Марк Марциал - Эпиграммы Страница 36

10 Спортулу нам обещал, задал же целый обед.

Чей на фиале чекан? Искусного Мия? Мирона?

Ментора ль это рука, или твоя, Поликлет?

Нет в этом сплаве совсем оттенка багрового цвета

И не боится ничуть он испытанья огнем.

5 Меньше сверкает янтарь, чем желтого отблеск металла,

Кости слоновой белей чистого цвет серебра.

Да и работа под стать веществу: таким совершенным

Кругом, блистая с небес, полная светит луна.

Виден на чаше козел, в руно облеченный Эола:

10 Фрикса-фиванца сестра плыть предпочла бы на нем;

Не безобразил его и кинифский стригач, и ему ты

Лозы охотно свои дал бы, Лиэй, ощипать.

Едет верхом на козле Амур золотой двоекрылый,

Лотос Палладин звучит в нежных устах у него.

15 Некогда так же дельфин, метимнскому рад Ариону,

По усмиренным волнам с ношей немолчною плыл.

Дар превосходнейший мне достойным нектаром полни

Собственноручно ты, Цест, а не любой из рабов!

Цест, украшенье стола, наливай сетинское: видишь,

20 Жаждет и мальчик вина, жаждет вина и козел.

Кубков укажут число нам буквы Инстанция Руфа:

Это ведь он мне вручил этот бесценнейший дар.

Коль Телетуса придет и утехой обещанной будет,

Ради нее удержусь: «Руфа» я выпью тогда;

25 Коль ненадежна она, я «Инстанция» пью; коль обманет,

Буду, чтоб горе залить, оба я имени пить.

Любит, сомнения нет, красавицу Аспер, но слеп он.

Асперу, видно, любви больше, чем зренья, дано.

Брадобрея-мальчишку, да такого, —

Что искусней Неронова Талама,

Кому бороды брить случалось Друзов,

Как-то, Цедициан, по просьбе Руфу

5 Одолжил я, чтоб чисто выбрить щеки.

Но, пока по приказу брил он снова,

Перед зеркалом руку направляя,

Кожу чистя и долго после стрижки

Подстригая опять его прическу,

10 Борода отросла у брадобрея.

Тот же неистовый рык, что слышен в дебрях массильских,

Ежели множество львов в чаще ярится лесной

И загоняет пастух побледневший к пунийским лачугам

Ошеломленных быков и обезумевший скот,

5 На авзонийской гремел с потрясающий силой арене.

Кто б не подумал, что здесь стадо? А лев был один!

Но перед ним бы и львы дрожали, ему подчиняясь,

Был бы в Нумидии он, мрамором славной, царем.

О, что за шея была, какой величавый оттенок,

10 Гривы его золотой с выгибом, как у луны!

О, как могуче копье, пронзившее гордого зверя,

И с ликованьем каким принял он славную смерть!

Ливия, где ты взяла в лесах своих чудо такое?

Может быть, лев к нам пришел из-под Кибелы ярма?

15 Иль из созвездья скорей Геркулесова послан, Германик,

Зверь этот был для тебя братом твоим иль отцом?

Ты красивее всех, что есть и были,

Но негоднее всех, что есть и были.

О, как я бы хотел, чтоб ты, Катулла,

Некрасивей была, но постыдливей!

Ежели дедовский век современности так уступает

И при владыке своем так разрастается Рим,

Ты удивлен, что ни в ком нет искры священной Марона

И не способен никто мощно о войнах трубить.

5 Будь Меценаты у нас, появились бы, Флакк, и Мароны:

Ты б и на поле своем встретить Вергилия мог.

Землю свою потеряв по соседству с несчастной Кремоной,

Плакал и тяжко скорбел Титир по овцам своим;

Но рассмеялся тогда этрусский всадник и, бедность

10 Злую прогнав, обратил в быстрое бегство ее.

«Обогащу я тебя, и да будешь главою поэтов,

И полюбить, — он сказал, — можешь Алексия ты».

Этот красавец служил за столом своему господину,

Темный вливая фалерн мраморно-белой рукой.

15 Кубки отведывал он губами, что розы, какими

Даже Юпитера мог он привести бы в восторг.

Ошеломленный, забыл о толстой поэт Галатее

И загорелой в полях о Фестилиде своей.

Тотчас «Италию» стал воспевать он и «Брани и мужа»,

20 Он, кто оплакать едва мог до тех пор «Комара».

Что же о Вариях мне говорить, и о Марсах, и прочих

Обогащенных певцах, трудно которых и счесть?

Значит, Вергилием я, если дашь мне дары Мецената,

Стану? Вергилием — нет: Марсом я стану тогда.

204

Хоть ты и щедро даришь и еще щедрее ты будешь,

О победитель вождей, сам победивший себя,

Вовсе не ради даров обожаем народом ты, Цезарь:

Ради тебя самого любы народу дары.

Было три зуба всего у Пицента, и как-то случилось,

Что, у гробницы своей сидя, он выплюнул их.

Он подобрал и сложил за пазуху эти останки

Челюсти слабой и все предал потом их земле.

5 Кости его собирать после смерти не должен наследник:

Долг свой последний себе сам уже отдал Пицент.

205

Право же, Артемидор, настолько плащи твои грубы,

Что безусловно тебя можно Сагаром назвать.

Вот он: довольно ему его одинокого глаза,

Вместо другого на лбу нагло зияет гнойник.

Не презирай молодца: никого вороватее нету;

У Автолика и то так не зудела рука.

5 Если он в гости придет, то помни: будь осторожен;

Удержу нет, и хотя крив он, но в оба глядит.

Тут из-под носа у слуг пропадают и кубки и ложки,

Да и салфеток убрал много за пазуху он.

Он не упустит плаща, соскользнувшего с локтя соседа,

10 И постоянно домой в двух он накидках идет.

И у домашних рабов задремавших даже лампаду

Не постесняется он с пламенем прямо украсть,

Коль ничего не стащил, своего же раба обойдет он

Ловко, и сам у него тащит он туфли свои.

Клавдия, ростом могла б с палатинского быть ты колосса,

Если бы на полтора фута пониже была.

Позеленел Харин, вопит он, рвет, мечет

И сук высокий, чтоб повеситься, ищет.

Не потому, что славен я во всем свете,

Что свиток мой красив и кедрецом смазан,

5 Что все меня читают в областях Рима,

Но что под Римом у меня своя дача,

Куда не на наемных мулах я езжу.

Чего, Север, завиде пожелать злому?

А вот: пусть заведет себе мулов с дачей!

На обороте листов строчит Пицент эпиграммы

И огорчен, что к нему Феб обернулся спиной.

В Тестила Авл наш влюблен и к Алексию страстью пылает,

Верно, теперь увлечен и Гиацинтом моим.

Вот усомнись-ка поди, что самих поэтов он любит,

Если в любимцев певцов он постоянно влюблен.

Чтоб просить и выклянчивать подарки,

Раз по восемь ты, Клит, в году родишься,

Всего-навсего три-четыре раза

Не справляя в Календы день рожденья.

Пусть лицо у тебя поглаже стертых

5 Морем камушков на сухом прибрежье,

Цвет волос потемней тутовки спелой,

Пуcть нежнее ты зыблемого пуха

И недавно створоженного сыра,

Пусть твои так полны и круглы груди,

10 Как у девушки, мужу их хранящей, —

Все ж ты кажешься, Клит, мне очень старым:

Кто поверит, что столько дней рожденья

Мог бы справить Приам иль Нестор-старец?

Словом, брось-ка бессовестный грабеж ты!

15 Если ж ты продолжаешь издеваться

И тебе раз в году родиться мало,

Я сочту тебя вовсе не рожденным.

Здесь, где блистает теперь издалёка Фортуны Возвратной

Храм, находился досель только священный пустырь.

Здесь величаво стоял в пыли от арктической брани

Цезарь, которого лик пурпурный свет изливал.

5 Здесь в лавровом венке и в праздничной белой одежде

Рукоплескал и кричал Рим, принимая вождя.

Места высокий почет и другими дарами отмечен:

Арка священная тут о побежденных гласит;

Много слонов впряжено здесь в парные две колесницы,

10 И золотая вождя статуя высится здесь.

Эти ворота твоих достойны, Германик, триумфов;

Городу Марса такой вход подобает иметь.

В жертву Августу ладан воскурите

Ради Силия нашего, Камены.

Ибо, сына кастальского пророка

Сделав консулом, в дом двенадцать фасций

5 Возвращает с почетным стуком трости

Наш единый оплот, глава наш — Цезарь.

Счастлив Силий: одно его желанье —

Третий консул в пурпурном облаченье.

Пусть Помпею сенат и зятю Цезарь

10 Даровали такой почет священный,

Что к себе имена их миротворец

Янус трижды занес, предпочитает