Ненужная королева. Начать сначала - Полина Верховцева Страница 37

Я соскользнула с Сэма и отправилась за ней по той части тропы, что уводила налево. Мы прошли мимо зарослей дикой смородины, обогнули орешник и уперлись в колючие кусты боярышника.

Я уже ничего не спрашивала. Девчонка хотела показать мне что-то? Пусть показывает. А потом я отвезу ее в город и больше не приду, как бы не звала.

Натянув рукав, чтобы не уколоться, она раздвинула ветки, глянула туда, а потом кивнула, подзывая ближе.

Я тоже заглянула в прореху и нахмурилась, потому что ожидала увидеть, что угодно, но только не ветхую землянку с крышей, покрытой мхом. Она не пустовала – крошечных круглых окнах едва теплился свет, и маячила одинокая тень – но я никого не чувствовала. Пусто.

— Кто там? — прошептала я, сдвигая в сторону еще одну ветку.

— Та, кто тебе нужна.

Я понятия не имела, о чем речь, но разобраться хотела. Поэтому выбралась из кустов и, не таясь, направилась к землянке.

Глава 42

Стучать не стала. Вместо этого толкнула старую покосившуюся дверь и без приглашения шагнула внутрь.

— Зачем пришла? — тут же раздался скрипучий старческий голос.

Возле круглого мутного окна за деревянным столом сидела старуха и обдирала сухие листы с веток. Руки ее были скрючены от старости, но узловатые пальцы с длинными серыми ногтями двигались проворно. На сухом, изборожденном морщинами лице отпечатались непростые годы, щедрые на невзгоды и хлопоты, а белесые глаза слепо смотрели в стену.

— К тебе, — я подошла ближе.

В душной землянке негде было развернуться. В одном углу очаг, на котором булькала вода в трех закоптившихся кастрюлях, в другом – низкий топчан, заваленный ветхими одеялами, да комод с десятком маленьких выдвижных ящичков. По всем стенам развешаны полки со склянками и мотки трав. От их густого маслянистого запаха щипало в носу.

— Ко мне кто попало не ходит, — все так же скрипуче отозвалась старуха, — дорогу найдут только те, кому я разрешила…или те, кому разрешение мое не требуется.

Она отложила в сторону веточку и обернулась. Оба ее глаза были затянуты мутной белесой пленкой, а вокруг дряблого рта залегли глубокие складки.

— Я не вижу тебя, — с интересом произнесла она, — личина хорошая и отвод сильный.

Любопытно.

— Я тоже тебя не вижу, — я села на жесткую лавку напротив нее. Взяла один лист из общей кучи и, растерев его между пальцев, понюхала. Незнакомая трава, по мне так пустая, но…

— Аккуратнее. На лицо попадет – через пять лет струпьями покроешься.

Я отбросила смятый лист и вытерла руку о подол:

— Так кто ты, старая? Не Темная, не Светлая. Сил не чувствую.

— Так и нет их, — усмехнулась она и снова принялась обдирать веточки, — верно ты сказала – старая я. Беззубая, да ослепла давно. Откуда силам взяться?

— А может ты просто дитя Пустоты? Дряхлое и слепое. То, которое не должно было родиться.

Улыбаться она перестала. Уставилась на меня пристально и хотя видеть не могла, но я чувствовала, как она прощупывает, пыталась рассмотреть, что спрятано за личиной.

— Кто ты? — ее голос стал похож на воронье карканье.

Я протянула ей руку. Однако притрагиваться ко мне старуха не спешила. Хмурилась, пытаясь понять, что к чему, и от волнения над верхней губой и по вискам выступили капельки горького пота.

Потом медленно, словно перед ней была не раскрытая ладонь, а оскалившийся стальными зубьями капкан, протянула руку. Коснулась и тут же отпрянула, но я не отпустила, сжала ее сухие, шершавые пальцы, не позволяя разорвать контакт.

Ее белесые глаза широко распахнулись, рот тоже, словно она пыталась дышать, но не могла сделать ни вдоха. Их горла вырвался надсадный хрип.

И правда дитя Пустоты. Сгубившее при рождении Светлую мать и Темного отца, заставив их силы схлестнуться и выжечь друг друга, оставив взамен черную дыру. Во всех мирах такие как она вне закона. Проводники, сквозь которых Низшие могут прорваться на поверхность.

Я отпустила ее.

— За мной пришла? — надсадно вдохнула старуха и отложила веточку, которую все еще сжимала в другой руке. Потом вытерла ладони о замызганный передник, и смиренно произнесла, — что ж я прожила долгую жизнь. Не скажу, что хорошую, но времени потоптать эту землю у меня было предостаточно…

— Как тебя зовут?

Старуха сморщилась и через силу произнесла:

— Дарёна.

Я попробовала имя на вкус. Настоящее. Не обманула старая.

— Мне твоя жизнь без надобности. — Я поднялась из-за стола и прошлась по закопчённой землянке: — Смотрю, ты отварами балуешься?

— Дар у меня — из простого клевера хоть любовное зелье сварю, хоть отраву, — просто ответила она, — больше ничего не умею, а вот листочки всякие да травинки чувствую.

— А не варила ли ты недавно это любовное зелье для Юджина из Сандер-Вилла?

— Для него – нет, — Дарёна покачала головой, — для его папаши – да. Сказал, что девку наглую усмирить надо. Мол, совсем от рук отбилась и забыла, где ее место…

Она осеклась и побледнела:

— Неужто тебя поили?

— Меня.

— Прости, — старуха задрожала еще сильнее и торопливо склонилась передо мной, — знала бы для кого снадобье, никогда бы не сделала. Прости дуру старую. Что мне сделать, чтобы искупить вину?

— Ответь на вопросы, а потом видно будет. Что еще ты варила для Эберли?

Дарёна на миг задумалась, а потом начала перечислять:

— Для сердца варила. Он жирный, как боров и давно бы помер без моих снадобий. Потом для сна готовила, и для того, чтобы заставить человека правду говорить. Чтобы воли лишить – и такое было. Отраву медленную, что силы выжигает и человека постепенно в гроб сводит…

— С сивайем?

— С ним.

Теперь ясно откуда у никчемного мужа Лилии взялась эта отрава.

— Еще делала зелье, вызывающее ломоту, кровь из горла и мертвый сон, и противоядие к нему.

А вот этим Лилия якобы травила бедолагу Юджина, и за это ее изгнали из Сандер-Вилла.

— Ты не смотри на меня так. Не по доброй воле я здесь живу и выполняю то, что прикажет. Поймал он меня, привязал так, что не дернуться. Я бы и рада уйти в лес, да помереть среди древних сосен, но не могу.

— Хочешь искупления и свободы? — я подступила к ней вплотную, пытливо вглядываясь