Андрей Гребенщиков - Сумрак в конце туннеля (сборник) Страница 35

   Мириады глаз пристально следили за каждым нашим движением.

   Первобытный, звериный инстинкт шевельнулся в глубинах моей души. Пришел страх. Какой-то животный ужас взял надо мной верх. Трясло так, что все органы, казалось, вот-вот покинут свои привычные места. Я сглотнул, пытаясь избавиться от кома в горле. Голос в голове настаивал: «Бежать, надо спешить. Еще есть шанс!.. Несись отсюда со всех ног, и, может быть, тебе удастся спастись! Тебе здесь не место, это не тв оя жизнь. Тебе с ними не по пути, пусть они стоят и ждут смерти, а ты должен выжить!» И я послушался, развернулся и помчался прочь, ударом плеча открывая себе путь к спасению.

   – Нет, Игнат, стой! Куда… – последнее, что я услышал позади.

  * * *

   Не оборачиваясь ни на секунду, я летел, сломя голову, по уже знакомой дороге. За спиной нарастал кошмарный гул крыльев и скрежет трущихся друг о друга в предвкушении поживы лап. Может, мне везло, а может, просто подобное сопровождение всех распугало, но на улицу я выскочил, так никого и не встретив. И, как загнанный зверь, метнулся ко входу в метро.

   Клекот «птиц» прозвучал сверху призраком неминуемой гибели. Я продолжал бежать вперед, но в тот же миг из Театра вырвалось полчище бабочек, и доселе единственные хозяева неба переключились на более многочисленную добычу. Раздались пронзительные, такие жалобные крики и хрипы, от каждого из которых сжимал ось сердце. Затем все слилось в безумную какофонию звуков, она нещадно била по ушам, заставляя валиться с ног. Падение, разбитые в кровь колени. «Поднимайся! Беги!». И снова стремительный, выматывающий рывок к спасению.

   Вот он подземный переход! Врезаюсь в заросли, разрываю ОЗК о корни, проламываюсь к гермоворотам, потом разбиваю о них руки в кровь, пытаясь достучаться до внутренней заставы.

   Так неосторожно…

   Меня впустили, но хитрые твари в своих норах только этого и ждали. Они хлынули в вестибюль, проникнув в святая святых людей. В их жилище.

   Завязался бой. Завыла сирена. Многие тогда погибли. Впервые со времен Великой Войны закрыли вторые гермодвери, расположенные перед коридором, ведущим непосредственно в основной зал. Тогда мои глаза потухли навсегда. Не осталось никакого смысла в такой жизни…

  * * *

   Проходил день за днем, и, занимаясь убор кой, я наблюдал за людьми, которые все больше походили для меня на серых призраков.

   Ганза вскоре прознала о произошедшем. Совет безопасности Кольца принял решение о ликвидации представляющего потенциальную угрозу туннеля, служащего переходом на Достоевскую. Прежде чем он был завален, проживающим на данной станции было предложено получить ганзейское гражданство и переселиться по предписанию на одну из указанных руководством платформ.

   Недолго думая, народ с радостью согласился на невиданно щедрые условия. Уезжая, кто-то даже дергал меня за рукав. Мол: «Пошли парень. Вот там заживем!» Кто это был, я так и не запомнил – перед внутренним взором висело лишь несколько лиц…

  * * *

   Я по-прежнему подметаю платформу. Ведь я всего-навсего уборщик на забытой, оставленной всеми станции. Зачем я это делаю? В чем смысл? Не знаю…

   Отец покинул никчемного сына, отправившись на небеса. Сталкеры погибли по моей вине!.. Последний раз, когда я его видел, Светлый был белым как мел… Ведь если бы тогда послал этот внутренний голос куда подальше, у них мог быть шанс, пусть эфемерный, но все же… А я украл его, променял на свою никому ненужную жизнь. Предал. Эта темная станция – все чего я заслуживаю.

   Одинокий костер горит посреди арок. Желто-красный ад тянет свои щупальца вверх, заставляя мрак плясать вокруг. Из самых дальних углов, из ниш у потолка, куда не проникает свет от этого дьявольского огня, со всех сторон ко мне сползаются тени. Они водят вокруг свой хоровод, я один из них. Из обжигающего пламени глядит лицо той безобразной старухи. Жру свою плохо прожаренную крысу, давлюсь, но запихиваю в рот кусок за куском. Мне больно. Мне одиноко. Но так и должно быть. Слез больше нет, они давно высохли, теперь я не имею права рыдать. На мраморных плитах странные блики мечутся в своем жутком танце. Писатель прошлого осуждающе взирает на меня со стены. Его образ отражается в натертом до блеска камне. Он непреклонно смотрит из зазеркалья с той, обратной, стороны бытия. Пока могу, я выдерживаю этот взгляд, а как только мои плечи начинают сгибаться под ним, ухожу спать, закрываясь в коморке за огромным портретом, вместе со своими метлой и совком для мусора. Там он не может за мной наблюдать. Засыпая, я смею молить лишь об одном: пусть мне никогда больше не привидится во сне улыбающееся лицо Влада, любящий образ отца и всех остальных. Но они все равно приходят ко мне изо дня в день…

  * * *

   Костер. Но я же его не зажигал. Кто эти двое, что сидят там рядом? Не разобрать. Нужно подкрасться поближе…

   Пожилой мужчина и маленькая девочка. Она сразу привлекла мое внимание: невинное круглое личико, светлые, почти белые волосы. Видимо, родилась уже здесь, в подземельях метро. Девушка-ангел. Но ты еще так мала, не в твоих силах спасти меня.

   Я не выходил на свет, лишь наблюдал за пришельцами. Из обрывков разговоров узнал о том, что этот мужчина – ее родной дедушка, что они скрываются от кого-то, что-то пережидают. Он называл девочку Надей. Надежда… Какое подходящее имя… Но я не смею приблизиться к ним. Эта семья скоро уйдет, и все будет так же, как прежде…

   Вот дед учит ее защищаться. Он показывает, как нужно действовать, и вкладывает в ее невинные руки пистолет. Зачем? Не делай этого! Она ангел, ей не нужно оружие.

   Неосторожное движение. Шорох.

   Девочка испугалась и выстрелила.

   Горячая пуля разрывает мне грудь, пробивая легкое.

   – Дедушка, что это было? – испуганно плачет Надя.

   Старик подходит ближе. Его глаза расширяются от удивления. Я лишь грустно улыбаюсь. Больно, но ничего, я потерплю еще немного, еще чуть-чуть. Ведь, в конце концов, это тоже выход. Спасибо тебе, Надежда, что подарила мне его.

  Закрываю глаза и слышу последние в своей жизни, дрожащие от волнения слова:

   – Ничего, внученька. Просто крыса…

  * * *

   – С выпиской, Влад! – поднимая кружку, провозгласил Горыныч. – Речи говорить не умею, но мы все очень рады твоему выздоровлению. Правда, парни?

   Приветственные ободряющие выкрики, звон кружек и довольные улыбки вокруг. Они действительно переживали за его здоровье, первые пару недель даже пытались взять палату штурмом, но стойкие врачи отбивали любые «атаки», не поддаваясь уговорам и не пуская к тяжелораненому никого.

   – Да-да, ребята, не представляете, как я вам благодарен! Шутка ли, буквально с того света вытащили.

   Сейчас, сидя в баре на Новослободской, отдыхая телом и душой, никто и не думал, что все могло кончиться как-то по-другому. Выпивка, красивые девушки, сигарета в зубах – что еще нужно для счастья?

  – Сегодня, дебоширим по полной, а завтра в путь. Игната нужно найти.

   Соскучившись, каждый, перебивая друг друга, пытаясь восполнить время разлуки, выкрикивал:

   – По моим сведениям он должен быть где-то на Кольце, – поведал Горыныч.

   – Небось, и не знает, что мы спаслись только благодаря его выходке, – хохотнул кто-то.

   …Вокруг возбужденный гул, а голова сталкера занята совсем другим.

   Хлопанье крыльев. Вот ведь настырная гадина! На пол, пытаясь увернуться. Поздно, слишком медленно. Резкая боль, спину обжигает огнем…

   Отрывистый звучный бас: «Отступаем!»… Схватили, понесли… Автоматные очереди снова и снова…

   Дверь. Зал… Догадка. Кажется, удалось высказать ее вслух?..

   – Говорю же, глаза бабочек лучше различают движущуюся цель, вот моль за пареньком и ломанулась! – донеслась сквозь захватившие меня в оспоминания чья-то здравая мысль.

   «Игнат! – ёкает в груди. – Куда ты?!»

   Толчок. Ряды кресел по бокам и проносящийся мимо рыже-бурый поток. Все как в тумане: туннель наружу, с полкилометра до Новослободской… Что же так трясет, будто нельзя аккуратнее ехать?!.

   Больничная палата, целых два месяца безделья, назойливые врачи, бесконечные лекарства и процедуры…

   Смог ли парнишка добежать до спасительного метро? Жив ли? Если да, то как он там? Искать его надо, а я тут бока проминаю…