Vladimir - Unknown Страница 38

Неподалёку застонал раненый. Мы с Урхо поспешили к нему. Юный и тощий ефрейтор, на вид лет шестнадцати, совсем ребёнок, лежал в луже собственной крови и умоляюще смотрел на меня. Двумя руками он зажимал обильно кровоточащий живот. Я, не раздумывая, вытащил из подсумка санитарный индпакет и принялся перевязывать парня.

- Что тут произошло? – спросил нависший над нами мичман Урхо.

- Я не знаю, господин офицер, кто это был – сквозь стиснутые зубы ответил слабым голосом раненный. – Наш немецкий танк, два бронетранспортёра и три грузовика. Они смели нас в секунды. - Парень, истратив последние силы на ответ, закатил глаза и потерял сознание.

- Судя по всему, – задумчиво резюмировал командир диверсантов – кто-то провёл параллельную с нами операцию и, возможно провёл нас. – Они ещё находятся на территории завода, но времени у них мало. Через десять, край, пятнадцать минут здесь будет подкрепление в составе батальона охраны с фаустпатронами и тогда этим нашим загадочным танкистам несдобровать.

Мы поспешили по дороге вперёд и в километре от завода завели грузовик в скальную расщелину. Наш отряд спешился и рассредоточившись между камней, ближе к вершине скалы-сопки, залёг, чтобы сверху наблюдать за происходящим на дороге. Всё, что нам оставалось – это ждать. Вскоре мы услышали гул моторов. По направлению к заводу тяжёлой воды, натужно ревя на подъёме, двигался, поднятый по тревоге, батальон охраны - два бронетранспортёра и четыре грузовика наполненных солдатами. Колонна миновала нас и когда первый грузовик, преодолев подъём, оказался на вершине дорожного перевала, с противоположной стороны, снизу раздался орудийный выстрел. Снаряд ударил прямо в лобовую часть передового бронетранспортёра. Видимо, внутри его детонировало что-то вроде боезапаса. Транспортёр разнесло в куски. Шедший следом грузовик с солдатами тоже не уцелел. Кабины, как не бывало, а остатки кузова запылали багряным, с чёрными клубами дыма, костром. Солдаты посыпались из трёх следующих, находящихся ниже по дороге грузовиков. На вершине дорожного перевала, среди огня и дыма догорающих машин выросла огромная, грозная тень. В лучах близкого к горизонту ночного полярного солнца, рельефной чернью высветился силуэт огромного танка. Похоже, это был собственной персоной новейший, модернизированный Тигр – прощальный подарок Вермахту от талантливых инженеров заводов Хеншеля и Порше. Снизу, со стороны батальона охраны послышались характерные хлопки – это солдаты открыли огонь по танку фаустпатронами и панцерфаустами. Заряды срабатывали в основном на земле, в недолёте, изредка совсем рядом и совсем уж редко на лобовой броне Тигра, не причиняя железному монстру видимого вреда. Тигр повёл стволом чуть вниз и, принялся огрызаться, бегло паля по противнику из башенного орудия, не забывая при этом разбавлять орудийную пальбу пулемётным огнём.

За всем этим я следил в бинокль из своего укрытия. Впервые приходилось мне наблюдать не морской бой, а полноценное сухопутное боестолкновение. С обеих сторон работало лучшее в мире немецкое оружие. Осознание этого факта, признаться, навевало на меня глубокую тоску, но… на войне чего только не бывает. Одинокий, неуязвимый танк, похоже, капитально запечатал проход для солдат и офицеров, находящихся ниже его по склону. Так продолжалось минут двадцать. Вдруг я заметил белое пятно, фигурку снизу, ползком, подбирающуюся к танку. Я навёл резкость бинокля. Это был подросток. Маленький, юркий и рыжеволосый. Он скинул шинель и оставался в серо-зелёных, слишком просторных для него солдатских штанах и белой, перепачканной дорожной грязью рубашке. За собой мальчишка тащил небольшой, но явно тяжёлый гранатный ящик. Он подполз к танку вплотную и исчез под его днищем. Через мгновение раздался взрыв. Многотонную махину даже слегка подбросило. Танк дернулся, чуть подался вперёд и покатился вниз по склону. Затем, через десяток метров, сильно накренившись на правый борт, замер. Признаков жизни он больше не подавал.

Тут произошло уж вовсе неожиданное. На перевал со стороны танка поднялся и остановился там бронетранспортёр. Солдаты внизу, истратив, видимо, гранаты и фаустпатроны принялись бесполезно поливать его стрелковым огнём. Из бокового люка бронеавтомобиля выбрались двое. Хотя, оба были облачёны в полевую форму горных стрелков, одного из них я узнал. Я помнил его по службе на базе кригсмарине в Сен-Мало. Это был Людвиг, один из молодых флотских офицеров, служивших под началом Гюнтера Пруса на его знаменитом у-боте Дракон Апокалипсиса. Это он, коренастый, ловкий блондинчик выбил у меня из руки пистолет, когда я собирался прикончить его любимого командира в загородном клубе. Людвиг скрылся под днищем Тигра на несколько долгих минут. Его транспортёр всё это время поливал сверху пулемётным огнём солдат внизу, не давая им поднять головы из-за камней. Наконец из-под танка вновь показался Людвиг.

Ну конечно, так я и предполагал! Блондин тащил за собой Пруса. Гюнт Дракон выглядел не блестяще. Лицо в крови, одна нога волочится по земле, а из штанины торчит белый, как сахар, обломок кости. Дебют Дракона в роли танкиста прошёл, видимо, не без ущерба для морской рептилии. Хорошо же его отделал своими гранатами рыжий мальчишка из гитлерюгенда. Напарник Людвига подхватил раненого со своей стороны и все трое скрылись в люке транспортёра. Бронированная машина взревела дизелем и, оставив позади себя чёрное облако выхлопных газов, ринулась вперёд. Два пулемёта методично поливали свинцом всё пространство с обеих сторон дороги. Батальон охраны, залегший за камнями, даже не пытался отстреливаться. Следом за плюющим огнём транспортёром по дороге проследовала небольшая колонна из трёх грузовиков. Замыкал караван полугусеничный Ханомаг. Два его МГ-44, передний и кормовой, прикрывая колонну, тоже работали длинными очередями направо и налево, напоминая своими воющими звуками распиливающую тяжёлые брёвна, циркулярную пилу.

Наш отряд дождался, пока остатки батальона охраны погрузят своих тяжелораненых и убитых солдат в единственный уцелевший грузовик и пешым порядком, устало, словно бы не спеша, двинутся в направлении завода. Затем мы выждали ещё час и ретировались с места недавнего боя, где немцы, демонстрируя героизм и самопожертвование, только что доблестно убивали друг друга.

Мы с Урхо и его парнями вторые сутки сидели в их горном убежище. Более всего меня волновала сейчас судьба старика, моего друга доктора Шварца. Успокоившись и хорошенько поразмыслив над происшедшем, я пришёл к выводу, что на заводе, параллельно с нами, действовала боевая группа людей Штюббе. Это стало ясно сразу с появлением на сцене Пруса. Другой вопрос оставался открытым: Если нашей темой было уничтожение запасов тяжёлой воды, то какова была их цель? Я чувствовал, что ответ смогу получить только от Шварца. Так оно и вышло. На третьи сутки в нашей берлоге появилась Йора. Я, не без самодовольства, заметил, что уже вполне понимаю норвежскую речь.

- Хорош вылёживаться, парни! - с ходу, весело заявила она. - Получена радиограмма из центра. Группа мичмана Урхо переходит в распоряжение доктора Шварца. В городе полнейший хаос. Немцы бегут, квислинговцы удирают с ними. В южной Норвегии происходит высадка англо-норвежского десанта. Они, не встречая сопротивления со стороны немцев, движутся на Север, к Тронхейму.

Перед тем, как войти в город мичман Урхо, во избежании недоразумений, приказал нам срезать с амуниции все немецкие нашивки и знаки различия. У него в загашнике оказался знамя третьего рейха - цвета алой крови полотнище с белым кругом и чёрной свастикой в центре.

- Под этим знаменем – подумалось мне со странным чувством – я провоевал без малого шесть лет.

Флаг разрезали ножом на полосы, из которых смастерили нарукавные повязки. Затем начертили на них хлоркой белый, длинный по горизонтали, норвежский крест. В город мы с Урхо въехали на моём тёмно-синем опеле. Наши парни двигались следом, на своём старом, боевом грузовике. Толпа горожан при въезде, приняв нас за отставших немцев, вначале пыталась побить нас, но разобравшись, принялась тискать, лобзать и радушно обливать пивом, требуя его совместной дегустации. С трудом добрались мы до городской гостиницы. Здесь, поднявшись в просторный номер я, наконец, увидел деда. Старик Шварц сидел в глубоком кресле, выглядел он при этом совсем неважно. При моём появлении он попытался было встать, но со стоном свалился обратно.

- В моём возрасте медицина не рекомендует получать огнестрельные ранения, даже средней тяжести - со слабой улыбкой на белом, как мел, лице заявил он. Я с тревогой увидел, что его левая рука висит на привязи, а из-под рубашки виднеется белая повязка, туго наложенная на плечо. Осторожно пожав его правую руку, я с возрастающим беспокойством отметил, что у старика приличный жар.