Очерки по теории сексуальности [litres] - Зигмунд Фрейд Страница 36

* * *

«Шестое апреля. После обеда мы с Гансом вышли из дома. При появлении лошадей я каждый раз спрашиваю, не видит ли он у них «что-то черное возле рта». Он каждый раз отвечает отрицательно. Я спрашиваю, как именно выглядит это черное; он говорит, что похоже на черное железо. Значит, мое первое предположение, что это толстый ремень, часть упряжи ломовых лошадей, не подтверждается. Я спрашиваю, не напоминает ли это «черное» усы; Ганс говорит, что только цветом. Итак, я до сих пор не знаю, что это такое на самом деле.

Страх заметно ослабел: на сей раз Ганс решается подойти к соседнему дому, но быстро возвращается, когда слышит издали цокот лошадиных копыт. Если повозка останавливается у нашего дома, он в страхе бежит внутрь, потому что лошади перебирают ногами. Я спросил, почему он боится: может, его пугает, что лошади делают вот так (при этом я топаю ногой). Он ответил: «Не надо шуметь ногами!» Сравните эти слова с рассказом о падении лошади, тащившей конку.

Особенно сильно он пугается, когда мимо проезжает мебельный фургон. Он сразу убегает в дом. Я спросил с деланым равнодушием: «Разве мебельный фургон не выглядит точно так же, как конка?» Он ничего не ответил, и я повторил свой вопрос. Он неохотно проговорил: «Конечно, иначе я не боялся бы фургонов».

* * *

«Седьмое апреля. Сегодня я опять спросил, как выглядит это «черное у рта» лошадей. Ганс ответил: «Как намордник». Удивительно то, что за последние три дня мы ни разу не видели лошади с подобным «намордником». Более того, лично мне на прогулках такие лошади вообще не попадались, хотя Ганс уверяет, что они существуют. Подозреваю, что на самом деле какая-то часть упряжи, нечто вроде толстого ремня, напомнила ему усы и что после моего разъяснения этот страх стал исчезать.

Состояние Ганса неуклонно улучшается, радиус круга его деятельности, считая центром входную дверь нашего дома, становится все больше. Он даже совершил подвиг, прежде для него невозможный, – перебежал на другую сторону улицы. Весь страх, который остался, связан только с конками, и содержание этого страха мне пока непонятно.

* * *

«Девятое апреля. Сегодня утром Ганс пришел, когда я умывался, обнаженный до пояса.

Ганс: «Папа, ты такой красивый, такой белый!»

Я: «Ну да, как белая лошадь».

Ганс: «Только усы черные. (Задумчиво.) Или это черный намордник?»

Я рассказал ему, что вчера вечером был у профессора, и прибавил: «Он хотел бы еще кое-что узнать». Ганс ответил: «Какой он любопытный, прямо как я».

Я сказал, что знаю, при каких обстоятельствах он шумит ногами. Он прервал меня словами: «Ага, когда я злюсь или когда нужно ка-ка, а хочется играть». (Действительно, когда он злится, то обыкновенно топает ногами. А «ка-ка», нетрудно догадаться, означает акт дефекации. Когда Ганс был совсем маленьким, он однажды, вставая с горшка, воскликнул: «Глядите, ка-ка!» Это обозначение сохранилось в нашей семье по сей день[157]. Раньше, когда его сажали на горшок, а ему не хотелось прекращать игру, он имел привычку топать ногами и размахивать руками, а бывало, и катался по полу.)

Я: «Ты дрыгаешь ногами и тогда, когда тебе нужно пи-пи, а от игры отрываться не хочется».

Ганс: «Ой, я хочу пи-пи!» Он убежал, словно подтверждая свои слова».

Будучи у меня, отец мальчика спрашивал, о чем, по моему мнению, должно Гансу напоминать лошадиное дрыганье ногами. Я предположил, что все дело наверняка в реакции собственного организма на сдерживаемый позыв к мочеиспусканию. Ганс фактически подтвердил мое предположение: в ходе разговора с отцом у него возникла потребность помочиться; также он указал на другие значения выражения «шуметь ногами».

«Затем мы вышли на улицу. Проехала повозка, груженная углем, и Ганс сказал: «Папа, от нее мне тоже страшно».

Я: «Может, это потому, что она такая же большая, как конка?»

Ганс: «Ага, а еще на ней столько всего лежит! Лошадки сильно устают и могут упасть. Когда повозка пустая, я не боюсь». Ранее я уже отмечал, что беспокойство у него у вправду вызывают лишь изрядно нагруженные повозки».

Ситуация, при всех разъяснениях, представляется крайне смутной. Анализ практически не приносит результатов, и я боюсь, что дальнейшее изложение подробностей грозит утомить читателя. Впрочем, такие вот «смутные» промежутки встречаются в каждом сеансе психоанализа. Забегая вперед, укажу, что очень скоро Ганс, совершенно неожиданно для всех, заговорил совсем о другом.

* * *

«По возвращении домой я заговорил с женой, которая днем сделала различные покупки и решила их мне показать. Среди прочих вещей была пара желтых дамских панталон. Ганс скривился, несколько раз произнес: «Уф!», сел на пол и сделал вид, что отплевывается. Жена пояснила, что это не впервые, что он уже поступал так, когда видел панталоны.

Я: «Почему ты говоришь «уф»?»

Ганс: «Из-за панталон».

Я: «Почему? Потому что они желтые и напоминают тебе ка-ка или пи-пи?»

Ганс: «Ка-ка не желтые, они белые или черные». (Помолчал и прибавил:) «А правда, что делать ка-ка легче, если ешь сыр?» (Как-то я дал ему такой ответ, когда он спросил, почему я ем сыр.)

Я: «Да».

Ганс: «Понятно. Вот ты каждое утро идешь делать ка-ка. А почему мне не кладут сыр на бутерброд? Я тоже хочу».

Еще вчера, скача вприпрыжку по улице, он спрашивал меня: «А правда, что когда много прыгаешь, легче делать ка-ка?» Он сызмальства испытывал затруднения с кишечником, нам часто приходится прибегать к слабительному и клистирам. Некоторое время назад привычные запоры настолько усилились, что жена обратилась за советом к доктору Л. Тот высказал мнение, что Ганса перекармливают – это вполне соответствует действительности, – и посоветовал перейти на умеренное потребление пищи, что немедленно принесло заметное облегчение. Однако недавно запоры опять внезапно участились.

После обеда я сказал: «Будем опять писать профессору». Ганс тут же начал мне диктовать: «Когда я увидел желтые панталоны, то сказал «уф», плюнул, сел на пол и зажмурился, чтобы не смотреть».

Я: «Почему?»

Ганс: «Потому что я увидел желтые панталоны; так было, и когда я видел черные[158]. Те черные тоже панталоны, только они черные. (Прерывает себя). Мне так хорошо, папа! Я всегда радуюсь, когда пишу профессору».

Я: «Почему ты сказал «уф!»? Тебе было противно?»

Ганс: «Да, потому что я увидел панталоны и подумал, что пора делать ка-ка».

Я: «Почему?»