Мийол-ученик - Анатолий Михайлович Нейтак Страница 31

— Вы уже слышали? Нет?! Через месяц начинается Великая Морская Охота!!!

Глубина 1: о случайных знакомствах

Будучи в мало-мальски лирическом настроении, от панорамы и отдельных видов ахаешь просто без продыху.

Ах! Тармонианов акведук! Построен за полтора века до Кадарского завоевания, но до сих пор крепок (ибо неустанно ремонтируется, если даже где что зашатается) — и всё так же исправно поставляет воду с зелёных Немийских холмов в знаменитые Эвторские Купальни.

Ах! Лугаллов дворец, известный более как резиденция наместников, приезжавших — то есть присылавшихся — сюда из Лаонгатта! Сколько разных историй, романтичных и кровавых (и кроваво-романтичных, конечно) связано с ним и с примыкающим к нему Овальным парком! Их воспевали десятки поколений поэтов (непременное уточнение со стороны сопровождающего: «великих поэтов»). Даже полный неуч слышал как минимум про драму Ригео и Джинетти — их краткая, но безумно яркая судьба промелькнула, подобно вспышке во мраке, именно здесь.

Ах! Мост Восьми Черепов!

Ах! Аллея Крестоцветов!

Ах! Фонтаны площади Маркотоса!

Ах! Триумфальная арка Бастонди и Сосновый проспект!

Ах! Ах! Ах!

— Разве она не блистательна? Разве не лепа? Как вы находите нашу прекрасную Стедду?

Примерно так же, как Хорридон, промолчал Мийол. Просто всё надо либо умножать, либо делить на три. История? Втрое длиннее. Население — втрое больше. Как и занимаемая площадь. Потоки товаров и путешествующих, концентрация богатства, число всяких красивых и памятных мест — это уже не втрое, а как бы не в трижды три раза плотней…

Центр этого города-порта относится к трущобам не как один к трём, а как один к девяти. Такое не скроешь от взгляда сверху, с палубы «Хитолору». Но при этом даже местные котроне — вернее, как их тут называют, гуайды — изъясняются заученными белыми стихами.

И смотрят на приезжих, словно те ниже них на три головы.

«Страшно подумать, насколько высоко задирают носы лаонгатцы… хорошо, что в бывшей столице Империи нам делать нечего!

Великая Морская Охота, ну да.

Вот как бы ещё нам не пожалеть о том, что сгоряча согласились принять участие, пусть и на третьих ролях…»

— Ты всерьёз ждёшь ответа, мэтр? — спросил Мийол, обнаружив, что гуайд прекратил свою ритмизованную трескотню и смотрит ожидающе.

— Да. Интересно, что скажет могучий эксперт, — поклонился довольно небрежно тот.

— Что ж… напоминает мне твой город известные строки:

Прибыл я в Стедду богатым, уехал — в дырявых портках.

Но раздевают красиво и носят везде на руках…

Вопреки ожиданиям, строки Эзга Ядоустого ничуть не смутили собеседника. Напротив, он с улыбкой подхватил и закончил цитату декламацией в тон:

— Клаты я вновь накоплю и вернусь в белостенную Стедду:

Гость в ней любой — словно бог, а не тающий прах!

«Непрошибаем», — констатировал Мийол.

Понемногу он начал завидовать своей пополнившейся команде, что в едином порыве (за одним исключением) осталась на яхте заниматься своими делами.

Да. Насчёт пополнений.

Во-первых, в привычное трио из призывателя, алурины и Рикса примерно сезон тому назад добавился ещё один сын Иривоя Акулы: Севелад. Воин-растущий, добившийся третьего ранга. На вид — чуть уменьшенная, но более серьёзная версия Ланната Раковины, семнадцати лет от роду. Со всех сторон выгодная сделка: торговец расширяет-укрепляет влияние и пристраивает к делу своего младшего сына, притом в достаточно безопасное место; Мийол получает ещё одну пару надёжных, сильных рук и лояльного члена команды, вдобавок знакомого со спецификой морской Охоты; сам Севелад получает неплохие перспективы по части спаррингов с Риксом и снабжения артефактами-алхимией, да и просто выходит из тени старшего брата. Потому как, в отличие от последнего, не очень заинтересован в торговле, зато в меру авантюрен и стремится к личной силе.

Сплошные плюсы, никто не обижен.

Во-вторых… с этим сложнее. И без краткой предыстории не очень понятно, что-как.

Ясно, что тратить своё время на челночные рейсы от Рифовых Гнёзд до Даштроха и назад Мийолу наскучило быстро. Одно дело, когда просто нет другого выбора: или вози товары на яхте самолично — или никакой торговли. Совсем другое, когда сестра с отцом (и при активном участии людей Иривоя) собирают за каких-то две недели малый эй-шлюп, который и ставят на маршрут вместо «Хитолору». Сразу появляется свобода действий.

Без промедления потраченная на новое дело.

До того, как войти в команду Мийола, Севелад тоже не одиночкой по Баалирским рифам шастал. Он входил в артель Тфича Жжёного: сурового, целиком седого, краснорожего, кряжистого и морщинистого типа, что при четвёртом воинском ранге выглядел на все свои сорок четыре, если не старше. Прозвище своё бригадир заработал лет десять как, попав под удар Ужасного Ската. Причём не по своей вине: он пытался вытащить своего старшего сына, полезшего куда нельзя.

Увы, не вытащил; вернее, вытащил только тело, да ещё сам пострадал. С того случая его правая рука за сезон истончилась почти вдвое; и хотя позднее она выправилась, но прежней силы и точности лишилась безвозвратно, а пальцы на ней при нагрузках выше пороговых начинали неуправляемо дрожать. Потому гарпунёром Тфич более работать не мог — левой он бросал средне, даже хуже среднего — но как бригадир стал только строже и осторожнее. Великих доходов при нём артельщики не получали, зато работали без зряшного риска, калечились редко (притом в основном поддавшись азарту и не слушаясь команд), а гибли и вовсе в случаях исключительных.

Костяк его артели составляли примерно такие же, как он сам, битые и аккуратные Охотники средних лет, с небольшим числом ветеранов, которым ещё рановато уходить на покой. Последние брали шефство над молодняком, охотно вступавшим в артель, как в своего рода школу — и позже покидавшим её для более рискованных и доходных промыслов. Ничего удивительного, что Иривой пристроил Севелада именно к Жжёному: не он первый, не он последний.

Так вот: сын Акулы от Тфича вроде как ушёл, но связей не утратил — что и повлекло за собой целый ряд…

— Смотри, куда прёшь!

— Просим прощения, — начал было сопровождающий, — достопочт… угх!

«Как-то не вовремя я задумался», — решил Мийол.

Диспозиция изменилась очень резко и неприятно. Вот они с гуайдом, первый чуть впереди, в третий раз сворачивают с Соснового проспекта — аккурат на Барабанную аллею, начало которой отмечено основательной и грубой шестиугольной башней с набатным барабаном под коническим навесом на самом её верху: приметное строение со своей историей, которую призыватель, правда, наполовину прослушал…

А вот уже с ними сталкивается вмиг