Евгений Красницкий - Сотник (Часть 1-2) Страница 37

«То, что отец Михаил по тем морям ходил исключительно пассажиром, тебе, княже, знать необязательно, а Егор меня не выдаст – его такая рекомендация князю более чем устраивает. Так что уверится князь Городненский, что видит перед собой редкое по нынешним временам явление – отрока, который охотно учится везде, где только можно: мало ли какие казусы в жизни случаются. Колдовство же князюшке примерещилось ввиду тяжелой болезни и общей нестандартности ситуации».

Ещё в школе Ратников запомнил, что дороги на Руси – это прежде всего реки, но только сейчас он осознал эту расхожую истину в полной мере. Именно реки связывали огромные, по сравнению с землями франков или тевтонцев, пространства в единый организм, не давая ему окончательно развалиться на обособленные осколки еще недавно великого целого. По рекам и зимой и летом шел обмен новостями, людьми, товарами. Весной и осенью дыхание огромной страны ненадолго затихало, чтобы вновь ожить, как только станут пути, что водный, что ледовый.

«Что вы хотите, сэр Майкл? «Из варяг в греки» – натуральный средневековый автобан – и это мы еще не по самому популярному маршруту идем, да не в самое мирное время. А что же тогда творится на основных путях? Озолотится дядюшка на сети пятизвездочных отелей «Никифор и Ко».

Потихоньку обучая свою команду новому делу – работе с парусами, Мишка на протяжении нескольких дней пути прикидывал, как бы ему обернуть экспромт с пленением князя к своей пользе. Соображения, что удача эта весьма сомнительная и больше смахивает на визит северного родича бронзового лиса, он уже давно отмел. Главное – удача! Надо только грамотно ей распорядиться.

То, что никакого выкупа со Всеволода Городненского он получить не сможет в принципе, Ратников понял довольно быстро. И вовсе не потому, что боярич намеревался и дальше изображать благородного рыцаря. Хрен им! Мог бы – ободрал, аки липку. Но невместно сотнику Младшей стражи, входящей в Погорынское войско на службе князя Туровского, запускать руку в карман своего сюзерена, пусть и опосредовано: Городно-то входило в Туровские владения.

Какое наказание для проштрафившегося родича выберет князь в Турове – и тем более в Киеве –неведомо, и высовываться на уровень, где принимаются такие решения, четырнадцатилетнему сотнику никак не стоило. Себе дороже могло выйти. Самым разумным сейчас было бы как можно скорее найти того, кому можно скинуть это счастье вместе со всеми прилагающимися к нему проблемами. Причём выбирать этого «кого-то» следовало правильно, то есть, чтобы он, во-первых, все юридические и морально-этические сложности мог грамотно разрулить в силу своего положения и большего, чем у Мишки, допуска; во-вторых,

чтобы он хотел этим заняться – или захотел после грамотно проведенной разъяснительной работы с указанием вытекающих для него лично выгод; и, наконец, в-третьих, чтобы он воспринял этот подарок судьбы с должной благодарностью к тому, кто его ему подогнал. И не забыл впоследствии отблагодарить.

«Кхе… Осталось найти клиента».

Впрочем, первый «клиент» нашелся сам. И не просто нашелся, а гнался за ними от самого Городно, не покладая весел. Дядюшка Никеша на двух ладьях с дюжими гребцами чуть не взял племянника на абордаж в верховьях Немана. Если бы не Роська, издалека опознавший Никифоровы суда, могло бы и стрельбы дело дойти.

Родственник как раз возвращался из успешного вояжа, связанного с поставками оружия куда-то в низовья Немана, и начавшийся набег ляхов благоразумно решил пересидеть в Городно, где у него хватало и просто знакомцев, и деловых партнеров. Судя по дядюшкиным обмолвкам, Мишка пришел к выводу, что какие-то дела связывали ушлого купца с Веселухой, а через него – и с самим Всеволодом: не могли такие объемы оружия пройти мимо внимания князя, сидевшего в приграничной крепости. Скорее всего, и велась-то эта торговля с его прямого благословения и по его указаниям – кому, что и в каком количестве можно продавать.

Вот от Веселухи Никифор и услышал о сотне, состоящей из странных мальчишек с самострелами под командованием наглого до невозможности боярича Мишки, который увез княжескую чету в неизвестном направлении. Узнав же в описании «нахального щенка» собственного племянника, любящий дядюшка быстро собрался и, невзирая на опасность путешествия в военное время, шустро рванул следом, здраво рассудив, что его ражие гребцы легко догонят непривычных к веслам пацанов.

Бывалый купец никак не мог учесть Мишкин яхтенный опыт и не предполагал, что шустрый племяш экстренно модифицирует доставшуюся ему ладью и парусную оснастку так, что нагнать его удастся почти у самого переволока. К моменту встречи он уже уверился, что либо Мишкина авантюра все-таки закончилась самым плачевным образом, либо он просто обогнал мальцов, выбившихся из сил и затихарившихся в устье одного из многочисленных притоков Немана. Посему Никифор пребывал в крайне раздраженном состоянии, точнее говоря, озверел вконец.

Так что первые слова, которые Мишка услышал от дражайшего родича, оказались вполне предсказуемыми и практически ничем не отличались от того, что через несколько дней высказывал боярин Федор:

– Не на свой каравай рот раззявил! Ты хоть понимаешь, на кого замахнулся, щенок?! – ну и дальше, согласно прейскуранту; разве что, в отличие от боярина, Никифор был трезв, аки стеклышко.

В результате дальнейшей беседы Мишка, правда, не совсем понял, чьи именно неприятности анкл Ник принял так близко к сердцу – будущие племянника или нынешние княжьи: переживал он так, будто князь Всеволодко приходился близким родичем не только Мономашичам, но и ему лично.

Впрочем, внезапному появлению дядюшки, несмотря на то, что тот поначалу не изъявлял сильного желания прижать племянника к груди, Мишка не на шутку обрадовался. Во-первых, стало совершенно понятно, что другой погони можно не опасаться: Веселуха, судя по привезенным сведениям, в ближайшее время будет крайне занят подготовкой обороны Городно. Конечно, рано или поздно полусотник выяснит, что его, мягко говоря, дезинформировали, но для этого ему придется, как минимум, собрать хоть какие-то разведданные, да еще убедиться в их достоверности. Вот только в здешних условиях и при сильных потерях в личном составе городенского гарнизона в результате последних событий дело это не быстрое, и погоня за «княжескими похитителями» к тому времени потеряет всякую актуальность. А чтобы выпустить пар, выместить все свои огорчения последних недель и возместить убытки городненцам и ляхов с компанией более чем достаточно.

Во-вторых, Никифор рванул в погоню за племянником отнюдь не с пустыми руками: ушлый купец нагрузил две ладьи, захватив с собой и провизию, и одежду, соответствующую прогнозу погоды и приличествующую высокому статусу vip-пленников, и много чего еще, что позволило создать хоть сколько-то сносные условия княжеской чете и сопровождающим ее лицам, избавив Мишку хотя бы от этой головной боли.

Собственно, из «сопровождающих лиц» наибольшие трудности создавало одно-единственное – Дунька-отличница. Вся морока с раненым князем и реверансы вокруг княгини, которая хоть и требовала к себе соответствующих статусу внимания и почтения, но пустыми придирками никого не изводила, не шли ни в какое сравнение с простодушной девчоночьей назойливостью и непосредственностью дрессированной болонки.

Мишка проклял тот час, когда согласился включить в свиту княгини это невинное создание. Ему и в голову не могло прийти, сколько неприятностей может создать девица ее лет и воспитания, не выходя при этом за рамки приличия и не выказывая особых капризов, но Дунька быстро показала, как глубоко он заблуждался на этот счет. Девчонка взялась выполнять при княгине (или княгиня сама так определила, не суть) роль пресс-секретаря по «связям с бояричем» и каждый раз умудрялась оказаться в самом неподходящем месте и в самый неподходящий момент с очередным вопросом или распоряжением от Агафьи, так что шугануть ее совсем уж доходчиво не представлялось возможным из протокольно-дипломатических соображений. Намеков же она не понимала категорически, правда, почему-то каждый раз, когда ей пытались вежливо указать на нежелательность ее присутствия в данном конкретном месте, надувалась и демонстративно обижалась, но хватало этого, к сожалению, ненадолго.

К тому же Савелий Молчун, которого Дунька панически боялась с той самой эпической сцены перед допросом ляха, на ладье отсутствовал (он вместе с Чумой вошел в конный отряд, передвигавшийся по берегу), а прочих членов экипажа девчонка, преисполненная сознанием собственной значимости, как доверенной ближницы княгини, в расчет не брала. В конце концов, она умудрилась свалиться за борт во время очередного резкого маневра ладьи, усугубленного не слишком грамотными действиями неопытной «парусной команды».