Georgia Carre - The Russian Don #1 Страница 32

— О, Далия, пожалуйста, не грусти. Мы встретимся с ней снова, — пытается успокоить меня Дейзи.

— Я должна идти, но позвоню тебе позже, — говорю я, и открываю пришедшее письмо в почтовый ящик. Фотографии. Я рассматриваю каждую в отдельности, слезы медленно текут у меня по лицу. Я должна была быть дома. Мне следовало быть дома. Дейзи даже прислала фотографию Сьюзи после смерти, с языком, зажатым между зубами. Чувствуя себя полностью опустошенной, не желая ее никогда видеть такой, я сразу же удаляю это фото. Слышу, как звонит телефон на стене. Секунду я думаю проигнорировать и не отвечать.

— Босс хочет тебя, — говорит Ной.

— Скажи ему, я не могу прийти прямо сейчас, — рыдаю я, и кладу назад трубку.

Я по-турецки сажусь на кровать, мне хочется помолиться за Сьюзи.

— Где бы ты ни была сейчас, солнышко, просто помни, я люблю и всегда буду любить тебя! — говорю я со слезами на глазах. Я настолько поглощена своей молитвой, стараясь послать ей всю свою любовь, что не слышу шагов, поднимающихся вверх по лестнице. У меня чуть ли не останавливается сердце, когда дверь внезапно с грохотом открывается и в дверях появляется Зейн.

— Что случилось? — спрашивает он.

Я просто пялюсь на него широко открытыми заплаканными глазами и не могу произнести ни слова.

Он проходит в комнату.

— Что случилось?

— Сьюзи умерла, — рыдаю я.

Он хмурится.

— Кто такая Сьюзи?

— Наша собака.

Он подходит и останавливается рядом со мной, с любопытством и удивлением глядя на меня.

— Твоя собака? Ты плачешь из-за собаки? — спрашивает он, проясняя ситуацию, словно до конца не верит.

— Да, я плачу из-за своей собаки. Она была с нами целых тринадцать лет.

— Ох, — говорит он и садится рядом со мной. — Полагаю, ты можешь взять другую.

— Ты хочешь сказать, что тот, кто потерял своего ребенка или члена семьи, может заменить его другим?

— Нет.

— Тогда не говори мне такое. Сьюзи была членом семьи, — отвечаю я со слезами на глазах.

Воцаряется неловкая тишина, затем он кладет руку мне на колено.

Я удивленно поднимаю на него глаза, видно это его способ утешить меня.

— Прости, — тихо говорит он.

— Ничего, — шепчу я, немного шокированная, что мы общаемся на такую тему.

Он встает.

— Я буду внизу, если понадоблюсь.

— Спасибо, — отвечаю я.

Он серьезно кивает и уходит, тихо закрыв за собой дверь.

Я не вижусь с ним фактически до ночи, лежа в кровати, смотрю музыкальное видео, когда он прислоняется к дверному косяку, одетый во все черное — черное поло, черные джинсы, глаза полуприкрыты. Мне кажется, что он совершенно другой, может слегка пьян?

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он.

— Я в порядке, — говорю я с опаской.

— Это работает?

Я хмурюсь.

— Что работает?

Он отталкивается от косяка и входит в комнату.

— То, что есть между нами. Это работает?

— Не очень, — правдиво отвечаю я.

— Почему? — спрашивает он, снимая свой пиджак.

— Ты действительно хочешь узнать правду?

— А почему нет? Удиви меня, — говорит он со злой усмешкой, и я понимаю, что он пил.

— Возможно потому, что я беспокоюсь о тебе, но ты всегда отталкиваешь меня.

Он наклоняет голову.

— Ты беспокоишься обо мне?

— Да.

— Как ты можешь беспокоиться обо мне? Ты не знаешь всего моего дерьма.

— Возможно, но даже, если я не знаю, я все равно беспокоюсь о тебе.

Он улыбается, но глаза у него светятся странным огнем.

— Знаешь, в чем твоя проблема? Ты слишком много беспокоишься.

— Я волнуюсь за людей.

Он медленно кивает.

— Ты волнуешься, да. Тебе стоило бы заниматься йогой или медитацией, как твоя сестра. Это помогло бы тебе успокоиться.

В этот момент я толком даже не осознаю, что он сказал, но потом меня накрывает, словно ударяя под дых. Я смотрю на него, он на меня, потом делаю глубокий вдох.

— А откуда ты знаешь, что моя сестра медитирует?

Он ничего не говорит.

— Это ты, — обвиняю я его дрожащим голосом. — Ты все спланировал. Ты ее похитил, не так ли? — Лед у меня в голосе удивляет даже меня саму.

Он молча смотрит на меня.

— Да? — кричу я.

— Да, я, — признается он, оставаясь совершенно равнодушным к своим действиям.

Я смотрю на него широко раскрытыми глазами, наполненными ужасом.

— Ты все еще беспокоишься обо мне, рыбка? — издевается он.

Во мне поднимается такая ярость, словно моя голова сейчас загорится и взорвется. Перед глазами плывут красные круги. С криком, наполненным болью и яростью, я вскакиваю с кровати и лечу на него, желая расцарапать ему лицо ногтями. В этот момент я ненавижу его всеми фибрами своей души. Он легко хватает мои руки и удерживает их высоко в воздухе, смотря на меня сверху-вниз, презрительно изогнув губы. Я пытаюсь пнуть его ногами, и он вдруг молниеносно крутит меня вокруг, прижавшись к моей спине, я полностью обездвижена в его захвате.

— Отпусти меня, ублюдок, — безумно и неистово кричу я.

— Как только ты перестанешь пытаться навредить себе, — совершенно спокойно отвечает он.

— Я не пытаюсь себе навредить, я пытаюсь нанести тебе увечья, ты тупой мудак, — ругаюсь я.

— Если ты только попытаешься навредить мне, придется ответить, а я не хочу этого делать, — говорит он.

— Ты уже итак причинил мне боль, — рыдаю я.

— Ты похожа на ребенка, который плачет, потому что ударилась пальцем о жесткую деревянную мебель, но завтра ты забудешь об этом и снова будешь смеяться, — он отпускает меня.

Я отхожу на несколько шагов, увеличивая расстояние между нами, и непонимающе смотрю на него, наполненная злостью и болью. Но если взглянуть на нас со стороны — то между нами пропасть, которая была собственно всегда. Кто знает, сколько еще таких «чудес» он скрывает, но я никогда не смогу постичь их, да и не хочу. Не знаю, сколько я так стою, замороженная, просто глядя на него. Одну минуту, пять или даже десять. Единственное, что я понимаю — это конец. Ничего не осталось.

И ко мне начинают возвращаться мои чувства — первая виток боли, и о боже, потеря. Такую ужасная и страшная потеря. И гнев, предательство, грусть. Все перемешивается и приводит к полному замешательству, но я четко знаю одно — я должна уйти из этого дома, от этого мужчины и от этих чувств к нему.

Я выбегаю из комнаты.

Он даже не пытается меня остановить, бегу вверх по лестнице в свою комнату. Не разбирая, кидаю пару вещей в сумку, засовываю рукописи в рюкзак. Знаю, что я не все забрала свои вещи, в которых пришла, но мне плевать. Мне нужно побыстрее выбраться из этого дома. Я вешаю рюкзак на согнутую руку, в другую беру сумку и выхожу из комнаты.

Бегу вниз по лестнице, почти достигаю первого этажа, и вижу, что он закрыл дверь в спальню. Слезы еще сильнее начинают течь по моим щекам. Он слышит, как я спускаюсь вниз по лестнице и знает, что я ухожу, но не даже не вышел из своей комнаты, тем самым отпуская меня на все четыре стороны.

И я замечаю, что нет никого из охранников, и поэтому мне стоит только открыть входную дверь и выбежать в ночь. В конце концов, такси ходят постоянно, я могу поймать и вернуться к Стелле, но в своем безумном порыве, я пропускаю ступеньку и падаю с лестницн, размахивая руками, пытаясь ухватиться за перила. В итоге распластавшись лежу на полу, чуть ли не воя от боли.

Я упала с таким грохотом, да еще и вскрикнула от боли, что мой вскрик точно разнесся по всему дому, но Зейн не вышел из своей спальни, чтобы поинтересоваться в порядке ли все со мной.

Очередные слезы от боли и обиды текут у меня по щекам.

— Сукин сын, — ругаюсь я сквозь зубы, поднимаюсь на колени. Да, у меня все болит, но я цела и невредима. Из кухни слышу приближающиеся шаги.

Глава 23.

Далия Фурия

Я поднимаю глаза на Ольгу, которая подходит ко мне и помогает подняться на ноги.

— Как ты? — спрашивает она.

На мгновение я забываю о боли, ушибе и злости.

— Ты же не говоришь по-английски? — тупо спрашиваю я ее.

— Конечно, говорю, — бодро отвечает она.

— Что? Почему?

— Ох, дитя. Каждый раз, когда новая женщина приходит сюда, все повторяется. Они влюбляются в босса и начинают мне плакаться. Мне надоело выслушивать это, и поскольку я русская, то стала всем говорить, что говорю только по-русски.

Этот дом просто наполнен лгунами.

— Я не верю, — говорю я, отрицательно качая головой.

— Ну, — говорит она сухо. — Попробуй послушивать одинаковые идиотские истории всякий раз.

— Я ухожу, — говорю я ей.

Она переводит взгляд на сумку, лежащую на первой ступеньке.

— Нет, ты не должна.

Я шмыгаю носом.

— Мне нужно уйти.

— Ну, зайди и выпей кофейку.

— Нет, я не хочу оставаться с ним под одной крышей больше ни минуты.

Она указывает на маленький красный огонек, который мигает в углу фойе, я раньше не замечала его.

— Видишь.

— Да.

— Это камеры. Сейчас Юрий наблюдает за тобой, сидя в маленькой комнате. В тот момент, когда ты попытаешься открыть входную дверь, он выйдет и быстро проводит тебя назад в твою комнату. В этом и заключается его работа — никого не впускать и не выпускать без разрешения Александра.