У ангела болели зубы… - Алексей Николаевич Котов Страница 36

Лена говорит очень быстро, и я теряю ход ее мысли. Я вспоминаю пляж. Что там, в сущности, произошло? А ничего особенного: удивленная своим поражением красивая брюнетка в красном купальнике одолжилась милым личиком у юной «Наташи Ростовой». Снежная Королева решила стать Гердой. И все!.. Но эта трагедия почему-то затянулась на двадцать три года.

– О чем вы думаете, страж? – обрывает мои мысли Лена.

– О вас, конечно. Иногда, по вечерам, в храм приходят люди, и я долго говорю с ними. Но с ними легче… Я не знаю, чем я могу помочь вам.

Лена выбрасывает сигарету и резко отворачивается. Она смотрит на храм.

– Вы не сможете, – глухо говорит она. – Потому что я сама толком не знаю, что со мной. Я вижу какие-то осколки «разбитого вдребезги», но чего?.. Я не вижу целого, понимаете? Я убежала из Франции, но здесь, в России, мне стало легче только на чуть-чуть.

– Вам нужно вернуться на двадцать три года назад.

– Зачем?

– Там, на пляже, вы могли бы и не заметить Сашку.

Лена подносит руку к лицу, но не прикасается к нему, словно боится сделать это, а поправляет прическу.

– Знаете, Алексей, я стала много думать после того, как вернулась. Раньше не замечала за собой склонности к философии, но теперь… Вот скажите мне, страж, что такое свобода? Это цивилизованная воля навести порядок на своей ночной тумбочке или это чисто человеческое «не хочу этого делать», за которое мы все имеем право зацепиться? Там, во Франции, я не захотела приводить в придуманный – придуманный не мной, а кем-то! – порядок мою личную жизнь. Это плохо?.. Но чем? Чем неживая система расположения вещей лучше, а главное, теплее живого беспорядка? Нужно проявлять волю?.. К чему? К тому, чтобы каждый день перебирать вещи? Да, для меня это не сложно. Но уже потом, глядя на этот порядок, мне вдруг становилось тоскливо и скучно…

– А чем веселее второе? – все-таки возражаю я и улыбаюсь. – Однажды я перепутал глазные капли с жидкостью для электронной сигареты. Вот радости-то было!.. Потом вслепую искал кран на кухне и в спешке чуть вдребезги не разбил коленку.

Лена смеется. В ее глазах снова задорно светятся задорные огоньки пляжной брюнетки.

– Все так, все так!.. Простите, а когда вы искали кран, сколько раз вы назвали себя дураком?

– Раз сто, не меньше.

– Теперь ответьте, пожалуйста, если бы вы навели порядок на тумбочке, была ли бы тогда у вас – нет, не желание, а возможность – назвать себя дураком?

– Нет. И что из этого?

– Скажите, а вы всегда делаете только умные вещи?

Какое-то время я молча любуюсь веселыми бесенятами в глазах Лены.

– Ну, не всегда…

– Вот видите. А теперь представьте, что вы вдруг стали настолько правильным человеком, что… я не знаю… ну, словно бы деревянным, автоматическим болваном и вам совершенно не за что себя выругать. Вы были бы счастливы?

– Мне все-таки больше нравится порядок.

– Мне тоже. Но для того, чтобы узнать зачем это нужно, однажды стоит забыть навести этот порядок.

– Кажется, противный и мудрый ужик в «Песне о соколе» Горького заявил, что он понял, что такое счастье полета. Он сказал, что «оно – в паденье».

– Да не так же!.. Не так. Вопрос в том, почему вы забываете о привычном порядке, понимаете? Почему вы утром перестаете перебирать привычные вещи, и даже не взглянув на эту чертову тумбочку, встаете и, ругая себя, плететесь на кухню готовить кофе. Почему сбивается ваша компьютерная программа, вот в чем вопрос, – Лена смотрит на догоревшую до фильтра сигарету и морщится: – Ведь сколько раз давала себе слово! У вас где вода?

– Там, – я показываю на кусок пластиковой трубы, торчащий из земли возле противоположенной воротам, задней калитки. – У нас скважина и лучшая в городе вода.

– Так уж и лучшая?

– Идемте, сами попробуете.

Лена пьет воду, подставляя под упругую струю воды сомкнутые ладошки.

– А ведь вы правы, стаж, – Лена светло улыбается. – Наивкуснейшая!..

Разговор уходит в сторону, и мы говорим о воде, а потом о погоде. Лена касается прежней темы лишь когда мы направляемся к ее машине.

– Что Франция?.. Ну, Франция и Франция, что с нее взять-то? – говорит Лена. – Пожили там, теперь поживем дома. Меня как-то раз сын спросил: «Мама, а почему мы так долго не возвращались?» Пришлось посылать его за ответом к дедушке. Знаете, Алексей, у меня просто замечательный папа. Бывший военный, ему уже за восемьдесят, но он такой патриот, что… – Лена щелкает пальцами, поднимает вверх большой палец и смеется. – В общем, просто ужасный. Теперь самая любимая вещь Мориса – пилотка образца сорок пятого года. Дед и на демонстрации его водит. Ну, там типа «За Родину, за Сталина!» Морису теперь четырнадцать, его на шею не посадишь, но дед все равно доволен. Говорит, что все исправит и время есть…

Лена смеется, целует меня в щеку и говорит: «До скорого, страж!..»

Фотография четвертая: территория храма, 15 мая 2017 года.

… Начало мая выдалось капризным и прохладным. Это значит, что ночью в храме будет холодно и мне приходится надеть теплый свитер.

За десять минут ходьбы моя спина покрывается испариной. Сегодня понедельник и вечерние улицы не столь многолюдны, а на дороге мало машин. Их гул режет тишину как нож толстый торт на порционные куски.

За дверью храма меня ждет дежурная. Именно ждет – она стоит в трех шагах от двери, и я сразу же натыкаюсь на ее любопытствующий взгляд. Чему-то загадочно улыбаясь, она протягивает мне конверт. На нем изображена Эйфелева башня. Еще не взяв конверт в руки, я успеваю прочитать на нем: «Стажу Алексию».

– Вам, – поясняет дежурная. – Еще днем какая-то симпатичная дама передала. Иностранка, что ли?

Дежурная вопросительно смотрит на меня.

– Москвичка, – коротко отвечаю я.

– А-а-а!.. – понимающе тянет дежурная.

Секунд десять она еще смотрит на меня, но, наконец-то, поняв, что я не буду вскрывать конверт в ее присутствии, берет в руку сумку.

– Ну, я пошла?

– С Богом.

Женщина истово крестится:

– Спаси и сохрани, Господи!..

«Спаси и сохрани…», – мысленно повторяю я.

Я не жду плохих вестей, но почему Лена – а то, что это она, я понял не столько по Эйфелевой башне, сколько по шутливой надписи – вдруг решила передать мне конверт? Странно немножко… Жизнь любит преподносить сюрпризы и в более безобидных ситуациях.