Ольга Горовая - Бабочка Страница 33

Однако то, что предстало моим глазам, стоило открыть двери, из-за которых звучала музыка, заставило меня забыть обо всех этих мыслях и расчетах. Это зрелище сбивало с толку и выбивало дух. А так же начисто сметало все здравые решения, которые я принял. Зато так взбудоражило мозг и тело, что на какие-то мгновения я застыл на пороге, ошеломленно глядя на Свету.

Наверное, весомую долю в моей реакции сыграло то, что все эти дни я упрямо пытался убедить себя – она ребенок. Она все еще ребенок. И тот срыв, та моя ненормальная реакция, поведение и желание – мои бзики и проблемы. Я знал, что все не совсем так. Но все равно твердил это себе круглыми сутками. Но то, что я видел сейчас – растоптало все эти убеждения.

Она не была ребенком. И как бы я ни хотел себя заново убедить в этом, как ни старался самообмануться – после подобного зрелища такой фокус у меня никогда уже не выйдет.

Моя Бабочка танцевала. Да.

Но танцевала такие танцы, которых я никогда в ее исполнении не видел. И, видит Бог, меньше всего хотел бы увидеть еще полгода назад, скорее предпочел бы себе глаза выдрать. А сейчас – не мог отвернуться. Даже не моргал.

Я понимал, что именно вижу. Блин. Не из лесу же вышел. И не из какой-то глухой деревни. И не первый раз любовался на стриптиз. Но елки-палки! Это же моя Бабочка…

Честно говоря, глядя на ее движения, на то, как изгибается под музыку ее тело, облаченное лишь в короткий топик, оголяющий живот, и лосины – у меня взрывался мозг. В прямом смысле. Не оставалось умных и правильных мыслей. Ничего, кроме четкого знания, что это – моя женщина. Все в ней – только мое! И этот живот… Ладно, признаюсь, я бредил им не меньше, чем ощущением прикосновения к волосам, к шее Светы. Не знаю, может ли быть фетишем часть тела, но я определенно дурел от ощущения, когда накрывал ладонью, пальцами ее живот. Когда гладил, ощущая пупок. Как же мне хотелось повторить этот путь языком, губами, кто б знал!

Света меня пока не увидела. Она продолжала самозабвенно танцевать, плавными движениями словно обвиваясь вокруг стула, которым, очевидно, пыталась себе компенсировать отсутствие шеста.

И вот тут, на этой мысли, на фоне дикого желания, пульсирующего сейчас не только в моем паху, но даже в черепе, меня накрыло еще одной мыслью, вызвавшей просто дикую ярость.

Черт возьми, но ведь это была моя девочка! Моя Бабочка! Человечек, которого я оберегал и лелеял, защищал от всего мира и его грязи всю ее жизнь.

Так, какого лешего, она сейчас танцует стриптиз?!

Для чего? Для кого? Перед кем собирается вот это вот демонстрировать, а? В том клубе перед какими-то пьяными и обкуренными придурками, которые потом будут дрочить, вспоминая ее танец?

Впервые в жизни, наверное, что-то, что сделала Бабочка, вызвало во мне бешенство. Ярость. Дикую, едва контролируемую. И пусть краем сознания я понимал, что львиная доля этой злости – ревность и злоба на самого себя, не так уж отличающегося от тех воображаемых придурков, не мог подавить, не сумел успокоиться. Да и то, что последние недели две я находился на постоянном взводе, как физически, так и психологически, видимо, дало свою долю в этом срыве всех предохранителей.

Внезапно ощутив какую-то потребность в движении, понимая, что не могу больше стоять, нуждаюсь в объяснениях, я быстро пересек комнату и выключил музыку.

Бабочка, наконец-то обратившая внимание на мое присутствие, с радостной улыбкой выпрямилась. И уже даже хотела что-то сказать, судя по всему.

Даже в таком настроении ее улыбка, ее радость, растеклась по моему телу почти физической сладостью.

Но тут, видимо, Света заметила мое состояние. И недоуменно нахмурила брови.

- Сережа? – неуверенно окликнула меня Бабочка. Чуть задыхаясь, видимо, после танцев. Провела рукой по лбу, вытирая капельки испарины. Румяная. Горячая, с влажными волосами, липнущими к такой же влажной коже на ее шее. С капельками пота на груди. На этом обалденном животе. Она выглядела так, как могла бы выглядеть после секса. После секса со мной. Я бы все сделал для нее, все, чтобы она испытала максимум, который может дать только обожающий ее мужчина…

Я не имел права думать о таком, чтоб меня!

И этот конфликт между желанным, необходимым и тем, что казалось правильным – породил дикий диссонанс внутри. Не было надежды, меня уже понесло. Все, заслоны пали:

- Какого лешего ты делаешь? – рявкнул я, подходя впритык к ней. – Это что за танцы такие?

Бабочка растерялась, наверняка, не ожидая от меня подобного. Я с болью внутри наблюдал за тем, как ее глаза поражено расширились, а губы обиженно округлились. Это дало мне силы подавить большую часть злости, плещущейся внутри.

- Я просто… Тренируюсь, - как-то неуверенно ответила Света, все же не отводя глаз.

А вот я зажмурился, чтобы окончательно взять себя в руки. И, если честно, для того, чтобы не видеть ее такую.

- С каких это пор ты стриптизеркой заделалась? – уже чуть миролюбивей потребовал я ответа, все же не до конца справившись с эмоциями.

Бабочка как-то неловко улыбнулась:

- Да я просто, как-то не хотела идти домой, когда ты занят был. Не было желания дома сидеть в одиночестве, а в такое время в студии только класс «танцы на пилоне» остался. Вот я и начала, ради интереса…

- И кому ты их показываешь?! – вновь почему-то заводясь, я хмыкнул, словно не верил ее словам.

Бабочка нахмурилась и уже рассерженно сдвинула свои брови. В черных глазах заплясали огоньки такого же раздражения, которое плескалось в моих.

- Никому! – огрызнулась она, отворачиваясь. – Катя видела, потому что со мной ходит. Да ты, вот, сейчас, - Света потянулась за полотенцем, переброшенным через спинку того самого стула.

- Что ж Артему не похвасталась? – уточнил с какой-то придури. – Он же в клубе часто бывает, глядишь, оценил бы по достоинству. Еще охотней стал бы тебя сватать.

Бабочка удивленно обернулась и посмотрела на меня с недоверием. А потом улыбнулась. Счастливо-счастливо так. И вдруг забыла про свое дурацкое полотенце, подскочила ко мне и повисла на шее:

- Любимый, ты что? Ты ревнуешь к Артему? Не надо! Он же только друг, вообще, ничего больше! – заявила она с горячностью, заглядывая при этом мне в глаза.

И я горел. Только по-другому. Стоило бы ее отодвинуть, самому отойти. А вместо этого, я так сильно прижал ее к себе, обхватив тонкую талию руками, что звенья браслета, наверное, царапали ее живот. О котором я думал не переставая, если честно. Я ощущал, как тарахтело ее сердце, так плотно прижал ее грудь к своей, даже через сорочку чувствовал, что под этим вот спортивным топом - у нее ни черта нет. Боже помоги, но я, кажется, мог досконально вообразить форму ее груди и напряженных сосков по одним этим ощущениям.

А Света, словно не понимая, по какой грани мы сейчас идем, потянулась, чуть вдавливая свои пальцы в мой затылок, и прижалась своими губами к моему рту.

Все. Я забыл о том, что правильно.

Еще сильнее стиснув свои ладони на ее теле, я буквально набросился на ее рот. Губы Светы капитулировали моментально, мягко раскрываясь, позволяя мне делать все, что ни вздумается. Но я не мог удержаться, мне было мало ее просто целовать. Скользнул в бок, покрывая поцелуями все лицо моей Бабочки, буквально пылающей жаром. Опять прижался к губам, жадно глотающим воздух. Спустился вниз, добираясь до подбородка, шеи. Жадно, резко, алчно. И неожиданно для Светы, приподнял ее вверх, чтобы добраться до пульсирующей жилки у основания шеи. Чтобы слизнуть капельки пота, скользящие в ложбинку между грудями.

Бабочка охнула от неожиданности и тут же тихо рассмеялась, когда я повернулся, легко закружив ее. В пару шагов добрался до софы, сдвинутой к стене. И, уперев Свету в приподнятое изголовье спиной, снова набросился на ее рот. Все так же спешно, торопливо, ощущая, что выгораю изнутри. У меня руки тряслись, пальцы, вжимающиеся в ее кожу. И Света дрожала. И тихо стонала под моим ртом, моими губами. Давила на мой затылок, прижимая крепче к своему телу. А я и не думал отстраняться.

По второму кругу добрался до шеи. Ниже, касаясь щеками ее грудей, приподнимая руками Свету еще выше, надавливая ей на спину, заставляя прогибаться. И да! Наконец-то, добрался до этого обалденного живота, который не сумел бы описать простыми словами. Моя Бабочка не была ни тощей, ни увлекающейся качанием кубиков, ни, тем более, полной. Хотя, не думаю, что мне была бы разница. Я обожал ее. Просто ее. Эту девушку. И все-таки, видимо, не в последнюю очередь благодаря занятиям этими своими танцами, у нее был такой живот, что я не мог оторваться – мягкий и упругий одновременно, не плоский, подтянутый, невероятно женственный. И сейчас я целовал, облизывал, собирал губами и языком каждую капельку испарины, выступившей на ее коже. Толкался языком во впадинку пупка, шалея от ее стонов и тихих прерывистых вздохов. Ощущал подбородком резинку этих штанов, которые обтягивали ее, не менее обалденные, ноги второй кожей.