Робин Гуд - Дюма-отец Александр Страница 39

— Мы шли вместе рассказать его отцу, почему он не явился домой, — сказал Хэл.

— А вы не можете теперь пойти один, братец Хэл? — спросила юношу Мод, сгоравшая от желания встретиться с Робином. — Моя хозяйка, должно быть, очень нуждается в моих услугах.

Аллан не имел ничего против предложения Мол, и нее снова двинулись в путь.

Брат Тук, сначала молча стоявший в сторонке, тут же подошел к девушке; он постарался быть любезным, улыбался, говорил не так резко, как обычно, был почти остроумен, но все усилия бедного монаха были приняты очень сдержанно.

Такая перемена в поведении Мод огорчила Тука и охладила весь его пыл; он снова отошел в сторону и двигался вперед, задумчиво поглядывая на девушку; та тоже пребывала в задумчивости.

А в нескольких шагах позади Тука шел еще один человек, по-видимому страстно желавший привлечь к себе взоры Мод; человек этот пытался привести себя в порядок, отряхивал рукава и полы куртки, прилаживал получше к шляпе перо цапли, которым она была украшена, приглаживал густые волосы — одним словом, занимался посреди леса тем невинным кокетством, к которому невольно прибегает любой делающий первые шаги влюбленный.

Этот человек был не кто иной, как наш старый знакомый Красный Уилл.

Мод воплощала его идеал красоты; он видел ее в первый раз, но она уже царила и в его мечтах, и в его сердце. Чуть выпуклый белый лоб, форму которого подчеркивали тонкие черные брови, черные глаза, затененные длинными шелковистыми ресницами, розовые бархатистые щеки, нос, как у античной статуи, рот, словно созданный для вздохов и слов любви, губы, в уголках которых таилась лукавая и нежная улыбка, подбородок с ямочкой, обещавший наслаждение, как росток семени обещает прекрасный цветок, лебединая линия шеи и плеч, гибкий стан, легкие движения и очаровательные ножки, ради которых стоило бы усыпать тропинки цветами, — такова была Мод, прекрасная дочь Герберта Линдсея.

Уильям был не настолько робок, чтобы удовольствоваться молчаливым восхищением; желание, чтобы девушка взглянула на него, заставило его вскоре подойти к ней поближе.

— Вы знаете Робин Гуда, барышня? — спросил Уилл.

— Да, сударь, — любезно ответила Мод.

Сам того не ведая, Уилл задел за чувствительную струну и заставил Мод обратить на него внимание.

— И он вам очень нравится?

Мод ничего не ответила, но щеки ее покраснели. Поистине, Уилл был новичком в делах любви, иначе бы он не стал вот так, без всякого стеснения, спрашивать женщину о ее сердечных тайнах; он действовал как слепой, смело идущий по краю пропасти, ибо он ее не пилит; сколько людей нот так же храбры по неведению!

— Я так люблю Робин Гуда, — снопа заговорил он, — что рассердился бы на вас, если бы он нам не нравился.

— Будьте спокойны, сударь, я признаю, что он очаровательный юноша. Вы его, конечно, давно знаете?

— Мы друзья детства, и я скорее готов правую руку отдать, чем потерять его дружбу: это если говорить о сердечной привязанности. А что касается уважения, так я Робина ценю за то, что во всем графстве нет равного ему стрелка из лука; характер же у него прямой, как его стрелы, он храбр, мягок, а скромность его может сравниться только с его храбростью и мягкостью; с ним я не побоялся бы встать против всего мира.

— Какие горячие похвалы, сударь! Вы уж слишком высоко его ставите!

— Они так же справедливы, мои похвалы, как то, что меня зовут Уильям Гэмвелл и я честный малый; я говорю правду, барышня, чистую правду.

— Мод, как вы думаете, — спросил Аллан, — барон уже обнаружил бегство леди Кристабель?

— Да, сэр рыцарь, потому что его светлость как раз сегодня утром собирался отправиться с миледи в Лондон.

— Тише! Тише! — произнес подбежавший к ним Маленький Джон: он шел впереди всех и разведывал путь. — Спрячьтесь здесь в чаще; я слышу, что скачет конный отряд; если эти люди нас обнаружат, мы внезапно нападем на них; наш боевой клич — имя Робин Гуда… быстро прячьтесь, — добавил он, сам скрываясь за стволом дерева.

И тут же показался всадник на лошади, которая неслась с фантастической скоростью, легко перепрыгивая через все препятствия — рвы, поваленные деревья, кусты и изгороди; за всадником, сидевшим на обезумевшей лошади как-то странно, — скорее на корточках, чем верхом, — едва поспевали еще четверо верховых; шляпу всадник потерял, его длинные растрепанные волосы развевались по ветру, придавая лицу, дышавшему ужасом, какой-то страшный, дьявольский вид; он пронесся совсем рядом с зарослями, где притаился маленький отряд, и Маленький Джон заметил, что в крупе лошади торчит стрела, напоминая веху землемера.

Всадник в сопровождении своих четырех спутников вскоре скрылся в чаще леса.

— Да хранит нас Небо! — воскликнула Мод. — Это барон!

— Это барон! — повторили Аллан и Хэлберт.

— Если я не ошибаюсь, — добавил Уилл, — стрела, которая торчит в крупе лошади, словно руль, вылетела из лука Робин Гуда. А вы что скажете, братец Маленький Джон?

— Я того же мнения, Уилл, и из этого делаю вывод, что Робин и молодая дама в опасности. Робин слишком осторожен, чтобы тратить стрелы, когда его к тому не принуждают; ускорим шаг.

Читателю будет небесполезно узнать, почему высокородный Фиц-Олвин, будучи отличным наездником, оказался в столь плачевном положении.

Поскакав в лес, барон приказал своему лучшему ездоку посмотреть, что делается на дороге из Ноттингема в Мансфилд-Вудхауз, и на одном из перекрестков встретиться с ним и доложить обстановку; мы знаем, что случилось с этим ездоком: Робин оставил его пешим; случай привел Робина и леди Кристабель как раз на этот перекресток, где было назначено свидание, — они подошли с одной стороны, а барон с другой. Беглецам посчастливилось скрыться в чаше прежде чем их заметили, а барон со своими четырьмя конюшими остался на бугре посреди перекрестка ждать возвращения разведчика.

— Пошарьте вокруг: двое в одной стороне и двое в другой, — приказал барон.

«Мы погибли, — подумал Робин. — Что делать? Как убежать? Если мы выйдем из леса, всадники в два счета нас догонят, а если начнем продираться сквозь кусты, шум привлечет внимание этих ищеек. Что же делать?»

Размышляя таким образом, Робин натянул тетиву и вынул из колчана стрелу с самым острым железным наконечником. Как ни была испугана Кристабель, она заметила эти приготовления; дочерняя любовь одержала в ней верх над желанием соединиться с Алланом, и она стала умолять юношу пощадить ее отца.

Робин улыбнулся и кивнул в знак согласия головой.

Он хотел сказать этим: «Я его пощажу». А улыбка означала: «Вспомните, как я спешил всадника».

Солдаты тщательно обыскивали опушку леса, но и сто золотых, обещанных за поимку беглецов, нюха им не прибавили. Тем не менее, положение Робина и Кристабель становилось все более и более опасным, поскольку солдаты, шедшие попарно навстречу друг другу по опушке, все равно должны были бы их обнаружить.

Тем временем старый Фиц-Олвин, стоявший посередине перекрестка, как конный часовой на высоте, господствующей над вражеским лагерем, репетировал уничтожающую проповедь, рассчитывая произнести ее перед своей дочерью, когда она вернется под отчий кров. Барон также изобретал изощренные пытки для Робина, Мод и Хэла и прикидывал с точностью до дюйма высоту виселицы, на которой он повесит Аллана; этот превосходный дворянин уже представлял себе последние содрогания тела похитителя своей дочери и размышлял, сможет ли он оставить труп разлагаться на веревке все то время, пока должен был длиться медовый месяц; он даже улыбался при мысли о том, что на будущий год стараниями сэра Тристрама Голдсборо он уже будет дедушкой.

Но вдруг, посреди этих сладостных мечтаний, лошадь барона становится на дыбы, начинает припадать то на одну, то на другую ногу, по спине ее пробегает дрожь, она лягается и яростно пытается сбросить своего седока; старый иояка держится в седле и старается удержать коня на месте, укротив его, как он некогда укрощал необузданных арабских скакунов. Но все напрасно: человек и животное перестали понимать друг друга; Фиц-Олвин крепко сидит в седле, а в крупе лошади накрепко засела стрела, и тут животное закусывает удила, как барон в своих мечтах, и мчится по лесу не разбирая дороги; эта беспорядочная, безумная, фантастическая скачка выносит барона к Аллану Клеру и влечет неведомо куда. Четверо конюших бросились на помощь своему хозяину, а меткий лучник, схватив свою спутницу за руку, быстро проскочил перекресток.