?

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Проходим разминку стихом с тобой.

Моей половинкой – с тобою любовь.

Прости, если что-то не так я сказал,

Мужицкая прёт из меня Рязань.

Скажи мне «Не тронь»!» – Я не трону тебя,

Лишь в мыслях сомну, как платок теребя.

СВИРЕЛЬ:

Серёженька, ты мне так нужен, как друг,

Как вешнее Солнце, как ветер, как луг.

Грустим и смеёмся сегодня с тобой

И песней взовьёмся. И нашу любовь

Боимся покинуть, обидеть, забыть.

Как сердце отринуть? Ведь мы – не рабы!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Боимся, милый друг, боимся,

Себя боимся превозмочь.

И лучше снова озаримся

И загоримся в эту ночь

Скажи мне, друг, какого мненья

Об этом ты? А что по мне

Давно такого откровенья

Мы не видали при Луне.

СВИРЕЛЬ:

Я таинство твоей в простор ушедшей ночи

Ловлю дыханьем, сердце затаив.

И что та ночь ещё двоим пророчит,

И что она разделит на двоих?

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Она разделит кров и нежность губ.

Она прорвёт молчание Вселенной.

Скажи, родная: «Как ты люб!»

И сердце будет откровенным.

СВИРЕЛЬ:

Ты люб, Серёженька, нет ныне в поднебесье

Другого сердца, что зовёт меня

К высотам радости и песни

и к восхожденью бытия,

Что означает труд совместный

и плод раденья и любви!

И жить легко и интересно.

Меня любимой назови…

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Я назову стократ. Ты не успеешь даже

сказать в ответ обугленное «нет».

Мне тот ответ как камень ляжет

на сердце и на мой портрет.

СВИРЕЛЬ:

Ты мой ребёнок, светлый и игривый,

140

Простой и нежный, милый и живой.

Прости, хочу назвать я львиной гривой,

что золотою называли головой!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Не львиная давно. В ней нет уж злата.

На смену злата серебро пришло.

Так я тебе заместо брата,

или как сын, а чувство отошло?

СВИРЕЛЬ:

Нет, мой родной. Я просто лишь не смею

тебе об этом нынче говорить.

Ведь если вместе быть, то я напомнить смею –

Поэму нужно нам друг другу подарить!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Скажу опять тебе о том, что я Поэт, но и мужчина.

Поэтому великая кручина

меня ведёт в твой отдалённый дом.

СВИРЕЛЬ:

Серёженька, но расскажи о том,

что значит для тебя возможное сближенье.

Оно как на Земле даёт преображенье

и телу и Душе? Иль это лишь одно воображенье?

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Да, я хочу тебе сказать,

что всё свершается по воле Провиденья.

И нам от этого, родная, не уйти.

Бессчётность встреч – на нашенском пути.

СВИРЕЛЬ:

Ты радуешь меня, источник чуда,

Которого не видел белый Свет.

Скажи, мой милый друг, ну, кто ты и откуда?

Ты для меня – любимый и Поэт!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Я льщусь быть полностью твоим отныне

И принимать дары космических высот.

Но ты, подобно Пушкинской Наине,

Прошу, не старься! Этих чувств водоворот

Тебя омоет девственной росой

И молодость с пшеничною косой

Взойдёт ко мне на лоно светлых дел.

И я, глядишь, с тобой помолодел!

СВИРЕЛЬ:

Ты мой. Я это чувствую, я знаю,

не будет нам помехи

ни в любви, ни в деле.

Ты знаешь, мой родной,

как все самцы земные надоели,

что не могу смотреть!

СЕРЁЖА:

Ну, просто умереть

над этаким сравненьем.

Иди, мой друг, ко мне без сожаленья.

Сумею им я сопли утереть!

СВИРЕЛЬ:

Не сомневаюсь. И люблю, и маюсь,

И чувствую и верю и горю.

141

Но холоден, подобно январю,

Тот луч, что я поймать стараюсь.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Ты что, любимая, я здесь. Я весь горю.

Себя ругаю и за всё корю,

что я о прежние привычки спотыкаюсь.

А тех привычек тьма.

Боюсь, они сведут меня с ума.

СВИРЕЛЬ:

Скажи, мой друг, так что так тебя тревожит?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Терзает всё: привычка к лёгкой страсти –

упасть и рвать любимую на части.

Привычка быть в одной постели

лишь час, – все бабы надоели.

Привычка приходить тайком

к её постели босиком,

Привычка – лечь к родному изголовью

и петь ей песенку соловью.

Да вдруг вспорхнуть и улететь,

чтоб не попасть в златую сеть.

СВИРЕЛЬ:

Смеёшься ты – тебе не страшно

потерять огонь любви?

Ты охлаждаешь пыл надежды, веры

Такою откровенностью без меры.

Уж я была готова уронить

свою печаль и радость пред тобою,

А ты вздохнул: Не падай, подожди,

я убегу тотчас, когда увижу,

что придвигаешься поближе!

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН:

Я сделал глупый шаг и в том себя виню.

Ты видишь, просто враг попутал.

Поверь, храню в Душе запас нетронутых святынь.

Они – для нас, поверь! Родная, не остынь.

Не надо стынь-беды на голову мою.

Грядущие труды в слезу солью!

СВИРЕЛЬ:

Нет, не виню тебя я, мой родной,

Ни за разгул, ни за былые пьянки.

Я тоже, наподобие цыганки,

Ныряла вдруг в чужой шатёр,

А свой, сумной, на время забывала.

Вини меня, коль можешь. Я тебе

Такой же откровенностью отвечу.

Но я надеялась, что ты, родной,

меня единственной, одной

сегодня назовёшь,