Unknown - i e8c15ecf50a4a624 Страница 37

Подводя итоги второго «министерского» кризиса, В. И. Ленин в специальной статье «О значении кризиса» писал: «Говорят: кризис ставит вопрос о нарушении конституции. На самом же деле кризис ставит вопрос о неправильном представлении октябристов и кадетов от­носительно конституции, о коренном заблуждении обеих партий на этот счет» [313]. Приведя затем слова из статьи Громобоя «Разрытый муравейник» о неоправдавшихся обещаниях, В. И. Ленин делает следующий исключитель­но важный вывод:

«„Обещание44, по признанию октябристов, не оправда­лось.

Что это значит?

На самом деле политика Столыпина была не обепщ- нием, а политической и экономической реальностью по­следнего четырехлетия (если не пятилетия) русской жиз­ни. И 3 июня 1907 года и 9 ноября 1906 (14 июня 1910 г.) — не обещания, а реальности. Организованные в национальном масштабе представители дворянского крупного землевладения и верхов торгово-промышленно­го капитала проводили, осуществляли эту реальность. И если теперь голос октябристского, московского (а, зна­чит, и всероссийского) капитала говорит: „не оправда­лось44, то этим подводится итог определенной полосе поли­тической истории, определенной системе попыток „оправ­дать44 требования эпохи, требования капиталистического развития России посредством III Государственной думы, посредством столыпинской аграрной политики и так да­лее. Со всей добросовестностью, со всем усердием, не ща­дя живота, не щадя даже мошны, октябристский капитал помогал этим попыткам и теперь вынужден признать: не оправдалось.

Значит дело вовсе не в нарушении обещаний, не в „на­рушении конституции44 — ибо смешно отрывать 14-ое марта 1911 года от 3-го июня 1907 года,— а в неисполни­мости требований эпохи путем того, что октябристы и ка­деты называют „конституцией44» [314].

Неисполнимость эта была обусловлена тем, что страна переживала не конституционный, а революционный кризис. Процитировав слова Громобоя из той же статьи о том, что

для защиты «истины» «не требуется Коперников и Гали­леев», В. И. Ленин с ироней замечает: «Иллюзия, г. Гро- мобой! Без „Коперников и Галилеев" не обойдется. У вас „не оправдалось", без этих не обойдется» [315]. Без революции не обойдется — таков итог второго «министерского» и «пар­ламентского» кризисов.

После «парламентского» кризиса акции октябристов еще сильнее покатились вниз. На дополнительных выборах в Москве по второй курии кадет Н. В. Тесленко легко ос­тавил за флагом октябристского кандидата, заместителя председателя ЦК Союза 17 октября профессора К. Линде- мана. А при выборах в IV Думу расплата настигла и самого Гучкова —он был забаллотирован первой московской ку­рией.

На московском торгово-промышленном небосклоне всхо­дила новая звезда — партия прогрессистов, окончательно оформившаяся уже после выборов в IV Думу (в ноябре 1912 г.), во главе с П. П. Рябушинским, Коноваловым и др. Создание партии прогрессистов было, несомненно, реак­цией московской буржуазии на крах октябризма.

Однако надежды ее лидеров на то, что новая партия/ явится центром, который объединит весь либерально-бур­жуазный лагерь, присоединив к себе «левых» октябристов, с одной стороны, кадетов — с другой, не оправдались. Образование партии прогрессистов было шагом вперед на путях политической консолидации буржуазии. В то же время оно свидетельствовало о бессилии буржуазии соз­дать свою единую «деловую» партию.

Спустя год после нового «министерского» кризиса вы­званная Ленским расстрелом могучая волна революцион­ного рабочего движения нанесла огромной силы удар всему зданию третьеиюньской монархии и подвела окон­чательный итог пятилетней деятельности III Думы. То, чего так боялись реакция и веховская контрреволюция, то, чем они пугали друг друга, наступило. «Ленский рас­стрел,— писал В. И. Ленин,— явился поводом к переходу революционного настроения масс в революционный подъ­ем масс» [316]. Провалились как расчеты Столыпина на дли­тельное «успокоение», так и надежды либералов на победу

ликвидаторства в рабочем движении. Истинные размеры и последствия понесенного помещичье-буржуазной контрре­волюцией поражения лучше всего подтверждались вывода­ми, которые были сделаны идейными вождями ее правого и левого флангов.

«Возможность таких событий после пятилетнего суще­ствования Третьей Думы,— уныло констатировала „Речь“,— служит лучшим показателем ее работ»[317]. В статье «Самозванная власть» Меньшиков делал очень по­казательные признания по поводу первомайской демонстра­ции 1912 г. в Петербурге. «Первое мая в Петербурге,— писал он,— прошло гораздо хуже, чем можно было бы желать». Несмотря на заранее принятые меры, «по чьей- то невидимой команде сотни тысяч рабочих прекратили работу и вышли на улицу». Особенный ужас у автора статьи вызвали высокая дисциплина и организованность стачки. «Именно дисциплинированность,— подчеркивал Меньшиков,— отличает политическое движение от поли­цейского беспорядка. Очевидно, рабочий пролетариат Пе­тербурга уже сорганизован для некоторых совместных дей­ствий. Очевидно, он имеет над собой им признанную ка­кую-то тайную власть, более влиятельную, чем официальное правительство». Общий вывод сводился к тому, что «рево­люционные вожаки уже держат пролетариат в повинове­нии, в условиях постепенного накапливания сил и целесо­образной их траты» [318]. То же констатировал и орган Стру­ве: «вернулось дооктябрьское (1905 г. —А. А.) отношение к власти» [319].

Отныне, как это стало ясным для вождей либерализма, течение политической жизни России будет определяться силами, развязанными Ленской стачкой. «...События раз­вертывались и подтвердили другую сторону формулы ми­нистра (А. А. Макарова.—А. А.): „так было, так будет“»,— писала «Речь»[320]. Ей вторила «Русская мысль»: уличные демонстрации в Петербурге были поддержаны массовыми забастовками. Рабочие отвечали Макарову той же фразой: «так было, так будет». «Надежды на органическое разви­тие,— писал веховец Булгаков,— становятся все слабее».

«Девять десятых русской жизни,— признал полгода спус­тя другой веховец, Изгоев,— течет вне фарватера Госу­дарственной Думы». «Добром это не кончится»,— ве­щал он, ссылаясь на слова Гучкова, который заявил, что считает внутреннее положение страны с точки зрения контрреволюции «безнадежным» [321].

Особую тревогу внушало кадетам явно обнаружившееся банкротство ликвидаторов, которое они связывали с крахом столыпинской «конституции». Тот же Изгоев был вынуж­ден признать, что «Правда» полностью побивает ликвида­торскую газету «Луч» в смысле влияния в рабочем классе. В связи с этим он ставит главный вопрос: «Каково же бли­жайшее будущее „ликвидаторства44? Кто победит: больше­вики или ликвидаторы?» Ответ его был следующим: «В ко­нечном счете победа будет зависеть не столько от сил и та­лантов борцов, сколько от условий общего политического развития России... Если напору реакции не будет положен предел, если конституционных сил России окажется недо­статочно для мирного государственного преобразования, то большевизм несомненно будет победителем и загонит лик­видаторов в задний угол» [322].

Это писалось уже во времена IV Государственной думы, когда всем, в том числе и Изгоеву, было ясно, что надежд на «мирное государственное преобразование» нет никаких, что страна семимильными шагами идет к новой рево­люции.

НАЧАЛО РАСПАДА

ТРЕТЬЕИЮНЬСКОЙ

СИСТЕМЫ

Выборы в IV Думу. Последний акт третьеиюньского фар­са царизм разыграл уже с IV Думой. Начался он с изби­рательной кампании. На этот раз фальсификацпя выборов, основанная на полицейском произволе, сенатских «разъ­яснениях», кассировании результатов неугодных выборов, фантастических комбинациях с разделением предваритель­ных избирательных съездов по местностям, национально­стям и группам, приняла поразительные масштабы и формы.

Славу Крыжановского как «мага и волшебника» по ча­сти «делания» выборов в III Думу совершенно затмил его преемник товарищ министра внутренних дел Харузин. Он развернул свою деятельность в духе тех рекомендаций, которые изложил нижегородский губернатор Хвостов на заседании Совета министров совместно с губернаторами, посвященном подготовке к избирательной кампании. Реко­мендации эти были таковы, ка'к свидетельствовал позже новый глава правительства, что, будучи произнесены вслух, вызвали неловкое молчание даже у коллег и едино­мышленников *.

Но дело не ограничилось только этим. Один весьма су­щественный и новый момент отличал деятельность прави-

В. Н. Коковцов. Из моего прошлого, т. II, стр. 110.

11 А. Я. Аврех

тельства. При выборах в III Думу оно оказало мощную под­держку не только правым, но и октябристам. В частности, выборы Гучкова обеспечивали, по прямому указанию Столыпина, московский градоначальник Рейнбот и изве­стный черносотенный деятель протоиерей Восторгов, ко­торым, помимо всего прочего, выделили для этой цели из­вестную сумму казенных денег. Некоторые Правительствен­ные чиновники даже выступали инициаторами создания местных отделов Союза 17 октября. Теперь же с покрови­тельством октябристам было покончено. Более того, прави­тельственная избирательная машина использовалась про­тив «левых» октябристских кандидатов. По этому поводу вся либеральная пресса подняла неистовый шум, обвиняя правительство в том, что оно хочет получить исключитель­но право-националистическую Думу и не допускать в нее представителей «общества», т. е. октябристов и кадетов. В доказательство приводился еще один аргумент: невидан­ная дотоле мобилизация духовенства. Либеральная пресса уверяла читателей, что правительство намеревается по­слать в Думу не менее 150 священников, которые все как один будут действовать по команде обер-прокурора Сино-, да. Уже в ходе выборов и позже, когда обнаружилось, что выдвинутая версия несостоятельна, та же печать стала доказывать, что, из-за протестов дворян, с одной стороны, и Министерства внутренних дел — с другой, было решено послать в IV Думу столько же священников, сколько их имелось в III Думе, а голоса духовенства использовать для проведения нужных кандидатур из право-национали­стического лагеря.